Исповедь

Раннее утро. Воскресенье. Многие люди приходят на мессу в это время, чтобы послушать приглушенную молитву нескольких десятков людей, среди которых есть женщины и старушки, мужчины и дети. Посмотреть на священные лики, окунуться в бездну всего чистого и целомудренного. Витражи на окнах красиво и свежо переливались в приглушенном свете внутри монастыря. Ранние лучи солнца особенно дерзко пробивались сквозь белые стекла, освещая помещение своими прямым теплыми лучами, в свете которых можно было разглядеть летающие пылинки, блеск старого золота на рамах икон, а также яркость глаз людей, пришедших в этот час. Высокие трубы органа, который на данный момент находился во сне, готовы были в любой момент заиграть какую-нибудь величественную и громкую мелодию. Тихо перешептываясь и зажигая свечи, люди молились, садясь за деревянные скамьи, расположенные в два ряда от самого входа, до алтарного места, где слева находилось возвышение для священника, по обыкновению обращенного к прихожанам, а не к лику распятого Христа. А пока данный амвон пустовал, довольствуясь украшенной лепниной в готическом стиле. Вообще можно было заметить, что по внутренней части всего храма находятся скульптуры святых, статуи Девы Марии, а в центре, вместо алтарного места, распятый Христос, выполненный из дерева, которое местами высохло от старости, потеряло свое молодое величие и блеск, но даже так производило впечатление чего-то особенного, божественного. В церкви окончательно умолкли голоса, как только на возвышении показался священник. В черной рясе, с белым воротничком и скромном кресте на груди, этот блондин был не старше тридцати, но в голубых глазах читалось то, чего не было и у более старших священников — понимания, любви и веры. Отца Виктора знали многие в округе и многие любили его чтения всем сердцем. Приходя в церковь на мессу, невозможно было оторвать взгляда от нежных уст этого человека. Его челка частично скрывала правый глаз, что придавало некую загадочность и таинственность персоне. А голос — такой пронзительный и слегка хрипловатый тембр голоса мог свети с ума многих людей. Да, святой отец явно знал свои преимущества, и он успешно ими пользовался, давая советы после чтения Евангелия или же в кабинке для исповедания. Порой хватало только заглянуть в эти молодые глаза, вокруг которых пока не было морщинок, а овал лица и щеки пылали свежестью и молодостью, чтобы понять — вот оно, искупление от всего. Как обычно в условленное время отец Виктор открыл свой небольшой часослов, оглядел перед этим граждан, а после начал чтение. Его голос расходился эхом по всему помещению, звучал в каменных устах статуй, и в искривленном от мучений губах самого Христа. А люди… Лишь иногда молились, губами повторяя заклятые слова человека и пребывая в неком экстазе, земном раю, или же его подобии. После чтения на главное место вышел небольшой хор мальчиков, который исполнили несколько песен, в полной мере раскрывая свой талант и не жалея молодых голосов. Прихожане подпевали, кто-то молча слушал, не отводя восторженных глаз от юношей, поголовно одетых в светлые одежды с католическими крестами на груди. Когда все закончилось, часть людей подходила к святым ликам, преклоняясь, целуя стопы и молясь за родных и близких. Выстраивалась небольшая очередь в исповедальню, где уже сидел отец Виктор, выслушивая правду от людей о их грехах. Время шло не спеша, людей было не очень много и поэтому, когда последний человек вышел из исповедальни, Виктор наконец-то мог покинуть закрытое сооружение, чтобы проверить не остался ли кто в церкви. Все скамьи были пусты, вышла уборщица, чтобы подмести пол и убрать пыль с лавок. Виктор стоял в середине зала, так что обзор позволял ему видеть все помещение и находящихся в нем. Его внимание привлекла фигура юноши, с интересом и особой скромностью разглядывающем одну из скульптур. Недолго наблюдая, священник подошел ближе, тихо оказавшись рядом с юношей. Им оказался азиат, черноволосый парень в очках с синей оправой, которая несомненно своей формой подчеркивала крупную форму его глаз. — Я могу вам чем-то помочь? — тихо и вкрадчиво заговорил Виктор, так что парень дернулся от неожиданности, сдвинув скамью на несколько сантиметров влево. — Н-нет. Я просто. Просто смотрю… Парень тут же смутился, поправляя съехавшие на нос очки и смотря себе под ноги. Он был одет в обычные джинсы, кроссовки, какая-то невзрачная майка под спортивной курткой, волосы зачесаны на бок, но даже в таком виде Виктор залюбовался на парня, сравнив его со статуей одного из херувимов, что находился на стене восточной стороны храма. Переведя опять взгляд на юнца, священник невольно заметил сходства: круглое личико, нежные черты лица, даже детские, легкий изгиб рук, курносый носик и спелые, слегка даже пухлые губы. Свободная майка открывала контуры белой кожи, выраженных ключиц и начала груди. — Я вижу вас не впервые. Вы приходите сюда каждое воскресное утро, но всегда стоите поодаль, не присаживаясь на скамью с остальными прихожанами. Почему? Парень казалось покраснел еще больше, но набравшись смелости, он нашел в себе силы повернуться лицом к лицу со священником и поднять взгляд. В свете витражей его карие глаза заиграли красками, переливаясь от яркого пурпурного до пронзительной зелени, которая встречается по дороге ранней весной. — Я, да. Я прихожу сюда исключительно на ваше чтение, — тихо проговорил парень, вновь опустив взгляд, — просто мне нравится, как вы ведете людей к истине. У вас такой пронзительный взгляд, потрясающий голос и… вы даете мне веру. Да. Каждый раз, как я возвращаюсь домой после посещения церкви, я чувствую некую силу, заряд энергии. Он идет от вас. «Поразительно» — подумал про себя Виктор, не сводя глаз с юноши. А когда тот закончил, блондин коротко улыбнулся, прикрыв глаза и опустив голову. — Видимо, нам с вами есть о чем поговорить. Пройдемте, исповедальня пуста, так что мы сможем с вами там уединиться. Деревянная кабинка, разделенная на две части и закрытая со всех сторон от посторонних глаз находилась неподалеку от распятия.Разделившись на две части, занавески закрылись, скрыв тех, кто находился за ними. Перегородка между священником и приходящим была сетчатая, чтобы можно было видеть очертания лиц друг друга. — Расскажи мне, сын Божий. Что тебя терзает? Какие грехи ты хранишь в своей душе? Что мешает тебе жить? — начал Виктор, смотря прямо перед собой на занавеску, так что юноша мог разглядеть его профиль лица и задумчивый взгляд, изучающий жесткую ткань. — Меня зовут Юри Кацуки. Я из Японии, приехал в этот город по семейным обстоятельствам: мои родители купили дом и уехали из родной страны. Я раньше никогда не обращался к религии, но сейчас чувствую некую потребность в ней. Я чувствую себя виноватым, святой отец, - выпалил тот, ерзая на месте. — Почему? Ты совершил какое-то злодеяние? — Я влюбился, — недолго помолчав, признался тот, — влюбился в мужчину, но не душевно, а телесно. Виктор повернул голову, смотря на размытый силуэт юноши, который еще несколько мгновений пробыл в таком положении, а после, одернув занавеску, вышел из кабинки и направился к выходу. Весь последующий день священник пребывал в задумчивости. К нему приходили по разным нуждам и с разными проблемами, но никогда еще не сознавались к любви к человеку, такого же пола, как и он сам. Виктор не мог понять, что он должен был ответить мальчику. Несомненно, возлежание с человеком такого же гендера, как и ты — грех, но все было бы слишком просто, если бы не еще несколько вытекающих моментов. На обеде к Виктору подошел его хороший друг и помощник, Кристоф, читающий мессы в другие дни, когда нет Виктора. Блондин рассказал ему о сегодняшнем посетителе, прося совета. Но с какой-то стороны он уже знал, что может ответить ему его кудрявый друг, хотя и не исключил, что после его слов на душе у него стало легче. — Подожди немного. Уверен, что он придет еще сюда и ты сможешь искупить все его грехи, мой друг, — говорил Кристоф, отпивая теплый чай из кружки. — Ты думаешь, что я справлюсь в одиночку? Мне понадобится твоя помощь. — Бог поможет, Вик. А меня даже не спрашивай — я никогда тебе не откажу. Так прошла еще одна неделя и, как и предсказывал Кристоф, на следующую воскресную мессу паренек пришел. В этот раз он осмелился сесть на последнюю в ряду лавку, что несомненно порадовало священника. Все прошло как обычно. Люди приходили и уходили, их жизни, судьбы. У каждого свои планы, дети, мысли, чувства… Ничто в нашем мире не течет однообразно, ведь мы не река, чтобы иметь только одно направленное течение. Жизнь такая вещь, что ты можешь идти по привычной дороге в магазин, но что-то пойдет не так. Новый фактор, полностью меняющий историю не только твоей жизни, но и судьбы. Он может быть положительным, а может быть отрицательным. Вопрос лишь в том, как ты сам отреагируешь на это событие, продолжишь ли его, или перечеркнешь, пожелав оставить все как есть. Закрылась дверь за последним посетителем. Юноша из Японии поднялся с лавки и прошел к священнику. Он уже знал, что его ждут, знал, что Виктор мог рассудить его слова, как признание в любви. Ведь он буквально в открытую признался ему об этом еще до похода в исповедальню. Священник улыбался, протянув руку Юри, приглашая следовать за ним. — Снова в кабинку, сэр? — спросил юноша, следуя рядом со священником. — О нет, сын мой. Я много думал о твоем грехе и нашел способ искупить его. Японец округлил глаза, смотря на священнослужителя и не совсем понимая о чем он говорит, но он несомненно был рад такому вниманию. Эта прошедшая неделя стала испытанием для юноши, но она же утвердила его истинные чувства. Ведь тогда, в исповедальне, он не признавался в любви Виктору, нет. Он признавался в любви Богу, а Бог, как известно, для каждого был свой. Кто-то видит его в своих родителях, кто-то в любимом человеке, а кто-то в священнике, в блеске его голубых глаз и сияющей улыбке. Словом, Виктор для Юри и был Богом, так что такое внимание со стороны блондина завораживало японца, несомненно радовало и смущало одновременно. Пара зашла в небольшую комнату с каменными стенами и одиноким окошком, которое тоже было украшено витражным стеклом. У одного края комнаты стояла двухместная кушетка, а напротив, о Боже, висели хлысты, веревки, разного рода сексуальный игрушки. Когда юный парень заметил это, то впал в шок и не сразу понял, что святой отец только что запер дверь за своей спиной, выбросив ключ в проем между дверью и полом. Японца это напрягло еще больше, но самый страх подступил, когда Виктор начал расстегивать полы своей одежды. — Покайся, сын мой, — произнес священник и обнажил кожаные ремни на своем теле под рясой. Блестящая черная кожа обвивала слегка подкаченное молодое тело, такие же темные стринги плотно обтягивали мужское достоинство священника, обрамляя нижнее белье кружевами по боковой кайме и соединяясь с сетчатыми чулками на бантиках. Улыбка Виктора теперь была не чистой и невинной, а скорее хитрой, зловещей. Сделав пару шагов навстречу юноше, оставаясь с расстегнутой рясой, священник снял с себя крестик, положив его на полочку у окна. — Все мы грешны, сын мой, — повторил тот, — но кто как Бог? Никто как Бог…* — Святой отец, что в-вы… вы… — У Юри язык не поворачивался, так что тот мог только пятиться назад, пока не покачнулся и не сел на кушетку. — Расслабься, малыш и получай удовольствие. Я очищу тебя всего, снаружи и изнутри… Скинув рясу на пол под ноги, Виктор сел на колени, расстегивая ширинку брюк Юри и достав оттуда пока что мягкий половой орган. Но ненадолго… Гладкость губ и шершавая текстура языка Виктора быстро сделали свое дело, заставив юного Юри возбудиться и покраснеть еще больше. Хотя священник и отметил про себя, что парень не особо сопротивлялся, скорее не знал, что ему делать, как поступить в такой интимной ситуации. Забравшись на кровать, блондин встал на колени, прижимая мальчика к себе спиной, и шепча ему всякие ласковые словечки на ухо. Руками он блуждал по его немного пухлому тельцу, спуская с коленочек расстегнутые джинсы, поднимая рубашку и снимая ее с тела юноши через верх. Юри не боялся, скорее, пребывал в недоумении, что происходит. Его тело реагировало на ласки того, кто был ему симпатичен, а вот мозг не успевал соображать и отзываться на происходящее. Ну, раз разум такой заторможенный, не пребывать же в амебном состоянии, верно? Выгнувшись в пояснице, Юри позволил снять с него очки и убрать их на тумбу, позволил и обнять, нежно чмокнуть в пухлую щечку, едва коснуться головки возбужденного члена, чтобы из пухлых губ вырвался тихий хриплый стон. Виктор снял с Юри галстук, повязав его на глаза азиату и положив его на кровать. Он истязал его: ласковыми движениями касался разгоряченной кожи, оттягивая ремни на собственном теле, ласкал мужское достоинство губами, не забывая помогать себе рукой и сжимать упругую плоть, когда Юри становилось слишком хорошо. Пока Юри был в неведении, Виктор связал его руки шелковой лентой, развернув его на живот, головой к стенке, задом к себе. Взял кнут и принялся стегать его девственное тело. Жарко, пошло, мокро. Тоненький голосок Юри звонко отзывался на каждый удар, оставлявший розовую полосу на аппетитных ягодицах юноши и бросающий в пот их обоих. Священник ослабил ремни на своем теле, чувствуя, как пот стекает с разгоряченного тела, как мышцы напряглись на спине и руках. Он был словно Аполлон из Древней Греции, по сравнению с мягким, пухлым юношей, который жарко дышал, в преддверии нового удара. — И как долго ты грешил, Сын мой? — шепотом спросил у него Виктор. — Почти пять лет, сэр… — проскулил юноша, тут же застонав от последующего удара. — Да ты развратник. Тебя нужно очистить… Замок в двери тихо проскрипел и в комнату вошла персона. Юри сжался всем нутром, но сменить позу или даже пошевелиться не посмел, так и оставшись в положении задом кверху. — Виктор, уже начал не дождавшись меня? — произнес новый голос, а затем последовал шорох одежды и звон чего-то металлического. — Я не мог сдержаться, прости меня, Крис… Произошло явно что-то, чего Кацуки видеть не мог, потому что совсем скоро рядом с ним оказалось еще одно тело, жарко дышавшее, прижимающееся к телу японца. А затем последовал свист кожи, удар о плоть и пронзительный стон. Юри не успел понять, потому что буквально через миг его тело ощутило такой же свист хлыста и жгучую боль от хлястика на конце гибкого основания. «Святой отец…» — подумал Юри, догадавшись по голосу, кто находится рядом с ним. А сладкие мучения продолжались. Некий неизвестный для азиата Крис стегал их то вместе, то по очереди, уделяя особое внимание ягодицам и спине, так что к концу этого «очищения» у обоих пекло кожу в самых нежных местах. Холодная рука коснулась свежих ранений на теле Юри и он почувствовал сладкое облегчение, такое томное и приятное, что стон вырвался сам собой. Но не успел он насладиться отступавшей болью, как загремела пряжка ремня, а само кожаное изделие прошлось по мокрой коже. Юри закричал, вздернув голову и задрожав всем телом. Он почувствовал, как кто-то взял его за волосы, заставив запрокинуть голову назад. — Не смей подавать голос без моего разрешения, понял? — прозвучал хриплый брутальный голос на ухо Юри. Тот молча кивнул, ожидая еще один удар, но его не последовало. Вместо этого, нечто странное было закреплено на половом органе Юри. Ремешки затянули, щелкнул замочек, а еще несколько петель обвили мягкое тело, аки змеи удавы. Юри боялся, что этот новый незнакомец не является таким же Богом, как и его возлюбленный Виктор. Но даже не смотря на это, каждое касание его рук, хриплый голос и нежные поцелуи дарили азиату дрожь по всему телу, возбуждение, желание, с которым ему было все труднее бороться. Он не мог видеть, не знал как выглядит его мучитель и кто именно сейчас пристраивается к его заднице, двигаясь рывками, рвано, быстро, буквально втрахивая японца в матрас. — Скажи ему это Виктор… Скажи ему, — прозвучал шепот за спиной. — Я-аа… ах… Я освобождаю тебя от всех грехов твоих… Отныне, ха! Голос Виктора звучал страстно, громко, прерываясь стонами и неясными звуками, шлепками. Послышался смачный шлепок ремня о чью-то кожу, вскрикнул блондин, прибавив темпа своим движениям. Кацуки понял, что это Виктор. Виктор сейчас за его спиной и он весь принадлежит ему. От такого юноше сразу полегчало, так что он более не сдерживал стонов и мольбы. Он отдавался весь навстречу своему идолу, пускай того и лупили нещадно отчего сам святой отец вскрикивал и болезненно сжимался всем телом от каждого нового удара. Неважно. Он был Иисусом, принявшим всю боль на себя, защитивший своего птенца от жестокости и смерти. От подобной метафоры в голове Юри все поплыло, он закрыл глаза, почувствовав, как его тело содрогается под натиском удовольствия, а из члена выходит липкая смазка. Его глаза закрылись, дыхание стало ровнее, а тело и душа чище. Юри не знал, сколько он проспал, но когда очнулся, то ощутил на себе одежду, в которой и пришел, свободу и расслабленность в теле. Его взгляд был прикован к Виктору в рясе и с крестом на груди, который держал четки в руках и молился иконе в углу над дверью, которую японец почему-то не приметил раньше. — Очнулся, сын мой? — чуть осипшим голосом спросил священник. Он проводил Юри до выхода из церкви, вложив в его теплую ладонь маленький хлебец с выпеченным крестом на внешней стороне. — Да прибудет с тобою вера, сын Божий, — улыбнулся священник и, развернувшись, ушел восвояси. Он не знал, что Юри, уже давно наблюдавший за Виктором, влюблен в его тело и душу, и что он прекрасно знает про его интересы и желания в постели, что Виктор и Кристоф - любовники, и что именно Крис занимает верхнюю позицию между ними. Он также не догадывался, что Юри, будучи тихим и скрытым, увлекается садо-мазо, и что на каждую воскресную службу он ходил с анальной пробкой в теле, для остроты ощущений, поэтому и не сидел на лавках во время мессы. Виктор не знал, что Юри работал почтальоном и однажды, увидев Виктора, влюбился в него и поставил себе цель - раз и навсегда завладеть этим нежным и сочным куском мяса. Виктор просто не знал и не догадывался, что через пару недель в монастырь придет новый ученик с черными волосами и в очках с синей оправой.