Говорят, что военные состоят из железа.
Их с раннего детства держат в ежовых рукавицах, прибегая к кнуту гораздо чаще, чем к прянику. Дисциплина — это неотъемлемая часть жизни любого парня из воинской части, будь то рядовой солдат, еще не привыкший к будням армейца, или контрактник, знающий все это изнутри. Он тоже стоял в наряде вне очереди из-за глупого проступка перед старшими, он тоже мыл унитазы в солдатских сортирах, отгоняя от себя тошноту с суровым лицом. Но теперь это переросло в нечто большее: все отбыли свои сроки и уехали, снова погружаясь в расхлябанную атмосферу всеобщей любви, эти люди снова будут играть в компьютерные игры, отвлекаясь лишь на только что поставленную тарелку пирожков, которые испекла их заботливая мама.
Эти люди будут ложиться спать в десять утра, а просыпаться в пять вечера. И только те, кто четко решил связать свое будущее с этим суровым миром борьбы за «что-то», будут играть в контр-страйк в реальной жизни изо дня в день. Только после проигрыша они не возвратятся в начало. Они навсегда останутся в земле со словленной лихой пулей в сердце.
Путь служащего по контракту выбрал Гарри Стайлс.
Жалеет ли он? Нет. Б
ыл ли у него выбор? Нет.
Есть ли у него какие-то мысли на тему его будущего без боев в горячих точках? Нет.
Гарри Стайлсу с детства говорили, кем он будет. Его отец — морпех, мать — радистка. Да и чего уж греха таить, вся их династия ни разу не «пятнала» себя кем-то невоенным. Помнится, Гарольд даже проверял это на генеалогическом древе, развернутом на стене в длинном темном коридоре их усадьбы. Под каждым портретом, с которого гордо смотрел очередной Стайлс, была не менее гордая подпись вроде: «старший лейтенант» или «командир взвода». Даже женщины, все до одной в их семье они были военными. Поговаривают, что некоторые из них специально отслуживали свое по контракту, будучи безумно влюбленными в кого-то этой фамилии, только чтобы достичь своей цели и стать ее частичкой. Если быть честным, каждый представитель рода (вернее сказать, клана?) Стайлсов выглядел как полу-бог, с которого хочется писать картины. Строгие и четкие черты лица, острый подбородок, в общем, это просто дополняло и описывало их характер. И отличительной чертой абсолютно каждого из них были ярко-зеленые глаза, которые могли с одного взгляда сразить человека наповал. В прямом смысле. Бывает, что служащие, секунду назад обсуждавшие их старшего, навсегда замолкали на эту тему, лишь видя этот строгий глубокий взгляд.
Итак, вернемся к типичному представителю этой фамилии. Гарри Стайлс был человеком, который всегда четко и прямо выражает свои мысли. Всегда знает наперед, каким должен быть его шаг в той или иной ситуации. Он знает, что делать, когда остается в одиночку в окружении шестерых палестин с автоматом, в магазине которого есть лишь один патрон. Он знает, что делать, когда свыше дают инструкции вести своих бойцов на смерть. Даже когда он спускается по лестнице, каждое его движение выглядит до мелочей отлаженным. 46-летний Гарольд может занервничать и растеряться лишь тогда, когда 19-летний парень надевает на его голову венок из ромашек. А, ну и тогда, когда мама этого самого парня появляется в дверях их с ним квартиры, а с кухни подозрительно начинает попахивать гарью.
В действительности, он ругал себя за внутренний разлад в такие моменты.
Ведь военный всегда должен быть собранным. Хотя, это не мешает находиться ему в (почти) полном расслаблении, когда засыпающий парень обхватывает его шею тонкими холодными ручками, сонно шепча куда-то в шею слова любви.
Почему холодные руки Луи согревают Гарри лучше, чем огромный костер в поле, воздвигнутый перед солдатскими палатками?
Тем не менее, никогда в своей жизни командир Стайлс не произносил слово «люблю». Это непозволительно для военного. По крайней мере, он так считал.
Луи Томлинсон, которого Гарри называл просто «Гражданский» (
согласитесь, довольно ласково. Он называл парня так, ведь у военных нет эмоций), расстраивался из-за этого. Он мог плакать, утыкаясь в колени своей мамы, крича о том, что, наверное, Стайлс его не любит. Да, Луи давал волю эмоциям, в отличии от своего возлюбленного. Да, он любил иногда закатывать истерики, но знал меру. Кстати говоря, Гарри это веселило и он чувствовал себя живым человеком, но он лишь сурово однократно ударял кулаком о стол с громким басом: «немедленно прекратить!». Он показывал это,
ведь у военных нет эмоций.
Даже во времена ожесточенных боев в горячих точках в Гарри сидела одна навязчивая мысль о том, что он скучает по тому худенькому мальчику с карамельными волосами. Но он в страхе отгонял от себя это. Ведь у военных нет эмоций.
У Стайлса иногда появлялось неконтролируемое ощущение трепета в душе, когда он видел, как Луи пытается достать их семейный альбом с верхней полки, когда Луи поглаживает свой живот, еле слышно в мечтаниях говоря «если бы у нас были дети…», когда ему приходило письмо от одного адресата из тыла. Но он каждый раз с суровым видом отгонял это от себя, потому что он не должен.
А когда у него бывали короткие отпуски, он чувствовал себя в раю. Наконец-то дождавшийся мальчик, который так переживал за своего контрактника, расслаблял чопорного командира подразделения как никто другой всего лишь своей домашней улыбкой. Они проводили весь этот отпуск только вдвоем, в тихой атмосфере, наслаждались друг другом и это было лучше, чем ощущение того, что ты остался жив, выйдя победителем из кровавой бойни в Каире.
О мальчике Стайлса никто не знал, кроме уже описанной великой династии. К выбору мужчины они отнеслись холодно, ведь считали, что он наиграется и после выхода в отставку возьмет в жены заранее заготовленную Мэри.
Иногда, находясь в своем кабинете, командир писал обратные письма своему адресату. Вернее, на чистом выцветшем листке бумаги он делал карандашную зарисовку прошедших событий на фронте. Например, сейчас Майку отрывает ногу снарядом, а люди радуются: «везунчик! Вернешься к семье», «такие деньги отвалят!», «такой протез организуют!» Гарри считал подобное смешным (военный юмор, что поделать) и делился этим с Луи. Тот, в свою очередь, радовался хоть какой-то связью с возлюбленным.
Однажды перед зеркалом Стайлс пытался выдавить из себя всем известную фразу из трех слов, выражающую любовь. Это получилось очень криво, будто он пытался что-то сказать на том непонятном языке, что расшифровывают люди в штабе для того, чтобы узнать о планах тех, с кем воюет Гарри. В тот момент в комнату зашел солдат, которому не терпелось доложить о неподобающем поведении в строю. Слава Богу, что ни слова он не расслышал.
Тогда Стайлс пришел в бешенство и вся рота получила наказание в виде поочередного патруля территории.
***
Это было раннее весеннее утро. Сегодня командира отправляли в новую горячую точку. Это место славилось огромным количеством потерь их стороны. Поэтому было принято решение отправить туда одного из лучших военно командующих страны. Не самое логичное решение, но это был, прежде всего, солдатский долг. Получил приказ — выполнил приказ.
Переживал ли Стайлс? Возможно. Слегка. Он уже привык к постоянному риску. А вот Луи все время короткого отпуска давал волю слезам и от всей души не хотел отпускать военного. Он понимал, что тот все равно уйдет, но никто не тратил столько нервов, каждый день прокручивая у себя в голове сценарий, каким образом Гарольд может погибнуть. Хоть Томлинсону было всего 19, он обзавелся огромными мешками под глазами и шалящими нервами. Да, парень вступил в ряды партнеров, ждущих своих мужей со службы слишком рано.
Сейчас мальчик мирно спал, успев невольно переползти на теплое место, где лежал зеленоглазый. Тот, в свою очередь, надевал отглаженную форму и не без грусти смотрел на объект в его постели. Ему правда не хотелось покидать ложе. Мужчина старался делать все тихо, чтобы не видеть слез мальчика, приносящего ему радость. Он не хотел, чтобы тот просыпался и видел это. Но тяжелые сапоги опустились на пол слишком громко, что заставило Стайлса замереть и сжать зубы, поворачиваясь к кровати. Луи все еще спал.
Гарри мог мастерски прятаться от сирийцев, будучи в метрах от вооруженных людей, но здесь он неуклюж.
Последний раз взглянув на посапывающего мальчика, Стайлс ушел без лишних слов. Немного коря себя за это
***
Прошло два месяца. Огромные потери в рядах командира Стайлса. Иракцы не сдают позиции. Как только трупы оттаскивают с поля боя, приходят новые бойцы со смуглой кожей.
Он был весь на нервах. Сверху лишь одна инструкция: «выполнить задание любой ценой». Он злился, ведь ничего толком не получалось, никакого продвижения. Они прошли лишь на два дома по улице. И все. Сражения шли в одних и тех же локациях, выгодных арабам. Подкрепления не шло, но Гарольд упорно продолжал идти к своей цели. С противоположной стороны едва ли не каждый день поступали предложения развернуть войска и уйти по добру-по здорову. Но командир лишь рвал их в приступах злости и тут же отправлял своих солдат вперед.
Наконец, запрошенное подкрепление прибыло, так что силы оказались равны. На днях просочилась информация от разведчиков, что идет какая-то спецоперация, направленная на разгром армии Стайлса.
Он был готов ко всему: к динамиту в рядом стоящем грузовике, к неожиданному окружению или пуску газа. Но не к тому, что ждало его за железной дверью в подвале разрушенной школы, где ему назначила неофициальные переговоры арабская сторона. Он пошел туда с дюжиной солдат, что прикрывали его. На самом деле, каждый из них думал, что Стайлса просто хотят убить и долго отговаривали от этой встречи. Но командир понимал, что стоять на мертвой точке месяцами не получится.
Дверь с противным скрипучим звуком отворяется и Гарольд видит заложника в комнате. По бокам от него стоит несколько иракцев с винтовками. Он предположил, что это тот парень, Томми, которого раненного взяли в плен на прошлой неделе. Поэтому он был уже готов отказаться от какого-либо диалога, ведь попавших в плен мужчина уже не признавал за своих. На его губах заиграла самодовольная улыбка.
Точно такой же улыбкой наградил его один из арабов и сорвал мешок с головы стоящего на коленях парня со связанными руками.
Сердце Стайлса пропустило удар.
Это был Луи. Он не выразил ни одной эмоции, сдерживая себя с невероятной силой. Глаза мальчика были дико напуганными и красными, он дрожал и кричал Стайлсу «соглашайся! Вытащи меня!».
Тот, что старше по званию со стороны Ирака подошел ближе к Гарри. Он выдвинул требования, которые заключались в том, что он немедленно должен развернуть войска и сегодня же покинуть территорию страны, оставив город и военную базу, то есть, саму точку.
Гарри смотрел стеклянным взглядом куда-то в стену. В его голове было столько разных мыслей, конфликтующих между собой. Он вспоминает первое свидание и то, как впервые в жизни Луи подарил ему улыбку. Он вспоминает их наскоро сыгранную свадьбу. Он вспоминает, как радуясь и смеясь, Луи убегал от него в поле. Вспоминает те истерики. Вспоминает их подгорелый ужин для матери Томлинсона. Как все давились этой гребанной уткой. Вспоминает строки из писем Луи. Вспоминает, как Луи бережно стирает военную форму.
Вы когда-нибудь видели ураган в человеке?
Он бегает глазами по стенам и потолку, затем в упор смотрит на Луи и резко отводит взгляд, шепча что-то под нос.
Мужчина с винтовкой спрашивает финальное решение, Стайлс шепчет сквозь зубы:
«Мне плевать. Я не согласен».
В глазах Луи ужас.
Вы когда-нибудь видели апокалипсис в человеке?
Он кричит, он плачет и начинает ерзать по полу, командир слышит: «Гарри, одумайся! Гарри, я люблю тебя!»
Через секунду следует глухой выстрел, до Стайлса долетают капли крови, пачкая его одежду.
Луи мертв.
Он опускает голову и в первый и последний раз произносит три слова.
«Я люблю тебя».
Ведь у военных есть эмоции
