Венок чувств.

Он тонул в колосьях цвета предзакатного солнца, которое любит «целовать» маленьких детей (по крайней мере, так всегда говорила моя бабушка). Золотое солнце светило ему в спину, очерчивая и без того изящные линии его фигуры и заботливо оглаживая складки на одежде, изгиб шеи, тонкие, словно веточки цветущей ранней весной яблони, пальцы. Иногда, когда он ненароком поворачивался, лучи дядюшки-солнца ложились на его пушистые ресницы и выпирающие ключицы, а розовые губы солнце укрывало пледом летней теплоты и ярко пахнущих цветов. Но все это меркло и одновременно вспыхивало захватывающей дух красотой, стоило только взглянуть в глаза, дурманящие цветом изумрудов, травы с упавшими бусинами росы с платья очаровательной, но вместе с тем почти неуловимой Зари на листьях. Глаза, пронизанные лучами заходящего желтолицего дядюшки. Казалось, в этих омутах можно утонуть, спускаясь медленно по пронзавшим иглам, чьи концы теряются где-то далеко в глубине. Познакомиться с каждым чертенком, обсудив какую-нибудь книгу Бредбери или О'Генри под звуки рок-н-ролла из старого проигрывателя. Его голову оплел тонкими, ловкими стеблями полевых цветов венок. Его темные, и без того непослушные волосы цвета мглы летней ночи, когда просто невозможно уснуть, торчали в разные стороны из-за покалывающих стебельков благоухающих цветов. Казалось, это проросли меж темных прядей мысли и чувства, что он гнал в самые дальние уголки своего разума, в тайне страшась их, но уверяя себя, что это лишь ненужный сор, который даже и думать оставлять «в дальний ящик« нельзя. И вот, объединившись, они устроили бунт и вырвались наружу, став изящными цветами, манящими своей красотой. В его бледных руках цвета теплого молока уютно устроился букет из колосьев, цветов, травы, зеленых веточек и, кажется, частичек его внутренней Вселенной. Пшеница мирно шуршала, окружая ноги юноши, будто не желая его отпускать. Бархатные губы цвета закатного неба украшали его лицо легкой полуулыбкой Джаконды. Он смотрел своими умопомрачительными глазами полными детского счастья и безмерной любви прямо на меня и, знаете, это самое лучшее, что со мной случалось за мою относительно недолгую жизнь. Я сидел на мягком пледе под раскидистым деревом и чувствовал себя полным придурком, потому что не мог прикоснуться к этой красоте, что стояла в паре метров от меня, что не позволяла даже вдохнуть (а то вдруг вспорхнет и улетит). Видимо, я сидел в оцепенении достаточно долго, ибо эта самая красота по-доброму усмехнулась, поняв все без слов, и, с лёгкостью преодолев оковы колосьев, приземлилась рядом со мной на клетчатый плед. Молочные руки протянули мне букет. Я с лёгким удивлением принял его, а потом вдруг понял. Он подарил мне весь свой Мир. Без тени сомненья, он вот так просто, словно поделился сигаретой, отдал мне целую Вселенную. И я, к своему удивлению, знал что с ней делать.