Меч Ашмодея

Не успел я даже слова сказать Витьку, как получил от него сокрушающий удар кулаком в челюсть. Мою голову откинуло назад и я искренне удивился, как она удержалась на моей шее. Ноги вмиг стали ватными и я рухнул на лестничную площадку. — Блин, запястье вывихнул о твою морду, — недовольно пробурчал Витёк, внимательно крутя перед собой кисть, словно разминая. Я выплюнул на пол набившую весь рот кровь и усмехнулся: — Извини, братан. Знал бы, что ты так меня встретишь, сразу бросился бы под грузовик. И мне не было бы так больно, и рука у тебя была бы целой. — Поговори мне ещё. Вали давай. Я сделал три глубоких вдоха и рывком поднялся на ноги. Голова кружилась и гудела. — Вить, я не уйду пока не поговорю с ней. — Ещё как уйдёшь! — Послушай меня! Не знал я что она беременна, ясно! Не знал! И она сама мне ничего не сказала! — Ну вот узнал ты и что? — Что? Я пришёл просить у Кати прощения. — Не нужно ей твоё прощение. Ты плюнул ей в душу, понимаешь? И мне кстати тоже. Мы ведь всегда друзьями были! Помнишь, что ты говорил мне, когда признался, что встречаешься с моей сестрой? Помнишь?! Я неосознанно опустил взгляд под ноги, словно ребёнок, которого отчитывают родители. — Помню. Я говорил, что не причиню её боль. Никогда. — И ты не сдержал слова. Ай, что с тобой базарить тут. Заходи, нечего на лестничной площадке орать, и так уже наверно эта безумная бабка с тридцать второй уже ментов вызвала, — Витёк вдруг внимательно посмотрел мне в глаза и серьёзно спросил — ты правда не знал о ребёнке? — Не знал. — Ладно, иди оправдывайся, горе-жених. И учти, за твою разбитую физиономию я извиняться не буду. — И не надо, друг. Я заслужил. Я прошёл в квартиру Витька, обычное двухкомнатное жилище среднестатистического гражданина России. Сильно пахло табаком. Не сигаретным дымом, каким впору травить крыс в подвалах, а настоящим натуральным табаком. Витёк очень любить самокрутки и не любит магазинные сигареты. Я ему говорил, что от его курева легче загнуться в его двадцать шесть лет, чем от палёной водки, но тот лишь молча пожимал широченными плечами и с философским спокойствием удава вгонял в лёгкие очередную порцию дыма, которая лично меня завалила бы не хуже его же кулака. Я прошёл не разуваясь (ну забыл за эмоциями, бывает) в спальню, где на кровати сидела Катя. Я закрыл за собой дверь и сел рядом с ней. — Ну? Рассказывай давай. Катя спокойно смотрела на меня. Холода в её взгляде хватило бы на создание двух, а может даже и всех трёх айсбергов. — Катенька, прошу, пойми меня, — я откровенно не знал, что говорить, хотя готовился к этому разговору очень серьёзно. — Понять? Ты осмелился придти сюда. Причём мой брат даже не покалечил тебя и не спустил с лестницы. И вот ты сидишь рядом со мной и говоришь всякую…глупость. Так стоило ли так рисковать? Голос Кати, несмотря на внешнее её спокойствие, едва не срывался на плачь, и до меня наконец дошло, какая же я сволочь. Почему я тогда сказал ей, что бросаю её? Ради другой? Или захотелось жизни в своё удовольствие? Нет. Я просто тогда был дебилом, ещё большим чем сейчас, не зная что говорить ей, что бы она в истерике не закричала брату, что бы он выкинул меня в окно. А ведь он может, блин, так сделать. И самое главное: я не могу ей сказать правду, почему я бросил её. Ведь если я скажу, что мне это сказали голоса из темноты, то она точно решит, что я псих. Может, так и есть, я не знаю. Но те голоса пять ночей подряд твердили мне, что бы я не цеплялся за этот мир. Что бы я ничего не приобретал для того, что бы не приходилось ничего терять. Не знаю, раньше я никогда не жаловался на своё психоэмоциональное состояние, но эти жуткие голоса говорят сами за себя. И что самое интересное — когда я порвал с Катей, они замолчали. Но, разумеется, никакого покоя я не получил. Я люблю Катю, и в итоге я всё равно вернулся к ней. А когда мне её подруга написала по «ВК», как я мог кинуть её «в положении», я мягко говоря офигел и долго приходил в себя. В конце-концов я решил наплевать на все эти голоса из ночной темноты и вернуть себе смысл своей жизни. Да, Катя смысл моей жизни. — И почему ты молчишь? Пришёл и нечего сказать? Нет, мне есть что сказать. — Нет, мне есть что сказать, — я сейчас как никогда был преисполнен решимости, — Катя, я люблю тебя и не хотел, что бы так получилось. Я буду жалеть о своём поступке до конца своей жизни. Подожди, не перебивай! Я не знал о ребёнке. Ты мне не сказала. Кстати, какой срок? — М-месяц, — моя Катюша едва сдерживала слёзы. — Катя, я хочу что бы у нашего ребёнка были родители. Была нормальная семья. Мама и папа. Ты понимаешь? И поэтому я хочу сделать всё для этого. А ты? — Д-да, — на этот раз Катя заплакала, и я наконец крепко обнял её и стал целовать. Затем я слегка отстранился и так же сидя на краю кровати, достав из кармана маленькую коробочку, которую заготовил заранее, и, открыв её на ладони, протянул Кате. — Ты выйдешь за меня? Тук-тук-тук-тук. Сердце никогда не билось так бешено. — Да — услышал я ответ. И я стал счастлив.              *** Город как будто вымер. Серые тучи заволокли всё небо, похитив так же и солнечное тепло, поглощая его в себя, но не давая упасть на холодную землю под собой. Лёгкий ветер шевелил кроны деревьев, забегал мне под кожу и холодил душу. Что-то не так. Где все люди? Где бродячие собаки или кошки? Где, блин, хоть какие-нибудь признаки жизни? Я смотрел на пустые улицы, на тёмные проёмы окон, и мне показалось, что из каждого окна за мной наблюдают…кто? Не знаю, но я их не вижу, а они меня видят, и от этого у меня мурашки по всему телу. Я прошёл половину улицы, так никого и не встретив, и сел на лавочку на детской площадке. Надо подумать. Что со мной происходит? Может я сплю? Да, у меня есть такое странное ощущение, будто я вижу сон и в полной мере осознаю его. Хм, чудное ощущение. — Быстро сообразил. Молодец. Вижу, знаешь про осознанные сновидения. Если бы я мог, то мгновенно подлетел бы на несколько метров и побежал куда глаза глядят. Только что кто-то заговорил со мной, стоя за моей спиной, хотя за мгновение до этого я был уверен, что кроме меня вообще здесь никого нет. Но я не побежал, я только замер, осознавая что мне страшно. Пока до меня дошло, что я должен испугаться, я обернулся и увидел девочку на качелях. Только что её там не было. Хотя это же сон, и чего удивляться всякому непонятному. Девочке было лет шесть, не больше. Синее платье с ленточками, две заплетённые косички, улыбка, снисходительная, что-ли… и глаза. Большие, без белков. Чёрные глаза, в которых ничего не отражается. Я поднялся со скамейки, и девочка сказала: — Не бойся меня, Александр. Хотя по моему тебе подходит больше другое, твоё настоящее имя. — Кто ты? — Я твой друг, и ты можешь полностью доверять мне. Но ты этого не делаешь. Я говорила тебе, что бы ты оставил всё, что у тебя есть? Если это сон, то очень странный сон. Если же нет, то мне пора в психушку. — Это ты…ты разговаривала со мной? — Да. Я предупреждала тебя. Твои дни в этом мире, грубо говоря, сочтены, и твоей невесты тоже. И твоего ребёнка. — Заткнись, дрянь! Заткнись! — Ай как грубо, — жуткая девочка укоризненно посмотрела на меня, — тебя не учила мама хорошим манерам? — Да что тебе надо от меня? Почему ты изводишь меня? — я очень устал, как будто эта девочка крала у меня энергию. — Я подготавливаю тебя. Таких как ты почти не осталось. Кроме тебя есть ещё один, все остальные мертвы. Не без моего участия. Но мне пришла в голову идея не убивать оставшихся, а привлекать их на свою сторону. Я начала с тебя. Второй подождёт, пока я с тобой не разберусь. Ну что, ты хоть что-нибудь понял из моего ответа? Вижу, что нет. Поэтому нечего спрашивать было. Но я искренне хотела, что бы ты не страдал, когда потеряешь ту, которую любишь, но ты решил по своему. Поэтому приготовься к боли. Может, это даже и к лучшему. Девочка слезла с качелей и не касаясь земли пролевитировала ко мне. — Запомни этот разговор. Потому что, когда мы увидимся вновь, ты будешь уже другим. Ты будешь даже не человеком, а тем, кем ты был создан изначально. А теперь просыпайся. *** Я не знал, был ли это сон, или на самом деле со мной разговаривала демоническая девочка. Или не демоническая. Или не девочка, а замаскированное чудовище. Неважно. Я решил, что это был странный сон, появившийся в моём воображении на почве последних моральных потрясений. На том и решил. В конце концов, у меня свадьба на носу. Моя мама вовсю обзванивала своих подруг и знакомых, делясь радостной новостью. Я по прежнему ходил на работу. Катя ждала меня дома. Всё просто замечательно. Кстати о работе. Меня повысили, причём основательно. Причём я этого не хотел. Дело в том, что я наладчик ТПА на заводе по производству всяких изделий из пластмассы. С зарплатой всё время мудрили, ища за что бы вычесть процентик из премии. И больше всех доставалось бригадирам своих смен. И вот мне сообщили, что теперь в своей смене бригадир я. — Почему? А как же Сергей Павлович? Он же был бригадиром, когда я ещё в шестом классе учился. — Ты что, не знаешь? На пенсии он теперь. А ты семь лет вполне добросовестно отработал, и лимит доверия к тебе есть. Так что принимай новую должность и вперёд к светлому будущему нашего цеха. Вот так я стал бригадиром. Не сказать, что я не доволен, но я просто насмотрелся, как начальство придирается к Сергею Павловичу. Ну ладно, зарплату мне повысили, значит можно и потерпеть. А если что, увольняться мне будет не жалко. Специалистов везде не хватает, и без работы я не останусь если что. Очень на это надеюсь. И вообще, это жизнь. Мы не знаем, что будет завтра, и разумеется, не можем устраивать свою жизнь так, как хотим. Кто-то со мной не согласится, говоря, что если к чему-то стремиться, то это обязательно у тебя будет. Неправда. Исключения, конечно, есть, но если ты родился в бедной семье, где тебя воспитывала только мама, если у тебя не было друзей, кроме одного, с которым ты пошёл бы хоть на край света, если ты даже отлично учился в школе и техникуме, то всё равно ты не вынырнешь из своей тухлой жизни полностью. И в моём случае, тебе не светит убогая жизнь, ведь твой потолок это работа в занюханном цехе до самой пенсии. Видит бог, не такой судьбы я хотел. Но мы не выбираем её. Мы лишь её принимаем. Мне двадцать пять. У меня есть любимая девушка, которая скоро станет моей женой. У меня будет сын или дочь. У меня есть работа, которую я проклинаю, но ничего больше не могу с ней сделать. У меня есть лучший друг. У меня есть своя квартира. У меня есть автомобиль. Вроде, что ещё надо человеку для счастья, но я не был счастлив по настоящему. Словно эта жизнь…эта жизнь не моя. Чужая. Словно я подглядываю за чужим спектаклем и поражаюсь убогим декорациям и неважной актёрской игре. Моя жизнь слишком скучна, однообразна. И всё что я перечислил выше — лишь её издержки, с которыми надо либо смириться, либо благодарить высшие силы за них. В моём случае я благодарю. Благодарю за семью. Но на этом всё. И вот ко мне стали приходить эти голоса. А затем этот странный и страшный сон, в котором девочка с чёрными глазами предрекала смерть Кате и нашему ребёнку. Это, конечно, просто сон, но слишком он въелся в меня, слишком запал в сознание и взволновал душу. И, наверно, поэтому я стал ценить каждую минуту, что провожу с Катей. Она заметила моё повышенное внимание, и ей это польстило. Тревогу за неё, что была в моих глазах, она расценила как тревогу, что я боюсь, будто она не простила меня, и стала стараться всеми силами, что бы я так не думал. Мы стали практически идеальной парой. Но вспоминая слова той гостьи в моём сне, спрашивал себя: на долго ли? *** Первая гроза в году выдалась короткой и слабой. Раз! И нету её. А жаль — грозу я люблю. Она на меня действует успокаивающе. Я покрутил головой, разминая затёкшую шею и отодвинулся от компьютера. Всё таки игры это зло. Три часа как ветром сдуло и даже не заметил. И нервы успокаивают не хуже грозы. Это я о неторопливых ролевых бродилках. Три часа! Мог бы с большей пользой потратить время, пока Катя на своей примерке. — Наигрался, аболтус? — спросила с улыбкой мама. Я был у неё в гостях, так сказать. — Ага. В следующий раз не пускай меня за комп, а то я так Второе Пришествие пропущу. — Ничего, скоро у тебя вообще времени свободного не будет. Всё пелёнки да распашонки. — Да уж. Мама нежно улыбнулась и ушла на кухню. Господи, как же я ей благодарен за всё! Если бы не она, то кто знает, как бы я жил сейчас. Может быть я уже давно сторчался в каком-нибудь подвале. А что, мне лет в пятнадцать довелось столкнуться с такой компанией. Курил травку: спайс там, «зелёнку», прочую отраву. Мне даже это начинало по настоящему нравиться. Я чувствовал себя взрослым, крутым. Тусил в крутых компаниях. Поэтому, когда у меня появлялись деньги, сразу обзванивал своих «друзей» и мы собирались тратить их. И я тогда не задумывался, почему никто из моих «друзей» не звонит мне просто так, когда у меня нет денег, что бы «намутить». Так бы я и угробился, если бы не Витёк и конечно мама. Она не стала ругать меня, кричать, что я плохой сын. Она сделала по другому. Просто сказала: — Нравиться гробить себя? Давай я принесу тебе завтра этой твоей травки и ты покуришь передо мной. Если будет мало, я ещё принесу. Не думай, я знаю где взять. Больше она ничего не сказала, но на следующий день в самом деле принесла откуда-то маленький пакетик из-под «фишек», на четверть заполненный зелёной отравой. — На, кури. Только дома. Если ты загнёшься, то кроме меня никто не увидит, и будет меньше позора на мою голову. А если всё-таки помрёшь — поплачу-поплачу и забуду. Мало что ли сыновей-наркоманов умирают у матерей. И мне стало так хреново на душе. Помню, я тогда даже заплакал, впервые за много лет до этого, и последний раз за остальные годы. С тех пор я не связываюсь с этой гадостью. Но вот от более лёгких дурных привычек я не ушёл. Курение — мой порок. Курю уже восемь лет, и похоже бросить мне уже не суждено. Ну да ладно, я не один такой из семи миллиардов людей. — Чай будешь? — Ага! С лимоном, если есть! — С чем?! — С лимоном! — не лёгкое дело докричаться до матери на кухню через всю квартиру. Слух у неё уже сдаёт. Посидев у мамы ещё час я вышел на улицу. Машина осталась возле моего дома на стоянке. Живу я через несколько домов от мамы и не вижу смысла разъезжать туда-сюда по сотне метров. После непродолжительной грозы пахло озоном. Я вдохнул полной грудью, напрягая засмоленные лёгкие, и пошагал к дому. Скоро приедет Катя и мне придётся внимательно слушать, как она провела свою примерку. У подъезда меня поймал Витёк. Он был явно взволнован. — Сань, что б тебя, почему на звонки не отвечаешь?! — А, что? — я достал телефон из кармана. Восемь пропущенных и телефон в беззвучном режиме без вибрации на звонке. — Блин, не тот режим стоит. А что случилось, Вить? — Ты, это, не переживай сильно, ладно. Мне сказали, такое бывает иногда… Мне стало очень не по себе. — Говори. Что с Катей? — Мне позвонили, сказали, что ты не отвечаешь. Короче, Кате неожиданно стало плохо, когда она уже собиралась домой, и…и её в больницу увезли. -Что?! Быстро поехали! Куда её положили?! — Да в нашу, районную. Погнали. Через минуту я мчался на машине, превышая скорость, к своей Кате. *** Самое мучительное — это ждать. Причём ждать неведомо чего. Хорошего или плохого. Мы с Витей около часа просидели в приёмной, дальше нас не пустили. За это время приехала моя мама и родители Кати. Они же и родители Витьки. Наконец, когда шкала моего волнения уже зашкалила, пришёл доктор, низенький мужчина лет сорока пяти. Он посмотрел на нашу толпу. — Вы родственники Екатерины Ветровой? — Ну да! Доктор, как она? Доктор посмотрел на меня. — А вы случаем не её молодой человек? — Случаем да. — Вы знали, что ваша девушка беременна? — Да, знал. А почему…почему вы спрашиваете? — Мне прискорбно это сообщать, но у Екатерины случился выкидыш, — доктор был беспощаден. Я не сразу смог понять сказанное. — Подождите, вы хотите сказать… — Ребёнок умер. Гробовое молчание. Моя мама и мама Кати разом зарыдали. Витёк затрясся, сжимая кулаки. Мне тоже хотелось начать крушить всё вокруг. К чертям всё здесь разнести. — Мне очень жаль. Здоровью самой Екатерины ничего теперь не угрожает, но теперь она вряд ли сможет иметь детей. Доктор был беспощаден. *** Ли Юй — древний китайский писатель — в своей книге «Двенадцать башен» сказал: «Допустив ошибку вначале, непременно совершишь её и в конце». Может и я когда-то совершил большую ошибку в жизни, и теперь всё это начинает сказываться на моей жизни и жизни дорогих мне людей? Или то, что я сделал Кате предложение вопреки угрозам неведомых сил и есть та самая ошибка в начале, и теперь подобна роковая ошибка будет мной совершена в дальнейшем? Я никогда не задумывался — верю я в судьбу или в случайности жизни. Я даже никогда вообще не задумывался по-настоящему насчёт жизни. Нет, конечно я думал, что мир несправедлив и всё такое, на уровне подростка, который недоволен выпавшим на его жизнь жребием всемогущей госпожи — Судьбы. Но я не размышлял об устройстве мира, о том, куда однажды может привести один совершённый невзначай поступок. И вот один такой уже привёл меня и Катю к очагу горя и боли. У нас никогда не будет общих детей. Если бы я оставил её тогда, то всё было бы по другому. Да, у неё родились бы сын или дочка, у которых не было бы меня — настоящего отца, но зато Катя была бы здорова и был бы жив её ребёнок. Да, она ненавидела бы меня очень долго, может — всю свою жизнь. Да, я ненавидел бы себя. Но если бы время можно было бы повернуть вспять, клянусь, я бы всё исправил. Я не пошёл по принципу меньшего зла и жалею об этом. И кто бы ни была та девочка с чёрными как смола глазами, она предупреждала меня, но я пошёл на поводу у горячего сердца, а не холодных эмоций. И теперь как минимум одна жизнь разрушена. Я знал, что со временем смогу это пережить и смириться, а вот Катя — нет. Прошло две недели с того чёрного дня. Мы с Катей живём в моей квартире. Я хожу на работу, она управляется по хозяйству. По вечерам смотрим телевизор и тихо ведём беседу о всякой ерунде. На мои попытки затащить её куда-нибудь в гости, она только кивала головой, давая знать, что не хочет находиться в какой-либо шумной или весёлой компании. Я её понимал. О случившемся мы не разговаривали вообще. Я и так знал, как ей больно, и она знала как больно мне. Может, время вылечит всё, а может оно проиграет. Я не знаю. Но я не хотел видеть, как потухает моя Катенька — как пропадает блеск в её глазах, как улыбка всё реже появляется на её личике. Как она отдаляется от меня. Через две недели, посреди ночи, я услышал её крик, полный ужаса и гнева одновременно. Я не знал, как это можно совместить в крике, но я услышал именно это. Подскочив почти до потолка, я нашарил на стенке выключатель и включил свет. Катя, бледная, сидит покрытая мелкой дрожью. Я посмотрел в её глаза и увидел медленно пропадающее безумие. Катя смотрела на меня, и кажется, до неё не сразу доходило где она и вообще кто она. — Боже, Катюш, что случилось! Успокоив тяжёлое дыхание, Катя наконец слабым голосом произнесла: — Мне приснился очень плохой сон, Саша. Извини. Я обнял Катю за плечи. Нежно, как только мог. — Может расскажешь? — Нет. Это всего лишь сон. — Знаешь, иногда может присниться не просто сон, — сказал я и пожалел об этом. Зачем я только сказал это, ведь даже и не собирался? Но Катя как-то странно посмотрела на меня. — Знаешь, мне именно этот сон показался…непросто…сном. — Да? И что же тебе приснилось? — Не знаю почему, но мне приснилась девочка, маленькая, лет шести-семи. У неё ещё были такие жутки глаза, абсолютно чёрные. Странно, правда? Саш, что с тобой? Наверно, она увидела как резко я побледнел. Сердце сразу же стало биться в три раза чаще. Девочка с чёрными глазами! Опять! Нет, это уже точно не плод моего больного воображения, как я иногда думал раньше, это что-то…что-то другое. Странное, даже сверхъестественное, но абсолютно реальное. — Саша, ответь же мне, почему ты допустил это? До меня не сразу дошёл смысл вопроса. — Прости, что ты сказала? — Почему ты допустил смерть нашего ребёнка? — голос Кати по прежнему был тихим и слабым, но её слова звучали так, что мне в который уже раз стало не по себе. — Катя, что ты такое говоришь? Что с тобой? И вдруг она зарыдала и всем телом прижалась ко мне. Поплачь, поплачь. Тебе это необходимо. — Девочка во…во сне сказала мне, что это ты…виноват во всём… Я…почему-то поверила ей сразу…не знаю почему но…поверила как истине. — Катя, это был сон. Странный, пугающий, но всё-таки сон. Просто мы все слишком много пережили в последнее время. Катя, ты же знаешь, как я люблю тебя и хочу, что бы у нас была семья. Ты же знаешь. — Знаю… Так она и зуснула чуть ли не на руках у меня. Уложив её и накрыв одеялом, я сам пошёл на кухню и закурил сигарету. То, что кошки скребли у меня на душе будет слишком мягко сказано. Я даже не мог определиться, какие эмоции испытывал в тот момент. И я не знал, что делать. Господи, я же и в самом деле виноват! Я! Пусть всё это и было подстроено неведомо кем неведомо как, но я был предупреждён. И ещё я теперь был уверен, что всё это было из-за меня. А Катя — как самый близкий мне человек — из-за меня страдает. И при мысли что-то существо в облике ребёнка проникло в её сны, и, не знаю как сказать, внушает свои мысли, приводит меня в гнев. И пугает. А если это ещё не конец и теперь непосредственно Кате что-то угрожает? Я не перенесу ещё одну потерю. Просто не смогу. Так я больше до утра и не заснул. *** — Мам, я хочу поговорить. — Да? О чём? — О своём отце. Мама резко изменилась в лице. Оно стало бледным и выражало какой-то испуг. — Почему ты хочешь поговорить о нём? Я сел в кресло и посмотрел внимательно на маму. — Потому что мы никогда не говорили о нём. — Я говорила тебе… — То что ты говорила мне в десять лет не считается. Я хочу знать всё, что знаешь о нём ты. — Но зачем… — Мама! Я не ребёнок уже! Мне двадцать пять лет! Ты можешь принять это? Хватит тайн этих дурацких, словно мы не живём, а в сериале каком-то дурацком играем! Расскажи мне о нём. Пожалуйста. Мама села, нет, упала в кресло рядом со мной и уставилась куда-то в стену. — Он действительно оставил меня, как только узнал, что я беременна. Но только… — Что? — Ну, после того как мы…ну… — Мам, я понял, не маленький. — Короче, сразу после этого он сказал что я беременна. — Вот сразу же и сказал? — не поверил я. — Да. И он не ошибся. Затем он пропал почти на год. Родился ты и он пришёл посмотреть на тебя. Мне он сказал, что не может остаться, но сказал, что будет присматривать за тобой время от времени. Я не поняла, что он имел в виду. И сейчас не понимаю. — Он ещё что-нибудь говорил? — Кажется…да. Говорил. Тебе. Он поднял тебя и смотря в глаза сказал, что тебя ждёт великое будущее. — Так и сказал? — Я не был уверен, серьёзно мама всё это говорит или так жестоко шутит. — Так и сказал. Больше я его не видела. — Да уж, — мне стало понятно что мне ничего не понятно. — Сынок? — А? — Почему ты впервые за столько лет спросил о нём? Ведь дело не только в том, что тебе двадцать пять, верно? — Я…сам не знаю. Просто что-то внутри словно подтолкнуло меня. — Интуиция. Я кивнул. — Может она самая. Но к чему бы это, а, мам? — Ох не знаю, сынок, но надеюсь, что ни к чему плохому. Я тоже надеюсь мам. Очень надеюсь. *** Уже и не помню, когда в последний раз я сидел в компании, беззаботно общался и пил пиво. — Блин, Витя, чтоб тебя! — Чего ты, Саня? — Ты же знаешь, как я «Клинское» это ненавижу, а ты целым ящиком затарился! — Тебе не нравиться, а вот Лёха с Тохой не против. — Нормальное пиво, — подтвердил Тоха и в подтверждение первым открыл свою бутылку. Витёк кивнул на него и сказал мне: — Во. А ты кичинишься как целка. — Кичинишься? От куда ты слово такое узнал? — подколол я друга. — Я что, тупой? — Я этого не говорил, — пожал я плечами и всё-таки тоже принялся за свою порцию хмельного напитка. Лёха в перепалке не участвовал, а просто молча ухмылялся. В общем, тихий он тип, нелюдимый. Даже больше чем я. Мы долго знаем друг друга, ещё со школьной парты. Но если Лёху я ещё могу назвать дружбаном, то Тоха скорее друг Витька, чем мой. Сидели мы у, опять же, Витька. Собрание было по поводу дебюта Лёхи в писательстве. Да, этот тихоня написал и издал собственный романчик. Я знал о его увлечении литературой давно, но не думал, что это зайдёт так далеко. — Ну и что ты написал, показывай, — сказал я Лёхе, кивая на чёрную сумку, которую тот почти всегда носил с собой. Не знаю почему. — А, ну я хотел подарить вам по экземпляру, но попозже. — Ага, когда мы будем уже готовенькими и станем наперебой хвалить тебя, какой ты Достоевский, если на самом деле книжка дерьмо, — высказал Тоха и Витёк издал что-то вроде смешка. — Достоевский не писал фэнтези, — сказал Лёха, доставая из сумки три новеньких томика. — Пофиг. Давай сюда. Спасибо. Тоха взял один экземпляр и стал его листать. — Блин, много написал, автор. — Это только первая книга. Скоро я сдам в издательство вторую. — Знаю я вас, писателей современных. Лишь бы побольше написать томов в рамках одного сериала. Пипл хавает ради проды. Читал, знаю что говорю. И сколько ты запланировал книг? — Не знаю. Сколько получится. — Во-от. Значит как писатель ты имеешь все шансы стать автором одного цикла. Тут сказал уже я: — Тоха, чего ты до человека докалупался? У него творческий праздник, а ты тут ерундистику городишь. Пусть пишет столько, сколько нужно. Тоха пожал плечами и приложился к зелёной бутылке. — А всё-таки я за Лёху рад. Молодец, братан! Теперь можешь не работать ни на каком заводе. Теперь твой завод собственный дом. Как у молдаванина. — Не понял, — сказал удивлённо Лёха — Саня, какой я молдованин? — Просто у нас на заводе живёт орава молдован. Вот они и работают и живут там где работают. Ферштэйн? — Ааа, ясно. Ну, что бы мне забить на работу кроме писательства, надо ещё написать много книг. Как минимум. — Ну, удачи тебе, — закончил я тему и отложив на стол пустую бутылку, открыл новую. Мы сидели долго и ящика пива, разумеется, оказалось недостаточно. Если самый пьяный из нас, Лёха, уже был почти труп, то мы трое ещё нашли в себе силы для дополнительных литров. Домой я пришёл в девятом часу вечера с учётом того, что отмечать мы начали в десятом часу утра. М-да, давно я так не отдыхал. Дома меня встретила Катя. Она знала где я и с кем, поэтому никаких сцен со сковородкой в руке не было. В будущем, может, будут, но пока всё как надо. — Как там братишка мой? — Ж-жив-ой, и то хо-орошо. Смех Кати. — Ладно, иди спать, алкаш. — Ага, уж-же иду… Я проходил мимо зеркала в коридоре и, не знаю, показалось спьяну или чего ещё, но по инерции посмотрев в него, увидел тёмную фигуру позади Кати. Прямо за спиной. И от этого силуэта падала тень на неё. Я резко обернулся. Никого, кроме Кати. Я снова посмотрел в зеркало. Никого. За мгновение я почти протрезвел. — Что это ты? Допился совсем? — засмеялась Катя. Я постарался успокоиться. — Ага. Уже глюки стал ловить. Ладно, я пойду лягу, ты присоединяйся. — Не, от тебя перегаром несёт. — Кстати, на, почитай на досуге. — Книга? — Ага. Лёха написал. — Самойлов, что ли? — Да. — Ну давай, почитаю. Я забрался в постель и сразу заснул. И мне снились кошмары. Как и каждую ночь после того, как к Кате пришла во сне девочка с чёрными глазами. *** — Проснись, милый. Не-а. Я буду спать. — Ми-илый. Давай просыпайся. Хватит меня трясти! Дайте поспать, блин нафиг! О май гад, как башка болит! — Так!! Быстро подъём, я сказала!!! И тут же последовал сильнейший пинок после которого я слетел с угла кровати. — Катя! Кто так будит?! Так вообще ненароком изувечить можно! — А как тебя ещё будить? — Катенька была сама невинность. — Аккуратно. Что бы душа успела вернуться в тело, — вспомнил я суеверие кого-то там когда-то там. Китайцев или индусов. Неважно. — Так, если не очухаешься, то могу обещать, что твоя душа покинет тело навсегда. Фиговая шутка у тебя вышла, Катюха, но на меня подействовала. — Ладно, всё, поднимаюсь. А по какому поводу такой армейский подъём? — Скажи ещё, что забыл куда мы едем через два часа. Так, я что-то забыл? А что? Катя нехорошо на меня смотрит, значит я действительно что-то забыл. — Мы…куда-то едем? — спросил я осторожно. — Гениально! Я только что сама сказала, что мы куда-то едем! А твоё дело вспомнить! Ну?!! А, бли-ин! Мы же собрались в Москву. — Вспомнил! В Москов-Сити! — Молодец, мой лапочка. Не все мозги пропил. — Когда пропью все, ты узнаешь об этом первая. — Спасибо. Всё, собирайся. Тётя нас будет ждать. Тётя — это Татьяна Валерьевна, сестра мамы Кати. Она живёт одна в столице, и у неё огромная дача под Москвой. В принципе, на этой даче Кате хотела отдохнуть в последние недели лета. Ну, а я как бесплатное приложение. Эх, штормит ещё после пьянки. Ну да ладно, у меня должна бутылочка пивка в холодильнике лежать. Заранее заготовил благодаря своей предусмотрительности. А хотя нет. Прав лишаться не охота. Значит антипохмелин в помощь. На подготовку к отъезду ушло больше двух часов. Катя хотела увезти с собой как можно больше разнообразных, но от этого не более важных и необходимых вещей. — Катюх, у меня не грузовик между прочим! — М-да, и правда, — Катя ненадолго задумалась — тогда оставь что-нибудь из своих вещей. Вот так вот! Ну да ладно, худно-бедно, но собрались. — Ты ничего не забыла? — ехидно спросил я Катю, обвешанную сумками. На мне её сумок было не меньше. — Ты что-то спросил? — Да, я спросил вопрос. Риторический. Поэтому можешь даже не отвечать. — Иди давай уже, говорун. Кое-как забив до отказа мою «девятинку», мы сами уселись поудобнее. Затем мне позвонила мама. -Да, мам? — Саша, всё в порядке? Голос у неё взволнованный какой-то. — Да. Мам, а что-то случилось? — Нет, но просто…решила позвонить, проверить. Всё не может привыкнуть, что я взрослый и к тому же уезжаю от неё, пусть и не надолго. — И это, Саша, будь осторожнее, ладно? А то… — А то что? — А то чувство у меня какое-то нехорошее. — Ладно, мам, не бери в голову. Всё хорошо у меня и у Кати. Кстати, она мне тут жестами показывает, что бы я передал тебе привет. — И ей тоже передай. Ладно, целую вас. Разговор закончен, значит. — Катюх, ты теперь с приветом. От мамы! — добавил я поспешно, видя готовую к удару Катю. Так, вроде всё. Можно ехать. Выруливая по дорогам, я выехал на трассу. — Скажи, когда мы теперь сможем пожениться? Я посмотрел на Катю. — А ты готова? Дело в том, что после…того случая свадьбу пришлось отменить. Не до празднеств было. — Готова. А ты? Вопрос с подкавыркой. Надо отвечать чётко и быстро во избежание последствий. — Да. Думаю, наша жизнь начиная налаживаться, и пора оформить наши отношения. — Да, ты прав. Только ведь у нас не будет…не будет ре… — Катя, прекрати. Я всё понимаю. Но в конце-концов вся жизнь впереди. Да и врачи ошибаться могут. сама знаешь. Так что ещё ничего не потеряно. Ты поняла? Катя промолчала, но я успел в её взгляде заметить надежду. Надежду на будущее. Мы ехали некоторое время молча. Я думал о своём, Катя о своём. Я думал о том, что по возвращении из Москвы опять сделаю Кате предложение. Мы сыграем свадьбу и ничто нам не помешает. У нас будет семья. Я уверен в этом. Так что всё у нас будет хорошо. «Я предупреждала тебя. Твои дни в этом мире сочтены, и твоей невесты тоже». Что это? Воспоминание слов той нечисти? Почему я вспомнил их? Чёрт, что-то мне тревожно становиться. Но почему? «А то чувство у меня какое-то нехорошее». Да, мама. У меня то же самое. «…я искренне хотела, что бы ты не страдал, когда потеряешь ту, которую любишь, но ты решил по своему. Поэтому приготовься к боли». Тут раздался характерный хлопок лопнувшей покрышки, когда она наезжает на что-то, что пробивает её. Автомобиль сразу же рвануло влево через двойную сплошную и дальше следует удар со стороны Кати — одна из частых тяжёлых фур, чей водитель никак не мог среагировать, смяла нас и отшвырнула на обочину. Вместе с треском рвущегося металла я услышал треск и хруст ломающихся костей. Кровь залила мне лицо, но чья кровь? После столкновения я на несколько секунд потерял сознание, и очнувшись, понял, что не могу пошевелиться. Я был зажат в ловушке из покарёженного металла. В салоне была кровь. Много крови. Там, где сидела Катя, и куда въехала фура, там…я не мог смотреть. Почти вся кровь в салоне была не моей. — Нет… Я не чувствовал ног. Словно их и не было. Запахло бензином, и через секунду на капоте появилось пламя. И оно становилось всё неистовей. -…Катя… Я слышал как кричат люди где-то, и кто-то окликает меня, и спрашивает, могу ли я сам попытаться покинуть салон. Нет, не смогу. Просто не буду. Затем я услышал окрик: — Машина горит! Отойти всем! — Там же человек ещё живой! — Мы не успеем вытащить его! Сейчас рванёт! Сейчас рванёт. Значит и я сейчас умру. Я хотел в последний раз посмотреть на мою Катю, но то, что осталось от неё…я был не в силах… Раздался гром…нет…это был взрыв. Вспышка огня…и затем последнее, что я услышал, был голос, тихий, без эмоций, звучащий из Тьмы в которую я падаю и которую теперь вижу. «Ступай на новую тропу и иди ко мне. Иди ко мне.»