I'm still here

      Пита хрупок. Он готов разбиться от одного прикосновения. Этому виной Кэтнисс и Капитолий, заставивший его преклонить колени. Но он любит её, и Финник это знает. Все это знают, и никто не смеет усомниться в этом. Он сильный. Даже в цепких лапах Капитолия он боролся — и победил.       Но он так, так потерян. От родного дома остался пепел, от родных людей — кости, а отрава превратила его собственные воспоминания в преследующее его чудовище.       Финник убедил их позволить им повидаться, тысячу раз поклявшись, что не попытается убить Питу за то, что тот напал на Кэтнисс. Он потребовал, чтобы их оставили наедине.       Окованный смирительной рубашкой, Пита истошно, срывая голос, морщась и выдавливая слёзы на глазах, кричит, когда Финник заходит в белостенную палату. Она, скорее всего, всюду напичкана камерами, но Финнику не хочется в это верить. Тринадцатый дистрикт, строгость на высочайшем уровне, но жизнь должна оставаться личной. Перед ним сломленное существо, опустошённая оболочка, в которой поселился страх. Финнику в голову не приходит почему, но по ноге Питы, до икры скрытой смирительным халатом, течёт тонкая струя мочи, и комната наполняется её запахом.       Одна мысль или упоминание о Кэтнисс должны были, по плану Капитолия, вызывать в нём животную ярость и необузданный страх, но здесь и сейчас он другой, уязвимый.       Слова пусты и всегда таковыми были, так что Финник не пытается завязать разговор. Он делает шаг и смотрит, как Пита начинает прижиматься к стене, словно пытаясь слиться с ней.       — Нет, — выдаёт он на выдохе грубым, севшим и очень тихим голосом.       Финник не останавливается, и Пита рушится на пол в трёх шагах от него.       — Нет, н-нет, — шепчет он, прижав лоб к полу, моля, — прошу, п-пожалуйста, не надо.       Финник ничего не понимает. На ум сразу приходит Сноу. Что он наворотил в его голове? Пита не перестаёт повторять эти слова.       — Пита, — Финник опускается на колени подле него. Пита скулит, этот скулёж застрял у него в горле не даёт вздохнуть. Не зная, как его успокоить, Финник кладёт ему на спину руку.       Реакция незамедлительна.       Смирительная рубашка ему не помеха, и Пита живо начинает ёрзать по полу. Приложившись щекой к холодной и даже не позволив Финнику сказать и слова, он разлёгся перед ним, задрав бёдра и слегка раздвинув ноги. Финник даже сквозь рубашку видит, как его ладони сжались в жалкие кулачки.       И Финника почти тянет блевать, когда он смотрит в эти глаза, жалобно просящие не делать с ним этого.       Забавно. Сноу создал в разуме Питы образ Финника как жестокого насильника, хотя именно Финник по желанию президента был подстилкой для богатых джентльменов и дам Капитолия. Победитель — это лишь кличка, которую дают тем, кому суждено сидеть на поводке Капитолия. Игры — конкурс питомцев. Тур Победителей — красная ковровая дорожка, на которой богачи хвастаются своими породистыми суками и кобелями. Зрелище для Дистриктов и праздник для Капитолия.       Слава Победителя сыграла с ним злую шутку, и теперь Пита расстилается перед ним, пытками убеждённый, что цель его существования — греть постель Финнику и быть для него легкодоступной дыркой.       Финник сглатывает желчь, подходит к койке и срывает простыню. Пита и пикнуть не смеет и лишь делает резкие глотки воздуха, когда Финник снова подходит. Он отказывается от таких услад и закутывает Питу.       — Я здесь не за этим. Даже и не подумал бы, — выдавливает из себя Финник, хотя знает, что его сейчас ничем не успокоишь.       В стеклянных глазах Питы загорается слабый, холодный свет надежды, и он бормочет:       — Финн-       Раздаётся тонкий звонок. Дверь открывается, и Финника уводят. Маленький светоч гаснет, когда Питу приковывают к койке. Теперь в палате блестит лишь металл шприцов. Всё, время вышло. Его всегда не хватает.       За спиной раздаётся гулкий хлопок, и всё, о чём мечтает Финник, — вызволить его из этой клетки. В его голову внезапно приходит абсолютно безумная идея.       Он позаботится о нём. Едва ли это обернётся успехом, но он попросит Койн, расскажет ей о блёклой искорке в глазах, о такой же искре, которая вспыхнула в его глазах, когда он вдохнул в него жизнь на Арене.       Пита до сих пор где-то там.       Грудь Финника наполняется теплом надежды, а на губах невольно появляется улыбка.