С заботой о себе

— Какого чёрта, Мисси?       Мастер раздражён. Это можно почувствовать по атмосфере, царящей в комнате. Его надсадный голос, его неестественно вытянутое тело, его напряжённые скулы и губы, сомкнутые в тонкую линию — всё это придаёт ему какой-то устрашающий, грозный вид. Совсем не время кокетничать.  — Успокойся, милый. Это была необходимая мера.       Мистресс сидит на прочном дубовом стуле. Однако дуб этот такой же дуб, как стоящий рядом мужчина — балерина. Хотя кто знает, что именно эта затея не ударит им в головы, когда они выберутся? Ноги её закинуты одна на другую и, как истинная леди, она не теряет грации даже в такой заурядной человеческой обстановке.  — Необходимая мера?! — язвительно уточняет он, поворачиваясь к своей будущей версии.       Чуть наклонившись вперёд, он похож на исполнительного слугу, покорно выслушивающего приказы своей госпожи. Мисси нравится эта мысль. Очаровательно улыбаясь, она чуть поворачивается и, решив, что прибережёт это дивное сравнение на потом, восклицает:  — А что ты думал, дорогуша?! — лицо женщины вытягивается в наигранном изумлении — Ты стал слишком инициативным, мне пришлось умерить твой пыл.       Повисает пауза. Мастер молчит, стараясь не сорваться на саму себя, и в то же время понимает, что чем дольше продлится эта пауза, тем весомее станут слова Мисси. Мисси тоже это понимает. Равно как и то, что терпение — не их конёк.  — Никогда, никогда, я не стану просить о помощи Доктора! — высоким искристым голосом передразнивает она свою седовласую реинкарнацию. От напряжения у Мастера проступает венка на лбу. — О, я помню, как я это говорила, — томно тянет она, удовлетворённо улыбаясь.  — В таком случае, размолвка с полом, должно быть, упорхнула из твоей памяти? — вопрос скорее риторический, а тон, с которым мужчина его цедит, отнюдь не доброжелательный.  — У меня до сих пор осталась шишка, — с наигранным сочувствием повторяет она собственную фразу. — Неужели ты правда злишься на меня? — Таймледи выбирает самое невинное личико, какое только есть в её арсенале. — Неужели ты правда злишься на себя?..       Мастер в замешательстве. Не в их стиле давить на жалость. Он выпрямляется и становится к Мисси вполоборта, скрещивая руки в защитном жесте. Мужчина хочет что-то сказать, но остаётся нем, стараясь не смотреть на саму себя.       Мастеру не столько больно, сколько обидно. Он понимает, что Мисси права, что он перегнул палку в своём желании быть независимым от ненавистного Доктора. Он не принимает его, никогда бы, если верить его словам, не принял. Но принимает её. Однако согласиться, что он оплошал, всё равно не может. До последнего старается выкрутиться. Не до конца честен даже с самим собой. Старый дурак.  — Присядь со мной, — мягким голосом зовёт женщина.       Мастер оборачивается. Лицо его изображает застигнутое врасплох недоумение. Мисси, как прилежная девочка, сидит на стуле правильно, ровно держа спинку, сомкнув коленки и накрыв их ладонями. Лицо её изображает искреннее желание помочь.  — Что? — только и может выдавить Повелитель Времени.  — Присядь со мной, — несколько удивлённо повторяет его будущая версия. Но, видя бегающий неопределённый взгляд, всё же поясняет: — Я на все руки Мастерица, милый! Хотя их всего две… — мысль довольно сумбурная, а потому прерывается на корню. — Давай я посмотрю.       Немного покрутившись, озираясь, плечом вперёд Мастер подходит к ней. Он похож на пса. Старый седой дворняга - сильный, жестокий и злой. Такой может укусить. Время от времени он недоверчиво щурится, словно вот-вот зарычит. Есть в этом жесте даже что-то отталкивающее. Задевающее. Но не успевает Мисси возмутиться по этому поводу, как мужчина, опасаясь своей неопределённости, всё же опускается рядом с ней на пол. Доски чуть скрипят, когда он пододвигается ближе. Ровная линия всё ещё напряжённой спины приходится параллельно коленям женщины. Мастер словно не решается коснуться себя. Дотронуться. Хоть как-то. Застывает, не желая портить этот странный, но затягивающий момент.       Затягивающий, равно как и руки. Его собственные руки. Сухие и прохладные женские пальцы с аккуратным маникюром проходятся по волосам. Дрожь. Нет, не в теле, где-то в сознании, глубоко в сознании. Такая связь не предусмотрена Вселенной, она невозможна и абсолютно недопустима. Её не должно быть. Но она есть. И плевать они хотят на Вселенную.       Скользя пальцами сквозь седые пряди, чуть задевая ноготками нежную кожу, Мисси притягивает мужчину к себе, опрокидывая его голову на колени. Параллельные прямые соприкасаются. Евклидова геометрия отныне разорвана, подброшена в воздух и послана к чёрту. Никаких поцелуев.  — Почему так тяжело осознавать, что ты — это я? — устало говорит мужчина.       Запрокинув голову, он мог бы видеть её, свою будущую версию, любовно склонившуюся над ним, но предпочитает закрыть глаза и полностью отдаться ощущениям. Мисси перебирает его короткие мягкие волосы, опутывая некогда свою голову своеобразной паутиной тонких пальцев. Она тихонько поглаживает подушечками проступающую на затылке шишку. Стоит ей чуть надавить и он зашипит, противясь, отодвигаясь в ярости, но она этого не сделает. В конце-концов, приводить в бешенство нужно изящно, а приводить в бешенство себя нужно вдвойне изящнее.  — Потому что ты всё ещё отрицаешь тот факт, что тебе придётся стать мной, — слышится шёпот её ответа. — Не воспринимаешь меня как себя, потому что боишься этого.       Мастер молчит — ни согласия, ни протеста. Мисси молчит — разговоры излишни. Она знает его и знает себя. Так зачем же лишний раз озвучивать то, что уже известно им обоим? Мисси взлохмачивает его волосы, делая Мастера похожим на себя прежнего, такого, каким он был после Гарольда Саксона. Такого, будучи каким он мог пожертвовать собой ради Доктора. Но те времена прошли. Она ведёт тыльной стороной ладони по его щеке, задевая пальцами колючую бородку, когда чувствует, как он поворачивает голову. Мастер ловит кисть её правой руки в свою, что чуть больше и теплее, но такая же сухая. Только сейчас он открывает глаза, рассматривая её, изучая. Маленькая аккуратная ладонь с изящными костяшками и острыми ноготками. Она нравится ему, нравится до неудержимого внутреннего жара, утробного огня, опаляющего его изнутри. Она — вся Мисси. Она — безусловно, Мастер. — Как я прекрасен! — он заворожённо целует бледную кожу запястья, водя губами по тёмной сеточке вен, и самую середину ладони, придвигаясь по полу ближе.       Мисси наблюдает за ним снисходительным тёплым взглядом, позволяя им делать всё, что хочется. — Как я нарциссична, — тихо замечает она, сжимая пальцы и невесомо поглаживая его по скуле. — И как Доктор упивается только лишь любовью к ближнему?  — Просто у него ещё не было никого столь близкого, как у нас.       Льстец. Но всё-таки приятно.  — Не думаю, что я боюсь, стать тобой, — заявляет мужчина, отпуская её руку. — Мы же не перестанем быть нами, верно? — снова кладёт голову ей на колени, любуясь снизу острыми чертами лица и завитушками волос. — Мисси?       Его улыбка, сейчас не злая или безумная, а скорее довольная, со временем оттеняется непониманием. Он верит Мисси, полностью доверяет, или, по крайней мере, очень хочет этого. Но доверяет ли она ему? Верит ли она в них? Вопрос застывает на губах.       Мистресс молчит, продолжая водить пальчиками по седой голове. Она чувствует его взгляд, его вопрос и смущающую неуверенность в его мыслях. В своих мыслях. Мисси не сможет обмануть их. Как можно обмануть, когда даже не уверена, что это обман? Но всегда можно ответить без слов.       И она отвечает. С заботой о себе. Мисси наклоняется к мужской версии, заставляя убрать голову с колен, и легонько целует в припухшую мягкую макушку. Мастер не успевает опомниться, как она встаёт и подходит к двери.  — Полагаю, ответ «да»? — улыбаясь встаёт он следом, не представляя, как виртуозно только что обманул их обоих.  — Не будь я собой, разве не удержала бы себя от издевательств над бедным Нардолом?       Она мило улыбается, покручивая в руках свой звуковой зонтик. Регулярная практика издевательств определённо входит в их курс заботы о себе.