Взглянем поближе. Драко Малфой

Взглянем поближе Пожиратель смерти, предатель, убийца, приспешник Волан- де- Морта, носитель темной метки, но более привычный как хорек, сволочь, задира и самопровозглашенный Слизеринский Принц… И что же, какое же слово может настолько по-настоящему охарактеризовать его, что стало бы действительно понятно, что это за такое смешение веществ, под названием « драко малфой». Но, кому это может быть под силу? Да так, чтобы сам Малфой- младший не съязвил в ответ, не усмехнулся по- малфоевски и не послал бы так, как ему присуще. Кому по- настоящему удавалось удивить его и искренне понять? Ошибка. Глубокая ошибка, ошибка, ошибка… У Драко Люциуса Малфоя никогда не было чувства хотя бы приближенного взаимопонимания. Нет. Молодому волшебнику почти никогда не открывались потайные, взбалмошные и окрыляющие двери дружбы и любви. В его душе места для подобного глупого вечного «обряда» не было. Да, У Драко Малфоя есть душа, по крайней мере, была, хоть очень- очень и надолго закрыта. И он был неумолим и через чур строг к проникновению чего-то внутрь себя, в свою душу. Поправка, почти никогда, ведь все же в его полупустой душе и почти окаменевшем сердце существовало, в послдествии понятое и осознанное им, влечение. Возможно, это можно было назвать светлой, скромной любовью, если бы не фальш предрассудков. Но все же, Драко никогда не мог злиться на Нарциссу Малфой. Ее хладное, без эмоциональное лицо, иссушенное отсутствием лишних движений искренних эмоций, было искусственным. Малфой- младший знал это куда лучше трусливого и до абсурда презренно преданного этому «Лорду», этому воплощению тьмы людской, ослепленному страстной жаждой мести и величия- она знал это лучше своего отца. Драко не часто видел нежную улыбку этой, беспристрастно следующей требованиям аристократического этикета, женщины. Но он будто бы видел, и каждый раз чувствовал ее внутренний наполненный материнской любовью живой потаенный уголок души. Не улыбка, а даже, казалось бы, простой, но щедро полный лаской и переживанием о нем самом, взгляд уже говорил о многом. Но тот взор ,красных от никому не известных слез, глаз, которым она просто врезалась в его худощавую фигуру, своего сына, когда она снова от безисходства не могла сфокусировать свой взгляд на чем- либо определенном, молодой уже- не- Слизеринский- Принц не забудет никогда. И никогда то - чувство взрывания и мучения своего почти несуществующего сердца и одурманенного страхом разума он тоже не забудет. Не сможет. Никак. Его прошлое навечно запятнано, и, как и тогда, он не сможет больше сделать ничего, кроме как течь по загрязненному течению своей гнусной жизни. Никто не вправе его защищать и оправдывать. Он сделал то, что сделал. Он был тем, кем его считали. И его прошлое навечно останется с ним, ведь, как известно, из прошлого складывается будущее. И все же, найти несколько смягченных объяснений его действие возможно. Ведь не все так просто. И сказать, что это не правда не совсем легко получится. Сжатый в придуманных, наверное, предрассудках аристократический отпрыск семьи Малфоев, чья семейная родословная слишком гордиться своей чистейшей «голубой» кровью, покорно следовал всему рассказанному и наказанному ему в далеком детстве, когда казалось, что его будут принимать везде так же, как и на официальных аристократических приемах- с, на самом деле, наигранным уважением и почтением. Но, рано или поздно, у наследника Малфоев наступило то бремя, когда далеко не глупый парень понял всю безвкусную ложь своей жизни. Он понял многое, и скрыться от правды о лжи тогдашнему Слизеринцу было некуда. Как скрыться от своей жизни?! Теперь он понимал всю тяжесть ласкового взгляда нарциссы. В этом гребанном мире он был один, а его смерть никого существенного не огорчала, разве что, ее же - Нарциссу. А все гриффиндорцы, в особенности это «Золотое трио»- только обрадовалось бы. Поттер, Визел, Грейнджер… Прозванный ими «хорек» боялся снова подпустить эти мысли, все больше прикрывая эту настоящую, несусветную правдивость новой порцией фальша. Но все же, он знал эту правду и как действительный хорек боялся ее. Малфой завидовал им, потаенно скрывая все это от самого себя. У него никогда не было друзей. Никогда. Разве такие же чистокровные аристократы могут назвать кого-то другом? Хах, это не по-слизерински. Благородные и оттого глупо добродушные гриффиндорцы, несмотря на отвращение, могли посчитать и считали, что сгустки жироподобных существ в виде Кребба и Гойла- его друзья. Это тоже подбивало его гордыню. Разве он, себялюбивый сообразительный аристократ мог позволить выбрать себе таких друзей? С самого первого курса, оказалось, он с отвращением смотрел на тупое повиновение оболтусов ему, Драко Малфою. Они были марионетками, и все-таки некой неуклюжей защитой, ведь как ни старался он не думать об этом - Драко был слаб. Но раньше он горделиво считал, что это они нуждаются в нем. Ведь глупых произволов природы, с отсутствием внутренних не однотипных рассуждений, должны заставлять работать на них более сильные, более умные и возвышенные люди, как Драко и думал о себе. Боль открывшейся правды, дрожь… Все остальные сокурсники, хоть и умнее и хитрее, но с таким же «проклятием» чистокровных тоже не были нужны Драко, соответственно, Драко был не нужен и им. И эта светлая, бескорыстная, прочная дружба этой тройки пробуждала в нем ревность. Он знал, что такого у него никогда не будет. И он с самого начала виноват в том, что упустил свой на шанс на такую, или, почти такую судьбу. Он следовал всем тем повадкам, которым его насильно учил Люциус, чтобы произвести впечатление на того, кто с самого начала своей жизни был наделен славой и почетом. Про то, что этот самый Мальчик со шрамом спасал без соглашения весь волшебный мир, Малфой- младший знал, но так же отводил эти мысли прочь. Будучи нуждающимся в неком замке на его настоящие чувства и ощущения, Слизеринец пользовался словесными перепалками, грубыми язвительными словами, ухмылками, ставя на место каждого, кто хоть слово попытается ему вставить наперекор. И год за годом «словесная защита» становилась все грубее и «усовершенствованнее». Ведь каждый год он нуждался в ней все больше. На шестой год обучения в Хогварсте Драко стал более углубленным в себе. Возможно, его следует назвать жертвой противных, паскудных событий, не требующих его соглашения. За него как всегда все решили заранее и Малфою- уже- с- меткой ничего не оставалось, как дальше монотонно плыть по течению своей распланированной и удрученной жизни. Одинокое существование в пучине заглушающих собой настоящих эмоций и чувств вокруг пустой роскоши - кто не испытывал этого, тот не поймет его. А, впрочем, его никто итак не понял бы. Даже мать. Отец. После, если можно так выразиться, « прозрения» ему Малфой- старший больше не казался изысканным и строгим аристократом. Но быть на него похожи Драко все равно не хотел никогда, ведь даже в детстве он знал, что редкие слезы Нарцисса роняет именно из- за него. Бедная Нарцисса. терпеть это бессердечное чудовище лишь из- за «проклятия» чистокровных аристократов. Этот эгоистичный трус каждый раз переходил не на ту сторону чести и справедливости, а находился на той стороне, которая хоть немного защищала его гнилую душонку. Мерзость… Но, видимо, чете Малфоев по мужской стороне предстало быть трусами, как это случилось и с молодым Малфоем. Что мог он сделать против этой безносой змеи и этого ярого приспешника Люциуса? Его бы безоговорочно лишили жизни, в лучшем случае лишили бы роскоши навсегда и заставили бы гнить - больше морально, чем физически. Но и так тоже. На то молодой носитель Метки готов не был и поэтому он угасал и сам по себе становился безжизненным. Возможно, будь на его пути тот, кто мог понять, кто действительно, по- настоящему и искренне хотел помочь ему, вывести из лжи своей жизни и преобразовать ее и себя в настоящее, без фальши. Хотя, мы не вправе оправдывать его. Он сам сгубил себе жизнь, сам виновен в своих поступках и находить какое-то воздействие под которым он и совершал те или иные пакости - это будет выглядеть слишком глупо и, скорее всего, ни к чему не приведет. Поэтому оставим уважаемого, но подбитого и почти задохнувшегося собой, Драко Люциуса Малфоя гнить, как ему, верно, и положено было судьбой – убивая душу и гния телом в Азкабане.