Атакованный Канрё

      Этой ночью он не спит.       Когда стены Канрё объяты ночной прохладой, город тих и безмятежен. Только колышутся на ветру легкие бумажные фонарики, развешанные в столице в честь недавней победы и коронации императрицы.       Не спит только Рю Чон — и, с его точки зрения, это лучше, чем снова видеть кошмары.       Бывший глава городской стражи, он молод, горяч, один из лучших мечников империи. Все помнят, он руководил обороной города, когда раскрылись врата, выпуская демонов. Люди полагают, новое звание генерала — достойная благодарность.       Но не подозревают, что у любой награды есть и другая сторона. Оборачивающаяся ночными кошмарами и липким страхом вдоль позвоночника.       Рю Чон не спит этой ночью. Потому что уже успел увидеть рваный дерганый кошмар и больше не хочет засыпать.       Ему снится, как солнце снова закрывается диском, а вокруг вихрятся облака. Он видит падающие глыбы, разрушающие город. И демонов, напитанных темной энергией, которые появляются из черных камней. Их когти пронзают жителей, живая плоть расползается, хлещет на улицы Канрё.       Рю Чон помнит, как рядом с ним вывалились на мостовую тонкими лентами чьи-то кишки, как мертвые тела лежали с разверстыми грудными клетками и меж обломков ребер еще бились сердца.       Клинки пронзали демонов, впивались в их склизкую плоть, отсекали конечности, на алебастровых когтях которых еще висели лоскуты человеческой кожи.       Он вряд ли забудет взгляд мертвецов, направленный в небо. И уж точно из памяти не исчезнут глаза тех, кто заразился темной энергией и сам стал превращаться в демонов. Они не теряли человеческие черты, но переставали быть людьми. И приходилось рубить тех, с кем еще пару часов назад сидел за одним столом в казарме. Рис с овощами — никто не знал, что тот обед станет последним.       Один раз он увидел на желтоватом когте демона застрявший человеческий глаз. Можно было рассмотреть, что он карий — или так казалось в отблесках горящего города? Тогда у Рю Чона мелькнула мысль, что его стошнит — но некогда. Путей для отступления не оставалось, они поскальзывались в крови уже на ступенях императорского дворца.       Но одержали победу. Демоны исчезли, Канрё постепенно восстанавливается.       Любой триумф имеет свою цену. И для города, еще зияющего рваными ранами разрушенных построек, и для самих людей.       Одевшись, Рю Чон выходит в Черепаший дворик. Его встречает шум воды искусственного пруда и удушающий запах магнолий. Здесь даже сохранились деревья, огромные вековые, им нет дела до демонов. Они роняют листья на воду, а Рю Чон пытается вспомнить название, но не может. Да и какое дело этим исполинам до имен, придуманных людьми?       Рю Чон садится на бортик пруда, его босые ноги почти касаются поверхности воды. В ней отражаются звезды, в ней колышется он сам. Как что-то непостоянное, очень… невечное. Мимолетное.       Он никогда раньше не задумывался, что империи разрушаются, а люди смертны.       Рю Чон слышит шелест отодвигаемой двери, мягкие шаги. Почти бесшумные, почти неуловимые — но только не для него. Он знает, кто идет, и, пожалуй, это единственная компания, которой он сейчас рад.       Чон Хадо молча садится рядом. Как всегда, собранный и сдержанный. Они знакомы с детства, и когда-то мешали кровь друг друга, принося клятвы и становясь ближе, чем братья. В последнее время у них были разные миссии, Рю Чон оставался щитом принцессы в Канрё, а Хадо оставался ее клинком далеко отсюда.       Они не виделись слишком давно, и Рю Чон не знает, насколько друг может понять его.       — Ты рад миру? — спрашивает Хадо. Его голос чуть хрипловат. Спал.       Рю Чон приподнимает брови, бросает мимолетный взгляд на друга. Небрежно поводит плечами. Глупый вопрос, конечно, рад. Ему нравится порядок, а вовсе не война.       Но это не то, что он хочет сказать. Рю Чон смотрит на каменных черепах посередине пруда. Надежных. Они так же равнодушно стояли здесь, пока вода бурлила, отравленная кровью демонов.       — Убей меня, — неожиданно говорит Рю Чон, — убей как можно быстрее, если заразит темная энергия. Если я превращусь в демона.       Хадо не удивляется. Только кивает.       — Ты тоже.       Они обмениваются молчаливыми клятвами — обычными в череде многих. Возможно, близкими делают людей не общие воспоминания и даже не смешанная кровь — а готовность убить другого ради его же блага.       Рю Чон знает, что Хадо вернется в покои императрицы, но пока он здесь. Потому что они оба не могут уснуть.       Но Хадо не видел рушащуюся столицу, не полосовал мечом друзей, давая их кислотной демонической крови плавить камни, а потом, через мгновение, превращаться снова в алую и пахнущую железом. Заливающую форму, которая больше ничего не значила.       Когда-то Рю Чон задавался вопросом, если б надо было выбирать, Хадо выбрал его или принцессу? Теперь та стала императрицей. А Рю Чона волнует другой вопрос: если б пришлось выбирать, что выбрал он сам, Канрё или… хоть что-то другое?