Удар по голове

В туалетной кабинке было… как обычно. Филипп не первый раз проводил здесь часть своего обеденного перерыва, и они со Стасом уже хорошо знали, какая из кабинок наименее популярна у посетителей ресторана, а в какой — крышка унитаза скрипит тише. — Чёрт, что вообще не так с погодой в этом году? — Выругался Стас, смахивая с колена налипшие комки снега. — Не замёрз хоть? — Филипп оторвался от вылизывания уже освобождённой от лёгкого шарфа шеи и опалил дыханием покрасневшее от мороза ухо любовника. — Я вот сегодня даже на перекур с ребятами не выходил, на кухне может и шумно до ужаса, но хоть тепло. Стас упёрся руками в его плечи и мягко оттолкнул. — А я утеплился. — Подмигнул, улыбнувшись. — Ну-ка, отвернись на минутку, у меня есть для тебя сюрприз. — Как скажешь, мон шери. Филипп развернулся, задумавшись о том, что бы это могло быть и потому неаккуратно ударившись локтем о дверцу. За спиной зашуршали чужие джинсы; послышался недовольный вздох: влажная от растаявшего снега ткань, вероятно, снималась с трудом. — Хм. Ну, можешь посмотреть, — наконец, пробормотал Стас. Филипп медленно повернулся и сглотнул. Стас сидел на краю закрытого унитаза, широко расставив согнутые в коленях стройные ноги. Начиная с середины бедра обтянутые бежевыми чулками с кружевной резинкой. — Как тебе? — Нарушил он затянувшуюся тишину. — Вуле ву куше авек муа? — Только и смог ответить Филипп и снова сглотнул. Опустился на колени и легко провёл пальцами по тёплому шёлку от колена до щиколотки. Осторожно, но крепко обхватил её рукой и теперь потёрся о колено щекой, довольно вздыхая. — Не ожидал, но очень нравится, мон амур. — Ты на французском только в подкаты и умеешь, да? — Усмехнулся Стас, обеими руками зарывшись в волосы Филиппа, перебирая и массируя. — А зачем ещё нужен французский? — Подмигнул тот и аккуратно прикусил его колено, а пальцы второй руки запустил под кромку Стасовых боксёров, то поглаживая, то царапая нежную кожу, чем заработал судорожный вздох парня. Стас решил, что так они не успеют насладиться своими перерывами — его между парами и Филиппа на работе — и надо как-то намекнуть любовнику, чтобы переходил к делу. В любом случае, теперь он знал, что тот очень даже не против его эксперимента с одеждой и можно будет повторить подобное дома на выходных. Он оторвался от чужих волос и частично стянул боксёры, освобождая напряжённый член. — Намёк понят, — весёлым тоном произнёс Филипп, мягко раздвинул ноги Стаса пошире и накрыл член губами. Стас облегчённо простонал и, чтобы больше не шуметь — всё-таки иногда в туалет кто-нибудь заходил, — закусил сжатую в кулак руку. Почувствовал вдруг, как от неё пахнет выпечкой — видимо, волосы Филиппа успели насквозь пропитаться запахами кухни. Вспомнил, какие воздушные у того получаются булочки, когда пальцы Филиппа сжали, смяли его бёдра, часть ладони — кожей к коже, часть — сквозь кружева чулок. Другой рукой тот уже некоторое время дрочил самому себе, привычно подстроившись под нужный темп. Также Стас на задворках сознания отметил, что в этот раз Филипп сосёт с большим, чем обычно, энтузиазмом. Будто голоден. «Видимо, чулки и правда работают, » — улыбнулся он этой мысли. Чуть позже стало не до размышлений. Филипп глубоко насаживался ртом на член, головка даже толкалась в стенку горла. Стас зажмурился от почти болезненного удовольствия и сцепился пальцами в края унитазного сидения. Когда снаружи раздался плеск — кто-то включил воду в умывальнике, — Стас впился зубами в ребро ладони и кончил. Филипп выпустил изо рта его член, вылизал остатки семени и облизнулся сам, а потом упёрся лбом в чужое бедро и довёл до оргазма и себя. Устало пошатываясь, встал и застегнул брюки, поправил фартук. Помог подняться Стасу, обнял и поцеловал. — Кажется, успели. Пошли? — Пробормотал он в чужой рот, одновременно нашаривая за спиной задвижку и распахивая дверь. Дверь шумно с чем-то столкнулась, раздался вскрик. Филипп немедленно выглянул и обнаружил сидящего на полу и потирающего ушибленное ухо мужчину. Их постоянного клиента. Вот же чёрт. — Виталий Валентинович, простите! Филипп ухватил депутата Милонова за предплечье и помог встать. Поднял и вернул владельцу слетевшие очки. Оглянулся на осторожно выскользнувшего из кабинки Стаса, уже натянувшего обратно джинсы и забравшего повешенную ранее на крючок куртку. Милонов его, кажется, даже не заметил, продолжая потерянно щуриться даже после того, как надел очки. — Как странно. Где я? — Наконец, спросил он, нахмурив рыжие брови. Стас, сволочь такая, хихикнул, и Филипп ткнул его локтем под рёбра. — Вы в туалете ресторана «Хлеб Насущный», Виталий Валентинович. Вы, видимо, стояли очень близко к занятой мною кабинке, — Филипп подозрительно покосился на покрасневшее от удара ухо депутата, — и я случайно ударил Вас дверцей, когда выходил. — Вот как. — Мужчина грустно вздохнул. — Не помню даже, как зашёл сюда, и зачем. В туалет вроде не хочется… Кажется, думал о чём-то. О каком-то законопроекте… Стас вдруг жестом попросил любовника молчать и не вмешиваться и обратился к Милонову сам: — Вы, наверное, думали о том, чтобы разрешить в Питере однополые браки, — участливым тоном «помог» он. Милонов, вопреки ожиданиям Филиппа — уже успевшего задуматься, где теперь искать работу, и возьмут ли его теперь хоть куда-то в этом городе, — глянул на них со Стасом заинтересованно. — Хм. Действительно. Спасибо, ребята. — Он ещё раз потёр ухо, вздохнул и пошёл к выходу. Перед дверью обернулся и буквально по-отечески им улыбнулся. — Благослави вас Бог. Парни обменялись шокированными взглядами. Стас нервно хихикнул и достал из кармана телефон, посмотреть на время. — Ой. На пару почти опоздал, блин. — Чмокнул Филиппа в уголок губ, надел куртку,  — вечером дома обсудим. Удачи на работе. Он убежал, оставив Филиппа в одиночку справляться с выскакивающим из груди от пережитого страха сердцем. К счастью, кажется, увольнение или даже плохой отзыв в жалобной книге ему не грозили. Нужно было лишь не опоздать теперь на смену, ну и ждать вечера, в котором его ждали удобный диван, сонный Стас и, возможно, интересные новости по телевизору. Филипп оправил фартук, нацепил на голову кепку, примявшую под себя упругие чёрные кудряшки, дал пять подруге по смене и зашёл за бар, настраиваясь на рабочий лад. Пусть произошедшее и выбило его из колеи, это не должно помешать ему работать. Как бы ни было тяжко, но придётся выкинуть из головы мысли о Стасе до конца смены. И поменьше смотреть на эклеры с их соблазнительной продолговатой формой… Агрххх, мон амур, что ты делаешь со мной? Ещё эта вызывающая сеточка на изящных ногах Стаса… Так, если Филипп срочно не отвлечется, ему придётся работать со стояком, а это будет не очень удобно, учитывая нрав девчонки-баристы, с которой они сегодня делят власть над своими территориями. Ася же, так звали коллегу, резво и с задорной улыбкой курсировала от кассы к кофемашине и обратно. — Чо стоишь, Филька, дуй помогать! Солнце ещё высоко. Филипп ухмыльнулся и принялся аккуратно укладывать выпечку и десерты на баре — Аська, видимо, была слишком занята и не успевала поддерживать витрину в идеальном состоянии. Но ничего, наводить красоту парень любил. Боковым зрением он увидел движение и, подняв глаза, наткнулся взглядом на медленно плывущего к двери Милонова. Тот все ещё задумчиво потирал ушибленное место и озадаченно оглядывался. Со всех сторон раздалось радушное «всего доброго» от персонала, и политик обернулся. Уперевшись взглядом в Филиппа, он замер, тряхнул рыжей головой, будто что-то решив для себя, быстро кивнул и уже достаточно уверенно ухватился за дверную ручку. Звякнул колокольчик и дверь захлопнулась за спиной мужчины. — Эй, Филька, приготовь два бокала глинтвейна, но один пусть будет без корицы. — А без апельсинов они не хотят? — хмыкнул Филипп. Официантка Маша развела руками и закатила глаза, демонстрируя всем своим видом внеземную утомленность. — Не поверишь, они просили, но я объяснила, что тогда будет полная лажа. — Океееей… — Чо, Машаня, сколько чая Милонов оставил? — весело спросила Ася. — По расценкам тракториста плюс мелочь. Я все думаю, он действительно заказывает еду, в которую нельзя незаметно плюнуть, специально?.. В теплом уютном ресторанчике разлилась приятная рабочая атмосфера. Филипп с радостью занялся тем, что он так любил — приготовлением коктейлей, кофе, чая, раскладыванием тёплых булок и красивых пироженок. Работа нравилась ему и по-настоящему увлекала. Парень любил согревать посетителей своей улыбкой и горячими напитками, и те были безумно благодарны ему за это, ведь за окном бушевала холодная зима с мокрым снегом и слякотью, и каждый в этом хмуром, но поэтичном городе искал хоть чуточку простого тепла…

***

Вот и Стас с радостью нашёл тепло, запрыгивая в набитый замерзшими людьми трамвай. Шмыгая красным носом, он безумно радовался, что смог добежать до транспорта перед тем, как двери закрылись. Постой он на морозе до следующей звенящей усатой колесницы — точно заболел бы. Пробежка же помогла ему согреться и взбодриться, так что теперь он заинтересованно наблюдал за выдыхаемыми облачками пара, а не просто хотел уснуть в ближайшем сугробе. Мысли начинали резво бегать в голове — «Так, надо забежать в магазин и купить продуктов, чтоб приготовить что-нибудь к приходу Филиппа. Хотя моя стряпня почти всегда вызывает на его лице снисходительную улыбочку… Ну блииин, ясное дело что мне далеко до его поварских навыков. Вообще, почему он на баре сейчас работает, а на кухне только помогает? Якобы на кухне "скучно и нервно", но это ведь прям его призвание! Ладно, ему, наверное, видней. А я могу просто заказать его любимые суши с беконом, которые он обзывает „надругательством над культурой“ облизывая пальцы и довольно лыбясь. А в магазине просто захвачу красного-полусладкого это ли не прекрасно?». Стас выудил смартфон из кармана узких джинсов и полез в группу вк их любимой доставки — там всегда публикуют самую актуальную информацию об акциях и скидках. Полистав стену и найдя неплохой наборчик, парень оформил заказ, и продолжил скролить новостную ленту. Там происходило что-то странное. Помимо яойных артов с русской попсой, тамблер гороскопов, фотографий необычных людей и бесконечной рекламы в ленте регулярно мелькала свежая в памяти после утренних событий рыжая морда. Причём в абсолютно непонятном антураже. Мемесы с рыжим политиком пестрили подписями «ябвдул», радужными флагами, анимешным румянцем и сердечками в глазах, а так же подписями «блэт, Нэвэльный, моё кокоро». «Чо за., — молча вопрошал Стас сам себя, удивленно вскинув брови, — я проспал не только всю последнюю пару, но и революцию?». Рядом со Стасом на двойных креслах возбужденно переговаривались две девочки лет пятнадцати на вид. «Божеееее, мы срочно напишем фанфик, даааа, это будет нечто, скорее доставай своё вдохновение как пыльную банку огурцов с самой дальней полки, даааа, расчехляем огурцы, наканецта!!!» — разобрал их речь Стас и понял, что он ничего не понимает. На ютубе в разделе «популярное» висел какой-то видос все с той же рыжей мордой на заставке, но как назло парень оставил наушники дома. Двери трамвая распахнулись, и опомнившись Стас пропихнул себя на выход, представляя как круто сейчас было бы пропустить свою остановку. Пообещав себе во всем разобраться дома, он устремился в супермаркет, заранее решив, что судя по всему вина будет недостаточно, и на всякий случай стоит взять ещё и водяру. Через двадцать минут он уже добежал до дома и теперь нервно стряхивал хлопья снега с жестковатых русых волос, стараясь не дать снегу упасть за воротник шерстяного пальто. Скинув промокшие ботинки он прощеголял на кухню оставляя на полу следы от влажных носочков. Выставив вино и водку он уже хотел снять мокрые штаны, но в дверь позвонил доставщик суши. Быстренько рассчитавшись с ним и оставив сто рублей на чай он оттащил тёплые ароматные контейнеры на стол, разместив их рядом с алкоголем, и щелкнул кнопку включения на ноутбуке. Машинка зашуршала своими внутренностями, а Стас зашуршал штанами, с трудом стягивая прилипающую влажную ткань. Даже с некоторым удивлением он обнаружил под ней сетчатые чулки. Отвлекшись, он даже позабыл про свой утренний милый сюрприз для любимого. Вот бы весело было, если б он успел снять штаны перед приходом доставки. Колоритно бы смотрелись его худющие ляшки в таинственной темноте коридора. Закинув штаны в стирку, он вернулся к включившемуся ноутбуку и так и залип, сидя на стуле в одних чулках, промокших носках, трусах и теплом мешковатом свитере. Ввести пароль, зайти в браузер, найти ютуб, щелкнуть кнопку «плэй»… «Я, Виталий Валентинович Милонов, заявляю, что больше не желаю быть козлом отпущения при Путинском режиме. Мне надоело нести бред, надоело выставлять себя дураком, — картавил политик с монитора ноутбука, — надоело пытаться оправдывать этот бред перед другими. НАДОЕЛО. Я видел как люди сходят с ума, пытаясь убежать от того, кто они есть, и мне надоело бежать от себя. Я, даже я — бисексуал. И я за свободу! Я за перемены, я за любовь, я чёрт возьми, за Навального, который, между прочим, вполне в моём вкусе. Раньше лишь моя жена знала об этом, так пусть теперь знают все…»

***

После смены Филя изрядно уставший, но довольный ехал в переполненном вагоне метро. Прижавшись лбом к прохладному стеклу окна он смотрел на проносящиеся мимо здания, огни и вывески и мысленно уже был в своей теплой квартирке вместе со Стасом. Кстати о Стасе... Филипп прикрыл глаза. Да, конечно, вид Стаса сегодня немного выбивал из колеи, но это того стоило, весь день созерцать прекрасные, любимые ноженьки в чулках, идеально (но работать мешает). Из приятных и не очень мыслей Филиппа вырвал значительный такой тычок под ребра от проходящего мимо тучного мужчины, оглянувшись по сторонам Юноша с тихими матами направился к выходу из вагона. Осознание что жизнь тлен и он проехал свою станцию пришло как только Филя выпал вместе с потоком людей на площадку. Достав наушники, юноша большую часть пути потратил на их распутывание. Наконец дойдя до небольшой такой среднестатистической многоэтажки Филипп бегом поднимался по лестнице, принципиально игнорируя лифт, поскольку спорт это жизнь. Борясь с замком молодой человек успел проклясть всех и все (в том числе и Стаса за то что тот ничего не услышал), ей богу лучше бы так технику делали, тихо проскользнув в квартиру Филя стянул с себя куртку кинув ее на тумбу. — Списанных эклерчиков из «Хлеба Насущного» не желаете? — громко спросил он разуваясь, — они такие же красивые как и ты был в своих новых чулках, мон амур. Ну где ты, бесёнок? — Иди сюда скорее, — раздалось с кухни безапеляционным тоном, и сердце Филиппа сжалось. В такой манере обычно говорят «я тут подумал, нам надо расстаться», так что Филипп стремительно начал падать с небес на землю и тихо прошёл на кухню. Стас отвинчивал крышку с бутылки водки, — захвати две рюмки по пути к столу, будь добр. — Эй, Стас, что случилось? — Филипп послушно нащупал на полке рюмки, и, позвякивая ими от лёгкой дрожи в руках, подошёл к столу. Он поставил стекляшки на стол и несмело провёл рукой по волосам на макушке Стаса. И с облегчением выдохнул, когда возлюбленный вопреки опасениям сам потерся о его ладонь как котёнок требующий ласки и защиты. — Ты мне на слово не поверишь. Просто смотри, — и Стас вновь жамкнул кнопку «плэй». Через двадцать минут они уже выпивали по второй рюмке. Суши едва ли лезли в горло и их вкус почти не ощущался. В интернете разрослись бурные скандалы. — Как считаешь, это я виноват? — вопрошал Стас глядя в никуда. — Ну-ну, ты ни в чем не виноват. И вообще, может это к лучшему? — Люди собираются выходить на улицы и протестовать, ты представляешь? А другие грозят выйти им на встречу и поубивать «пидоров». Эта животная ярость такая безумная и пугающая! А если они не отступятся? Если реально забьют какого-то хиленького пацана? — Может пришло время, Стас? Может наконец пришло время, когда в наших руках что-то изменить? — алкоголь медленно начинал давать в голову, — Стас, а какого черта? Какого черта мы должны бояться этих зверей? Какого черта я должен бояться взять тебя за руку на улице, какого черта я должен молчать, а не повторять снова и снова, какой ты у меня красивый? Прямо на улице! Ничего не боясь? Какого черта гетерастам можно чуть ли не пожирать друг друга на виду у всех, а нам нельзя просто обняться? Слышишь меня? Я не хочу больше скрываться. Я хочу чтоб все знали что ты, ты мой! Иди ко мне, Стас, — Филипп потянулся к парню и обнял того за плечи, не взирая на колючий свитер, — я хочу, чтоб ты всегда чувствовал, что я рядом. — Я чувствую, — Стас устало улыбнулся, заглядывая в глаза любимого. — А ещё я скучал, — тихо говорит шатен выдыхая лёгкие дурманящие пары алкоголя и, не дожидаясь ответа, начинает нежно поглаживать чужие бёдра, с наслаждением ощущая сеточку под пальцами, ох, он так и не снял чулки, чёрт возьми. Стас сглатывает и улыбаясь тянется вперёд за поцелуем. Пока Стас тянется рукой к мягким волосам Филиппа тот перехватывает его маленькую ладошку, переплетая пальцы с его, и это просто идеальное сочетание, не иначе. Стас всегда считал, что старший всегда должен быть ведущим. В отношениях, в постели — не так важно, но он раздвигает ноги, пока поцелуи медленно переходят на его бёдра, а дыхание начинает предательски сбиваться. И тут же забывает о всем. Уши неумолимо краснеют, свитер становится слишком жарким и летит в другой конец комнаты, по пути сбивая что-то с нижней полки трюмо. Филипп внезапно хватает блондина и с какой-то небывалой легкостью поднимает его на руки крепко сжимая ягодицы с милыми ямочками. От подобных аттракционов голова у него начинает кружиться, дух перехватывает и вот Стас уже неожиданно для себя звонко и пьянно хохочет. Но, спустя несколько секунд, они уже падают на кровать в соседней комнате и вот ему уже не до смеха. Стас скулит, когда горячая рука плавно начинает скользить по его члену, размазывая смазку по головке, а затем длинные аристократичные пальцы неторопливо спускаются к пульсирующей дырочке. Филипп достаёт смазку из-под подушки, обильно смазывает их и медленно вставляет по очереди, растягивая узкие стеночки на манер ножниц. — Как ты, черт возьми, можешь выглядеть мило и так горячо одновременно? Голос Филиппа срывается на низкий хрип и от этого Стасу знатно сносит крышу.Пальцы исчезают резко, сменяясь чуть болезненным ощущением давления на тело. Филипп закидывает стройные ноги на свои плечи и входит полностью, замирая на несколько мгновений давая привыкнуть, целуя пухлые губы.Начиная медленно двигаться, он опирается локтями по обе стороны от головы Стаса, снова ловя приоткрытые губы своими. Толчки выходят резкими, без какого-либо конкретного такта. Стас выгибается оставляя на влажных от пота плечах глубокие царапины, пока парень над ним переходит поцелуями на шею, оставляя собственнические метки. Стас закидывает голову назад, открывая рот в гортанном стоне, а шатен пользуется этим и больно кусает нежную кожу доводя их обоих до победного пика. Вязкая сперма заливает животы обоих, а они лишь устало валятся на кровать, пытаясь отдышаться.

***

Не пойти — значит струсить. Не пойти — значить сдаться. А Стас и Филипп трусами не были. Толпа была даже больше, чем они предполагали. На площади собрались не только представители секс-меньшинств, но и те, кто просто их поддерживал. Народ гудел, кричал, махал флагами и транспорантами. Все были ярко одеты и снабжени атрибутикой с шестицветной радугой. Стас с Филиппом решили особо не выделяться. Они больше наблюдали, шествуя вместе с митингующими. Зато хотя бы сейчас они могли держать друг друга за руку, и на них не смотрели косо, не показывали пальцами, да что там: вокруг них было ещё множество таких же счастливых идущих за руки людей. Естественно, их демонстрация продолжалась недолго. Сначала появились ОМОНовцы, которые высматривали лидеров движения и особо агрессивных участников. За ними прибыла другая сторона протеста: рычащие ублюдки самых разных субкультур, которые набрасывались на радужных и, пожалуй, были готовы убивать на месте. Полиция и спецслужбы тут же переключились на них: митинг митингом, а массовую бойню надо остановить в первую очередь. Загремели выстрелы, в ход пошли самодельные взрывчатки, площадь наполнилась криками и грохотом. Фила и Стаса уносило куда-то вместе с толпой. Направление разобрать было уже невозможно. Они крепче вцепились друг в друга и бежали, озираясь по сторонам. Постепенно народу вокруг них стало меньше. Они недалеко отошли от площади и находились теперь на широкой улице. Рядом с ними всё ещё толпились ЛГБТшники. — Валим! Валим отсюда, — истерично закричал какой-то парень, пробегающий мимо. Рядом с ним, прихрамывая, спешила девушка. Она держалась за голову, на лбу можно было заметить тонкую струйку крови. Парни остановились и посмотрели друг на друга. Филипп тяжело вздохнул: — Что всё это значит? Неужели мы проиграли? Опять вынуждены бегать, прятаться, бояться… — Фил, — Стас перебил его на полуслове, — нет, Фил, мы не проиграли и никогда не проигрывали. Я понял кое-что сегодня, глядя на всё это. Мы просто сами были не правы. Посмотри вокруг: мы все противоречим сами себе. Мы точно так же, как все эти уроды, не признающие нас, хотим уважения, хотим быть наравне со всеми, а сами что делаем? Пытаемся выделиться: выходим на улицы, устраиваем беспорядки, сами же провоцируем всякое быдло на нас охотиться. Чего мы этим можем добиться? Ну скажи, Фил, вот от того, что наше восстание подавили, ты стал любить меня меньше? Или, может, ты стал по-другому относиться к людям вообще? Ведь нет. Чувства проиграть не могут, понимаешь? Филипп уставился в землю, пытаясь переварить сказанное. Потом поднял глаза на Стаса, протянул руку, приблизился и затянул его в поцелуй. Время для них остановилось, шум вокруг заглох, они забыли, где они и что они делали, просто наслаждались друг другом. О безопасности, к сожалению, позабыли тоже. Из сладкой феерии Стаса вывел резкий удар по голове. Последнее, что он запомнил, было лицо ошарашенного Фила, который попытался поймать его во время падения.

***

Противный писк приборов обжигает перепонки, а запах спирта, лекарств и стерильных марлей болезненно врезается в мозг. Перед глазами все плывет, когда Стас медленно размыкает веки и терпит очередной приступ мигрени — потолок уж слишком белый. Писк неизвестного, но смутно знакомого по звукам, слышится прямо над левым ухом, и парень понимает, что чувства всё-таки приходят в норму. Левую руку сжимает что-то чуть влажное и холодное, Стас с опозданием понимает, что это чья-то ладонь. Молодой человек хочет повернуть голову в сторону своего соседа, но в затылке прогибает тупой болью, пробирающей все кости без исключения. С сухих губ срывается болезненный стон и больше двигать головой Стас не решается, лишь косясь я вмиг подорвавшегося… парня? Мужчину? Его лицо и обеспокоенные глаза кажутся чем-то смутно знакомым, словно они виделись где-то однажды, вроде метро или супермаркета, когда запоминаешь интересные лица, но внимания не уделяешь. — Стас! Слава Богу… Как ты себя чувствуешь? — Болит и кружится голова, а ещё… Затекла рука. — последнее больной произносит с некоторой опаской, так как незнакомец слишком подозрительно выглядит и несколько пугает. Хотя сказать, что Стас его боится, можно только с большой натяжкой — почему-то этому мужчине хотелось доверять. Дверь приоткрылась и тихим шагом в палату вошёл дяденька в белом халате и с густыми усами: в его руках была какая-то папка с документами, а на лице добродушная улыбка. — Ну что, боец, как самочувствие? — бодрый голос даже не раздражает своей громкостью, скорее наоборот, успокаивает. — Не могу шевелиться и болит голова… — Ну-с, слабость у тебя после потери сознания и от наркоза, а голова будет болеть ещё какое-то время. Через пару дней будем менять повязку и глянем, что там у тебя творится. — голос у врача такой мягкий, что Стасу кажется, будто он говорит с папой, а не хирургом. — Но… Что произошло? В разговор влез мужчина, что так и не отпустили его ладонь из болезненной хватки. — Какой-то мудак…но доктор прерывает его на полуслове. — Не сквернословить, молодой человек! —… какой-то очень злой и не очень умный тип бросил недалеко свою взрывчатку и осколок прилетел прямо в тебя. Когда мы с парада бежали… Взгляд у незнакомца становится тоскливым, что Стасу хочется погладить его по голове и успокоить. Однако это желание затмевает несколько другое: какой к черту парад? — Какой парад? И, простите за нескромный вопрос, кто вы такой? Глаза Филипа округляются, а брови непроизвольно вздымаются вверх. На душе начали скрести кошки и становится настолько тошно, что хочется блевать. Фил смотрит в холодные глаза Стаса, потом — на их сцепленные руки, которые пострадваший так старается расцепить. И Фил отпускает его ладонь, переводя мутный и полный вопросов взгляд на доктора. Второй как раз над чем-то глухо задумался. — Я забыл вас предупредить. После этой травмы у Станислава может быть частичная потеря памяти. Я не могу ответить вам, когда он все вспомнит и вспомнит ли вообще, однако вместе с вами буду надеяться на лучший исход. Теперь в шоке оба. Фил в отчаяние, а Стас — в панике. Как много он забыл? Сейчас точно тот год, который он помнит? А этот мужчина? Кто он ему? Так много вопросов и так мало ответов… Филип лишь опустошённо смотрит на лично принесенные Стасу цветы и пытается осознать сказанное. Доктор уже учтиво откланялся — и не зря иначе бы пришлось справляться с бурей тупых и не имеющих ответов вопросов. С двумя бурями. Филипа начинают посещать самые и самые пессимистичные мысли. Он поднимется взгляд на Стаса и снова крепко сжимает его ладонь. Тот смотрит как на чужого, но будто бы с пониманием. И Филу становится легче. И понимает он, что шансы равны. И что нельзя сдаваться. — Знаешь, вчера… Вчера ты сказал мне, что мы не проиграли и не проиграем никогда. И только сейчас я понял весь смысл твоих слов, Стас. Я не сдамся. Обещаю тебе, я не сдамся. Стас улыбается преободряюще, искренне. Ему уже самому до жути интересно, кто этот таинственный незнакомец. А Фил… Филу кажется, что его ладонь сжимают в ответ. Просто кажется.