Нерасказанное

      Ночной гость уже давно ушел, но мистер Томас Никерсон все еще сидел за столом перед наполовину опорожненной бутылкой бурбона. Беседа с Мелвиллом определенно пошла на пользу, он чувствовал легкость, давно забытую его душой, но память пробудилась и сон не шел к нему. Хотя ночь, проведенная за выпивкой и разговором должна была изрядно утомить старика, он погружался в омут воспоминаний все глубже и глубже, доставая оттуда полузабытые подробности его давно ушедшей молодости.       То, что они пережили тогда, после крушения «Эссекса», должно было сломать его. Юношеская душа слишком хрупка и невинна для ужаса выпавшего на ее долю. Он мог стать горьким пьяницей и сдохнуть где-нибудь в выгребной яме или на задворках портового кабака, с ножом в животе. Но он выжил и прожил хоть и не самую счастливую, но все же жизнь, наполненную смыслом. Ему не было стыдно, потому что он всегда знал, благодаря чему после всего произошедшего не лишился рассудка. Разумеется, с Меллвилом он не обмолвился об этом ни словом, ни к чему это было, да и тот бы вряд ли его понял, списав это на юношескую впечатлительность и стариковские сантименты. А спасло его то, что всегда спасало всех бедолаг по обе стороны экватора. Его спасла любовь. Память о ней воскресала сейчас в душе старика Никерсона. Он вспоминал одну единственную ночь. После нее было множество ночей, наполненных страхом и тревогами, но та, под звездным сводом на Эквадоре, дала ему силы пережить все и остаться самим собой.       Первый рейс – это всегда испытание, но Тома тогда это не заботило совсем, он был в предвкушении чего-то грандиозного. Оказавшись на «Эссексе» самым юным, он наслаждался моментом, во всю глядел по сторонам, прислушивался к разговорам старых моряков. Разговоры ходили разные. Говорили, что старпома в этот раз судоходное начальство прокатило с капитанством, и он теперь злющий как черт и лучше под руку ему не попадаться. Что капитаном у них – Поллард-младший, что это его первый рейс и что старпом бесится именно поэтому.       Фамилия Поллард была широко известна в Нантакете, а вот об Оуэне Чейзе, так звали старпома, Том слыхал впервые. О нем говорили, что выбился он из самых низов благодаря своей ловкости и бесстрашию, и потому был уважаем всеми от шишек из судоходной компании до простых моряков. Ходили слухи, что «Эссекс» был ему практически обещан, но Поллард-старший потянул за нужные ниточки, и Чейзу пришлось распрощаться со своими планами. Томас думал, как ему, должно быть, смертельно обидно, наблюдая украдкой за хмурым светловолосым великаном, энергично раздающим распоряжения на нижней палубе.       Рассматривая трофейные булавки на лацканах бывалых китобоев Томас, в порыве мальчишеского тщеславия, постановил заиметь себе таких не меньше дюжины. Ему думалось, раз мистер Чейз, сын фермера, дослужился до старпома и даже метит в капитаны, то у него тоже получится, тем более отец его был моряком и у него это в крови, а кровь ведь в этом деле тоже важна. Но после того, как мистер Чейз ловко разобрался с не развернувшимся парусом, а потом еще и сам Томас капитально опозорился перед ним же в первую же ночь во время сильной качки, новоиспеченный китобой решил что с дюжиной он сильно погорячился. С тех пор он решил поменьше отсвечивать и вообще пореже показываться на глаза старпому, которым, к тому же, начал в тайне восхищаться.       «Эссекс» уже обогнул мыс Горн и встал на якорь у берегов Эквадора. Целый день они провели в разных заботах, выменивая китовый жир на провизию и разную прочую ерунду. Позади было изнурительное путешествие, не принесшее ничего, кроме разочарований, впереди тоже не маячило никаких перспектив. За время, проведенное на «Эссексе», Том успел довольно пообвыкнуться и набраться уму-разуму у бывалых китобоев. Мечты о дюжине трофейных булавок давно улетучились, как утренний туман, вместо этого пришло осознание, что все же сопля он зеленая, а не моряк и что для того, чтобы стать настоящим китобоем, как мистер Чейз или мистер Джой, ему еще расти и расти.       Мистера Чейза он все еще слегка побаивался и избегал, и уж если и попадался тому на глаза, это, как правило, не сулило ничего хорошего. Как, например, в тот раз, когда старпом заставил его залезть прямо в китовое брюхо вычерпывать китовый жир. Тома потом мутило всю ночь, но несмотря на это, он втайне гордился тем, что оказался полезен. Капитан и старпом все еще ладили как кошка с собакой и, если Чейз хозяйничал на палубе, то Поллард отсиживался в своей каюте за расчетами, в которых не было никакого прока.       К вечеру вся команда разбрелась по побережью кто куда – одни направились в бордель, другие коротали время за бутылкой, игрой в кости и разговорами. Томас же не прибился ни к кому, хотя Чаппел настойчиво зазывал его развлекаться с местными девицами. Но ему удалось отнекаться, во-первых потому что денег у него почти не было, а во-вторых он до жути боялся подцепить какую-нибудь заразу из тех, о которых наслушался ужасов еще в Нантакете.       Свернувшись калачиком на куче сваленных канатов и старой парусины, он потихоньку проваливался в сон, как вдруг услыхал чью-то нетвердую поступь. Том заворочался в своем «гнезде»,а темная фигура, которой принадлежала поступь, замерла и произнесла голосом старпома: - Эй, кто здесь?       Том съежился, стараясь не дышать, но предательски дрогнувшие коленки снова выдали его присутствие. - Кто здесь, а ну отвечай, а то пристрелю! - рыкнул старпом. - Мистер Чейз, не стреляйте, это я, Томас Никерсон, - пискнул Том из своего укрытия.       Фигура покачнулась и вышла из тени в круг лунного света. Было видно, что старпом изрядно во хмелю – камзол был накинут на плечи, рубаха выпростана, соломенная грива всклокочена, а в руке оплетенная лозою почти пустая бутыль. - А ты неплохо устроился, юнга, - хмыкнул Чейз, оглядев «гнездо», - а ну двигайся, нам двоим здесь хватит места.       И он бесцеремонно плюхнулся рядом, больно придавив Тому руку. От мистера Чейза пахло ромом и жареным мясом. Том попытался немного отстранится, но огромная ручища по-хозяйски приобняла его за плечи. - А что, как вы поживаете, мистер Ник-керсон? - заплетающимся языком проговорил старпом, - Всем ли вы довольны? Не надоела ли вам до смерти наша посудина? - Кофе по утрам холодный подают, - буркнул Том, пытаясь выдернуть руку, - а так все нравится.       Чейз громогласно расхохотался и слегка приподнялся на локтях, давая ему освободиться. - Завтра снимаемся с якоря, - продолжил старпом отсмеявшись, - нашли мы тут одного испанца. Рассказывает будто видел места, где киты, как коровы на лугах пасутся. А охраняет их белый дьявол во плоти, никого к своему стаду не подпускает. Корабли - в щепки одним взмахом хвоста, вот так. Туда-то мы и направимся. - Не боитесь, сэр, что и нас этот дьявол ко дну отправит? - поежился Том. - Не верь россказням, юнга. Испанец тот корабль свой погубил и умом тронулся, - в голосе Чейза сквозила неприкрытая издевка, - а наш славный капитан - бравый малый, любого дьявола узлом завернет, это он может. Так что не бойся – вернемся домой с богатой добычей, год пировать будем.       Том тяжело вздохнул, ему стало как-то не по себе. Дурное предчувствие кольнуло острой иглой в груди и Чейз, будто почувствовав, успокаивающе потрепал его по плечу. - Ну-ну, мистер Никерсон, не переживай. А на счет кофе уж я распоряжусь, - хохотнул он и выдохнул, запрокинув голову, - небо то какое, не наглядеться.       Том поднял глаза и чуть не задохнулся – сотни и сотни сияющих звезд извечным узором усеивали небосвод от горизонта до куда хватало глаз. Он задрал подбородок так высоко, что голова даже слегка закружилась. - Что, юнга, когда еще такой красотой вместе полюбуемся, - донесся до него откуда то снизу голос Чейза.       Том опустил голову и посмотрел на старпома. Тот улыбался пьяной беспечной улыбкой. Его обветренное смуглое лицо показалось Тому в тот момент необычайно красивым в этом сияющем звездном свете и он никак не мог отвести от него глаз. - Сколько тебе лет, малыш, - вдруг спросил Чейз, слегка подавшись вперед, - шестнадцать? пятнадцать? Совсем же еще салага, даже не бреешься. Он прикрыл глаза и провел кончиком носа по его щеке от мочки уха до подбородка, а Том в одночасье забыл как дышать. - Какая нежная кожа, как у моей жены, - прошептал Чейз и проследовал дальше, мягко коснувшись губами его подбородка, а потом и губ.       Том лежал ни жив ни мертв, боясь пошевелиться и не понимая, что происходит. Он должен был оттолкнуть Чейза, вскочить и убежать, но вместо этого прикрыл глаза и слегка подался вперед, позволяя чужим губам мягко приоткрывать его рот. Это было ужасно стыдно и предосудительно, но вместе с тем, так мучительно приятно, что невозможно было найти силы это прекратить. Вдруг гигант замер, отстранился и с удивленной ухмылкой посмотрел на Тома, который в эту самую секунду пожелал бы провалиться сквозь землю. - Ну что я за пьяный дурак, - наконец хрипловато проговорил он, - напугал мальца, вон дрожит весь.       Тома действительно от возбуждения в мгновение забила мелкая дрожь. Чейз сжал его плечи своей огромной ручищей прижал к себе и сбивчиво зашептал: - Ну прости, прости, малыш… не знаю, что на меня нашло, можешь двинуть мне коленом, если начну дурить… только позволь, позволь мне остаться… и ты никуда не уходи…       Он уронил голову на плечо Тому и через несколько мгновений дыхание его выровнялось, а еще через некоторое время начал тихо похрапывать. А Том лежал, боясь пошевелиться – ему было неудобно, руки затекли и в спину впивался обрубок каната, но все же он не смел потревожить сон обнимающего его великана, потому только-только отчетливо понял, что влюбился без памяти. Мысль эта была единственной, она билась о стенки его пустой головы, не давая ему сомкнуть глаз. Он прислушивался к шуму моря, к тихому храпению под ухом и считал каждую секунду, потому что знал, что она больше никогда не повторится. Сон сморил его лишь под утро.       Когда он открыл глаза, солнце стояло довольно высоко и Чейза рядом с ним уже не было. Мгновенно вскочив на ноги, он помчался к берегу, где уже во всю кипела работа – старпом энергично распоряжался, а моряки таскали тюки с провизией и грузили в вельботы. Завидев Тома, Чейз махнул ему рукой и крикнул во все горло: - А, мистер Никерсон! Вы уже соизволили проснуться. А ну живо ноги-в-руки и марш помогать остальным, а то оставлю вас на берегу, свиней пасти! – и широко улыбнувшись подмигнул ему, как ни в чем не бывало.       Том же, спросонья еще толком ничего не соображая, бросился к мистеру Чаппелу, который ворочал неподъемный перевязанный кожаными ремнями сундук. Потом он еще много раз безуспешно пытался поймать взгляд Чейза, но тот все время смотрел как будто сквозь него или все так же подмигивал, улыбаясь. Ему оставалось только смотреть на старпома во все глаза, вспоминать ту ночь и чувствовать мурашки бегущие по спине от тех воспоминаний. Он никогда больше не окажется в этих объятиях и ему надо было с этим смириться. Но судьба играет с людьми злые шутки - Том ошибался в своем убеждении и ему все же удалось однажды снова почувствовать эти руки и губы. Минуло больше трех месяцев после крушения Эссекса. Их вельбот отнесло в сторону от вельбота капитана и на спасение для них не было никакой надежды. Том медленно умирал как и все остальные, но страха перед собственной смертью у него не было – он лишь смотрел на Чейза лежащего в носовой части шлюпки. Этот огромный человек, который вел их когда-то сквозь бури и штормы был теперь собственной тенью – изможден и высушен до самых костей. Утром он звал своего покойного отца и Том с ужасом подумал, что не успеет умереть раньше него. Он вдохнул побольше воздуха в слипшиеся легкие и прохрипел, подползая к старпому и теребя его за ворот рубахи: - Мистер Чейз… пожалуйста… прошу вас... обещайте, что не оставите меня… Тот с трудом разлепил отекшие веки и прошептал: - Извините, мистер Никерсон, но я уже дал одно обещание, которое, пожалуй, не смогу сдержать. К тому же, - усмехнулся он, - на моих потрохах вы протянете не меньше недели… точнее на том, что от них осталось.       Том попытался улыбнуться и хихикнул, потом еще раз и еще раз. Живот сводило мучительной болью, а внутренности так и норовили выскочить наружу, но остановиться он не мог. Черное безумие оплетало угасающее сознание, но с самого края бездны его выдернули те самые руки, теперь длинные и костлявые, но по прежнему сильные, потрескавшиеся и обветренные губы, целующие его виски, щеки и лоб и хриплый шепот: «Том хватит… хватит, пожалуйста, успокойся… Том, я не оставлю тебя, обещаю, слышишь, обещаю…». А на следующий день Том увидел в небе белую чайку…       Старик смахнул слезу, выступившую в уголке глаза и залпом выпил оставшийся в рюмке бурбон. Нужно было поспать хотя бы несколько часов, но в памяти все еще стоял тот день, когда он видел Чейза в последний раз. Тот вручил ему свою булавку и, повернувшись, собрался уходить, а Том, не выдержав, сдавленно крикнул ему в спину это несчастное, так долго копившееся в его душе признание: «Я люблю вас, мистер Чейз!».       Голос предательски сорвался к концу фразы и Том понадеялся, что старпом просто его не услышит.Он ожидал шутки или насмешки, но Чейз сначала замер, потом резко обернулся, шагнул к нему, взял его лицо в свои огромные ладони и прижался своими губами к его губам. Нет, это был не тот поцелуй, что был на Эквадоре, ничего предосудительного в этом поцелуе не было. Это был поцелуй отца или брата. Так целуют близких после долгой разлуки или отпуская в дальний путь. Только длился он немного дольше, чем обычно длятся такие поцелуи.       Наконец, отстранившись, Чейз, внимательно посмотрел ему в глаза и серьезно сказал: "Вы уж не забывайте меня, мистер Никерсон.". И развернувшись, зашагал прочь. А Том еще долго смотрел ему вслед, пока золотистая грива, возвышающаяся над всеми головами окончательно не скрылась из виду.