По ту сторону слизерина

Пламя бьется в ладонях серебряной нитью, На губах - привкус боли и привкус металла... Неужели возможно так просто забыть мне, Как я тайно о странном и лучшем мечтала? Как мечтала взлететь я на крыльях дракона, Разорвать небеса, улыбнуться из солнца, Но мне плоть моя стала в полете препоной, Кто не может мечтать - упадет, разобьется. Пламя бьется в ладонях, не чувствую боли, Сердце замерло тихой напуганной птицей, Чем играть все до дыр перетертые роли, Лучше уж мне уйти, чтобы не возвратиться, Чтобы спеть позолоте последнего лета, Чтобы вылечить старые шрамы и раны, Чтобы просто дождаться рассветного света И уйти по дорогам усталым. Seory ~1~ -Слиизериин! Разрывая затаившуюся тишину на мелкие кусочки, раздался обветшалый от времени голос шляпы. Еще мгновение и о былой тишине не осталось и намека, громкие, слишком громкие, аплодисменты, крики, свист, недовольные и завистливые взгляды тех, кого еще ожидало распределение, которое красной нитью пройдет через всю жизнь, вот только в случае Алисы это была зеленая нить. Все реже Лиса вспоминала тот день, оставляя его в далеком прошлом, пожалуй, в самой дальней и темной полочке своей памяти, приблизительно там же, где лежат воспоминания ее детства. С того дня прошло 6 лет. Именно с того дня, Лиса вела дневник, исправно записывая туда свои мысли, выплескивая туда душу. Компромат? Возможно, но ее это не смущало, она была уверена, что когда-нибудь все написанное ею будет прочитано. Воспоминания стоят слишком много, а некоторые дни хочется переживать снова и снова, чувствуя то, что некогда чувствовал, остаться там, в прошлом, зная то, что произойдет, ценить каждую секунду того времени, что песчинками уходит от нас. 31 июля 1990 г. За день до распределения. -Розье! Подъем! Громко, грубо, требовательно, впрочем, как и всегда, раздавался по всему замку ледяной голос отчима. «Доброе утро, Алиса», - мельком, словно опасаясь собственных мыслей, смела подумать юная волшебница, лихорадочно поднимаясь с постели, что еще мгновение назад служила ей теплым укрытием. «Палочка, моя палочка», - облачаясь в потрепанную рубашонку, доставшуюся по наследству от сыновей отчима, вспоминала Алиса. «Вот же!». Еще мгновение и мило растрепанная девчушка лет одиннадцати, чуть склонив голову, опасаясь заглянуть в леденящие душу глаза, стояла перед рослым мужчиной с поразительно правильной осанкой, выдающимися аристократичными чертами лица. Тонкие бледные губы Бальмонта тронула ухмылка, серые, словно зимнее небо, глаза не выражали ни единой эмоции, словно стекло, прозрачный холодный лед. Взгляд отчима был хуже любого пыточного заклинания, в этом Алиса убедилась на собственной шкурке. В свои одиннадцать она испытала на себе почти каждое, прочувствовала их от первого до последнего слога, теперь же на столь нежной гладкой по-детски мягкой коже красовались тонкие, белые шрамы. Слава Салазару только на запястье, иначе люди заподозрили бы тонкости воспитательного процесса, все списали на неудачное падение девочки. Не решаясь поднять робкого взгляда на отчима, Алиса так и продолжала, молча стоять, мысленно готовясь к очередному уроку, запирала все свои эмоции под амбарный замок, приклеивала к себе маску холодного равнодушия, успокаивала сердцебиение, которое, казалось бы, можно было услышать на другом конце мраморного зала. -На меня смотри. В глаза, Алиса. Тихо, но не менее требовательно и устрашающе пробормотал зрелый маг, пристально смотря на ребенка, стоящего прямо перед ним. Темные длинные волосы, словно шоколад, спадали на миловидное личико темной россыпью, едва уловимая дрожь длинных пушистых ресниц. Мгновение, и на Бальмонта смотрели ярко-зеленые глаза, их цвет был словно летняя трава, такие же яркие и чистые. С нежных губ не сорвалось ни одного слова, хрупкая детская ручка сжимала рукоять палочки из темного дерева, тонкий пальчик водил по контуру выгравированной диадеме. Каждый обрывочек ее души напрягся в ожидании, рука готова была к резкому рывку, губы готовы были очерниться очередным пыточным заклинанием. -Похвально. Реакция есть. С довольной ухмылкой, но все тем же холодным тоном, отчеканил каждое слово Бальмонт, подмечая правильность своего воспитания. Не дав девочке и рта раскрыть, он продолжил: -Алиса Эванс Розье, дочь Генри и Розали Розье, сегодня утром домовик, как ему и полагается, принес почту. И знаешь, что там было? Маг говорил тихо, проникновенно. Ни намека на милосердие и гордость, ни намека на радость. Ничего, лишь холод. Во время своей речи, Бальмонт медленно, по-хозяйски расхаживал по залу, даже не обращая внимания на девочку. Лишь закончив говорить, маг остановился, достав из кармана иссиня-черной, словно ночь, мантии небольшой запечатанный конверт. -Нет, мистер Бальмонт. Я не знаю, но, с Вашего позволения, была бы рада узнать. Прозвучал тонкий девичий голос. «Меня ведь никто не знает, я одна. Никто не может писать мне писем»,- пробежал тонкий хоровод мыслей в голове, который тут же оборвался, не успев набрать силы. -Тогда Розье, тебе будет весьма любопытно прочесть это письмо. Банковский счет своих родителей узнаешь у моей жены. Это были последние слова произнесенные Бальмонтом до того, как его подхватила черная дымка и быстро, молниеносно унесла прочь из зала, оставив девочку наедине с собственными мыслями и этим письмом, всученным в последнюю секунду в ее руку. «Банковский счет, письмо? От кого?», - наморщив лобик и прикусив губку, привычка передалась от покойной матери, Алиса пыталась собрать этот пазл, склеить картинку воедино. Не получалось..до определенного момента. Проведя пальчиком по печати, что скрепляла конверт, Алиса тут же перевернула его, вчитываясь в каждую строчку, написанную аккуратным размашистым почерком, изящные буквы сплетались в слова, те в свою очередь сплетались во фразы, помогая девочке понять картину. Алисе Эванс Розье Улица Кенсингтон, Лондон. Школа Чародейства и волшебства Хогвартс. Прошло около пятнадцати минут, может больше, может меньше, сейчас это не имело значения для юной волшебницы, неподвижно стоявшей посреди зала с конвертом в руках, так и не решаясь открыть его.