***
— Как можно было попасть два раза в сетку? — хохотал Иваизуми, идя вместе с Ойкавой с тренировки, — Кстати, ты уже подобрал качели или столб, которые будешь пробовать на вкус? — ухмыльнулся он, оборачиваясь к другу и щурясь от снежинок, попадающих в лицо. Ойкава, до этого молящийся, чтобы друг не вспомнил об этом дурацком споре, горестно вздохнул. — Не-а, не отвертишься, — будто понимая, о чём тот думает, сказал Хаджиме, уже заприметив площадку с качелями в ближайших дворах, и направился туда. Площадка была пусть и небольшой, но на ней умещались песочница, горка, две качели и лабиринт. А по бокам располагались по две лавочки. — Ну, Ива-ча-а-ан! — подошёл Тоору к другу. — Не я это затеял, — ухмыльнулся Иваизуми, останавливаясь, — впредь думать будешь. Вздохнув, волейболист двинулся к качелям, оборачиваясь на полпути и строя жалобную моську. — Ну, Ива-ча-а… — Нет! — не дав тому договорить, Хаджиме сложил руки на груди, уставившись на парня. Зная, что спорить дальше бесполезно, Ойкава, осмотрев грязное основание качели, понял, что самое чистое — рядом с креплением, а для этого нужно было встать на качели. — А если кто-то выйдет? — поднимая ногу и вставая на качели, он обернулся на друга. — Да кто в такое время выйдет? Да и вообще, кому это будет интересно? Тем более, здесь даже фонарей нет! Вздохнув и поняв, что уже точно никак не отвертеться, парень, задрав голову, провел языком по железу. А собираясь слезать оттуда, понял, что прилип. — Блин, Ыва-тян, я прилып, помоги! Иваизуми, до того пытающийся сдержать смех, прикрывая рот рукой, не смог больше и захохотал. — Погоди, погоди, я это зафотаю, — не унимался доигровщик, все ещё громко и заразительно смеясь, и пытаясь найти мобильник в спортивной сумке. — Ну Ыва-тян, ну, повалуста, не надо фотоглафиловат, — умоляюще смотрел на него Ойкава. — Выложу и подпишу, что девушки тебе точно не нужны, — хихикнул Хаджиме, успокаиваясь, но телефон все же не достал. — Ыва-тя-ян, мэ хоогно, — потирая руки, пожаловался Тоору, — и хэя жатекла. — Одеваться надо было теплее, придурок, говорил же я уже! Ходишь, будто не зима, а лето! Так ведь и заболеть недолго, а скоро матч! — Попом поучать буэшь, помоги мэ-э-э, повалуста, побывтрее, вдхуг кто увидит, — взмолился связующий. Задумавшись на несколько секунд, парень извлёк из сумки термос с чаем. Налив немного в крышку, он подул на жидкость, охлаждая, и подошёл к качели: — Не шевелись и лучше встань на носочки. Ойкава, понимая, что собирается делать друг, немедленно выполнил его просьбу. Хаджиме аккуратно поставил ногу на качель, цепляясь за неё одной рукой и вставая, тем самым немного раскачав. Ойкава же тем временем старался балансировать, стоя ногами на спинке качели и вцепившись руками в поручни, чувствуя, что вот-вот упадёт. Тоору зажмурился от боли, понимая, что если двинется — останется без языка. Осторожно забираясь к другу, Иваизуми понемногу вылил чай ему на язык. Через некоторое время связующий всё же смог оторваться от столба, спрыгивая с качели и жмурясь, вытирая лицо от чая и тут же прислоняя руки ко рту. — Чёрт, как больно-то! — простонал капитан клуба и тут же сильно закашлялся. Хаджиме спрыгнул в след за другом, вздохнув и посмотрев на него. Тот же чуть не трясся от холода. — Дурак, ты же так и вправду заболеешь! Вот не мог ты без этих выходок: сразу после тренировки выходить «охлаждаться»?! И при выходе на улицу хотя бы застегиваться?! — снимая с себя куртку, ворчал тот, накидывая на спину друга. — Ива-чан… Но… — впервые, пожалуй, Ойкава и понятия не имел, что делать, жутко краснея, ни то от холода, ни то от заботы друга. — Пошли уже, а иначе и я сейчас заледенею, — хмыкнул Иваизуми, потирая предплечья. — Куда? — Тоору внезапно растерял всё своё красноречие, задавая тупые вопросы. — Ты, видимо, последние мозги отморозил, — покачал головой Хаджиме, — ко мне, конечно.***
— Сядь пока на кровать, — Иваизуми, достав одеяло, отдал его Ойкаве. Тот взял одеяло и, отдав другу верхнюю одежду, сел на кровать, кутаясь. Хаджиме, сходив повесив куртки, ушёл на кухню заваривать чай. А Тоору тем временем решил оглядеться, ведь не смотря на то, что дружат они давно, он редко заходил к нему в гости. Комната пусть и не большая, но очень уютная. Справа от кровати находится большое окно, на котором стоят цветы. Недалеко стоит комод с телевизором, а в другом углу стоят шкаф для одежды и стол, над которым расположены полки с книгами. На самом столе компьютер, лампа и множество принадлежностей. Также на столе стоит фотография, которую Ойкава раньше не замечал. На этом фото они вдвоём после первого выигранного матча. Он помнил всё так, будто случилось совсем недавно. Непознанный, липкий страх, который пытался сковать по ногам и рукам не мешал отдаваться игре полностью. А потом победа. Все те ощущения долгожданного выигрыша и безграничного счастья запомнились, отпечатались в памяти уже навсегда. От воспоминаний его оторвал звук поставленых на небольшой столик перед ним кружки чая и банки малинового варения. — Не прощу себе, если ты заболеешь, — проворчал Иваизуми и сел рядом. Хихикнув, Ойкава густо покраснел и открыл банку, пальцем подчерпнул варенье и облизал, смешно причмокнув. -Придурок, возьми ложку, — усмехнулся Хаджиме, кинув ту самую ложку почти что в лоб другу. -А если бы ты мне в глаз попал? — пожаловался Ойкава, подчерпнув сладости столько, сколько смог, сразу же отправив в рот, а после облизнул сладкие губы, немного поморщился от лёгкой боли на языке, но всё же продолжил есть заботливо предложенное угощение, даже почти не запивая чаем. — И зачем я вообще чай наливал? — вздохнул Иваизуми, убирая всё со стола, — ты как маленький ребёнок, честное слово. Когда же тот снова вернулся в комнату, Ойкава подозвал друга к себе. — Ну чего? — подошел к нему Иваизуми. — Сядь, — попросил Тоору. Доигровщик вздохнул, но просьбу парня всё же выполнил, повернувшись к нему и вопросительно посмотрев, мол, что ты хочешь? Почти незамедлительно второй притянул Хаджиме к себе, беря его лицо в свои руки, впиваясь в его губы своими, и прикрыл глаза. Сначала брюнет растерялся, жутко покраснев, а обычный ритм сердцебиения начал сбиваться, но после всё же взял инициативу, сминая его губы, и проскользил руками по его бокам вниз, слегка закусывая его губу. Из-за волнения у Ойкавы перемешались все мысли в голове, он уже не понимал, что происходит, но ему это чертовски нравилось, приносило этакую эйфорию. Тоору переместил свои руки в волосы парня, перебирая их. Иваизуми же чувствовал на губах второго вкус малины, что заставило его слегка улыбнуться во время поцелуя. Отстранившись через некоторое время, Ойкава неловко улыбнулся и почесал затылок, тяжело дыша: — Могу я остаться у тебя на ночь, а то до меня что-то далековато? Хаджиме усмехнулся, покачав головой, но остаться всё же разрешил.