Обними меня

Белизна накрыла в последний миг и сейчас белизна зализывала его раны. Он не хотел ни видеть, ни думать, ни чувствовать. Особенно – чувствовать. Слишком поздно осознал — чувства захватили его целиком, он был настолько поглощен новым переживанием, что поражение, конечно, было неминуемым. И все же – Яха-куй похвалил бы себя, если б мог – он сумел защититься сам и даже унес с собой кое-что важное. Оно парило в отдалении. Яха-куй, исполненный глубокой скорби, приблизился и вновь попытался понять: почему? Почему, Шиндо? Почему ты выбрал не меня? Он вернул себе человеческое тело – ему нужны руки, чтобы касаться, чтобы ощущать. Пальцем погладил лоб Шиндо Коджиро, переносицу, кончик носа, губы… Какое странное, неописуемое чувство! Лицо Шиндо. Шиндо. Почему ты такой… Невыносимо! Яха-куй, закрыв ладонями свое лицо, разрыдался. Этот первый раздавшийся в белизне звук создал рябь в подпространстве. Белизна вибрировала и гудела, словно живая. Словно обладает чувствами и разделяет скорбь заШунины. Он готов был уделить своему новому занятию вечность, издавая все более долгие протяжные стоны, которые растравляли его раны еще больше. Собственные стенания делали страдание нескончаемым. — Ну, ну. Ты как маленькая девочка, которая никак не может наплакаться, — раздался негромкий голос. заШунина не мог не услышать, но не сразу поверил своим ушам. Шиндо смотрел на него сверху вниз, самым возмутительным образом восстав из мертвых. Яха-куй с жалобным возгласом, полным также негодования, уцепился за руку друга. Как Шиндо мог истязать его, оставаясь мертвым?! Столько боли и отчаянья… Из-за Шиндо он проиграл! ЗаШунина много чего хотел бы сказать ему, но вместо этого сумел лишь выдавить: — Шиндо, -продолжая таращиться на человека. — Все хорошо, — тот раскрыл руки, подавшись к анизатропцу, стоящему около него на коленях. — Д-да? – неуверенно протянул заШунина. — Теперь мы можем поговорить обо всем спокойно. Обо всем, о чём захочешь. — Я хочу, — Яха-куй почувствовал, что понемногу приходит в себя. Опираясь на руку Шиндо, он поднялся с колен. – Я хочу прилечь рядом, — сказал он, указывая на некое невидимое ложе, в котором, будто в пространственной нише, находилось тело Коджиро. — Конечно. Шиндо разглядывал пространство над ними, будто звездное небо. На вопрос заШунины он ответил, что видит нити, пронизывающее окружающую их белизну. И удивился тому, что заШунина считает её «ничем». Шиндо словно и впрямь видел её как-то иначе. Яха-куй лежал на боку и смотрел на лицо Шиндо. Оно казалось ему безмерно дорогим. Тело могло быть каким угодно, но, по мнению заШунины, лицо Шиндо отражало его дух — слово «сингулярность» анизатропец больше не считал подходящим. Эти мысли изумляли его самого. Он не мог поверить, что дважды пытался уничтожить свое сокровище. Да, вот такой Шиндо для него – драгоценный. ЗаШунина понимал, что им нужно будет вернуться к неприятному инциденту, но первым заговорил об этом Шиндо. — Что ты почувствовал, когда убил меня? – спросил он, не сводя взора с «потолка». — Я понял… — ЗаШунина помедлил, выбирая выражение. Ему хотелось быть честным с другом и с самим собой. Секреты уже причинили обоим немало боли. – Я понял, что познаю нечто новое в сравнении. Сначала у меня был ты. Потом тебя не стало. Трудно описать словами, что я ощутил. — Попытайся. Яха-куй приподнялся на локте. Глаза его метали молнии. Противоречивые чувства терзали новорожденное сознание, в них причудливым образом сочетались нежность к каждой клеточке человеческого существа, боль от потери и гнев из-за развалившихся планов. — Ши-и-индо, — голос его завибрировал, — ты снова делаешь это. — Что же? – безмятежность человека вводила анизатропца в ступор. — Заставляешь меня ощущать то, чего я не хочу. Потому что если я опять потеряю контроль над собой, то причиню тебе боль. — Я бы этого не хотел, — так же спокойно промолвил тот. — Тогда не начинай… — Я думал, ты сам хочешь поговорить. ЗаШунина, не удержавшись, прикоснулся к его щеке. Думать о приятном было гораздо безопаснее. — Мне кажется, — взволнованно проговорил он, кончиками пальцев касаясь гладкой кожи, — что вид твоего лица впитала каждая моя частичка. Я знаю каждую его проекцию, я чувствую его всем, чем могу. Оно для меня… как… ЗаШунина поколебался мгновенье, подбирая слово, а потом, удивленно распахнув глаза, выдохнул: — Отражение. Шиндо продолжал отвечать ему ясным спокойным взглядом. ЗаШунина вновь пришел в неистовство. — Что ты такое? – требовательно произнес он, взяв мужчину за подбородок, и всмотрелся в его черты. – Как ты добился такого влияния? Такого результата? Шиндо тихо рассмеялся. — Это ведь вы нас создали. Тебе лучше знать. Яха-куй размышлял некоторое время, а затем, устав от противоречивости собственных желаний, опустился и прижался лбом ко лбу Шиндо. Так они стояли в последний раз. ЗаШунина попробовал вспомнить пронизывающее ощущение, что испытал в тот момент: полное доверие, свободное от происходящего вокруг, разливающаяся по телу нега и притяжение к другому существу. Шиндо, словно очнувшись от транса, посмотрел на анизатропца и, в свою очередь, прикоснулся рукой к его щеке. Вид мучения и одновременно блаженства на лице заШунины растрогал Шиндо. — Обними меня, — попросил он. И когда Яха-куй исполнил его просьбу, добавил: — Стань со мной одним целым. — Что? – ЗаШунина пришел в замешательство. Понимает ли Шиндо, о чем просит? Фактически это может означать конец его личности, чего Яха-куй как раз и пытался избежать, меняя первоначальные планы. — Я хочу, чтобы ты перестал страдать, — Шиндо с теплотой во взоре посмотрел на друга -он точно ребенок, который мучается по неизвестной ему самому причине. Коджиро провел пальцем по влажной от слезы белой щеке. – Знаешь ли ты, почему испытываешь такие странные чувства? Нам, людям, ведомы их причины и знакомо это ощущение, но ты… Тебе ведь тяжело существовать в рамках нашей реальности. — О чем ты говоришь, Шиндо? – Яха-куй растерянно смотрел на него, не разнимая рук. — Мы смирились,– произнес Шиндо с горечью. – Мы не умеем иначе. Нам не дано… соединиться с тем, что вызывает в нас подобные чувства. Мы всю жизнь стремимся избавиться от одиночества, но лишь движемся по кругу, хватаясь за все, что удержит нас на плаву чуть дольше, чтобы пытаться вновь и вновь… Тебе, как высшему существу, доступны иные способы. Быть может… если ты… — Шин до помолчал. – Если ты хочешь… — Скажи мне, Шин до, чего я хочу? – вскричал заШунина, цепляясь за его плечи. — Ты хочешь быть ближе. Как можно ближе. Хочешь закончить то, что терзает тебя, но также ты хочешь, чтобы оно никогда не заканчивалось. — Верно! Верно, — прошептал заШунина. — Ты желаешь слиться с тем, что так влечет тебя, но в то же время хочешь продолжить наблюдать, любуясь и оберегая… — Да, Шиндо, да. — Ты слишком долго находился среди нас, заШунина. — Что со мной происходит? – растерянно произнес пришелец. — То хочешь любить… Анизатропец молчал, пытаясь принять его слова. — Если бы я только мог всё отменить… — медленно проговорил он. — Но ты не можешь, — Шиндо сжал его ладонь. – ЗаШунина? Казалось, Шиндо хочет сообщить ему о чем-то важном, но колеблется. — Зато мы можем оставаться здесь столько, сколько захотим, — с воодушевлением промолвил Яха-куй. – Тут мы всегда можем быть вместе… — ЗаШунина. — И ничто нам не помешает. — Послушай… — Мои желания теперь не так важны для меня. Я готов сосредоточиться на тебе, мне хватит и одного… — Ты не сможешь… Растерянно вглядываясь в лицо человека, Яха-куй замер. Мгновенье спустя губы его дрогнули, а глаза наполнились слезами. — Что я не смогу, Шиндо? — Ты не сможешь… быть со мной. ЗаШунина уронил голову ему на грудь. Коджиро провел рукой по его волосам, желая успокоить, но ЗаШунина зашелся новыми рыданиями. — Ты мог бы научиться любить. Это не так сложно, чем более человечным ты становишься. На Земле много людей, и кто-то обязательно завладеет твоим сердцем, дай только шанс… — Мне никто не нужен, — глухо промолвил анизатропец. — В некотором роде я всегда буду с тобой. — Ты… — Яха-куй поднял голову и посмотрел ему в лицо. – Я ведь перенес тебя сюда. Ты – мой. — Это не совсем так, — Шиндо печально улыбнулся. — Я же… Нет! – прошептал тот и сжал кулаки. – Нет, нет, нет! — Она была сильнее, — тихо произнес Шиндо. — Нет! – выкрикнул Яха-куй. – Я забрал тебя, у них лишь оболочка, я забрал… — Ты сделал множество копий и знаешь меня, как никто. Я всегда буду твоим, — говорил ему Шиндо, пока заШунина рыдал у него на груди. – Я стал частью тебя. Но если на самом деле хочешь быть ближе ко мне, ты должен делать то, что делал я. Ты должен быть с людьми. Говорить с ними и стараться… — Шиндо дождался, когда заШунина посмотрит на него, — стараться договориться. Он поднялся с ложа и потянул заШунину за собой. — Обними меня и стань со мной одним целым, — твердо произнес он. — Я не хочу, — плача, проговорил анизатропец. — Твое новообретенное сознание не сможет существовать в такой форме, скоро, так или иначе, ты покинешь это место. Ты должен принять свершившееся и жить дальше, как человек. Как анизатропец ты не можешь вернуться. Сарака не допустит, она и Юкико. — Ты сделал мне так больно, — всхлипнул Яха-куй. – Ваше с Саракой дитя – удар для меня. — Знаю, — Шиндо ласково погладил его по плечу, прикоснулся к лицу. – Мы хотели удивить тебя. И, как знать, быть может, сюрпризы на этом не закончились. Яха-куй недоверчиво посмотрел на человека. — Да. Наш мир сумеет удивить тебя не раз. Только позволь ему это сделать. — Знаю. Конец вашего пути еще не наступил, — вздохнул анизатропец. — Обними меня, заШунина, — прошептал Шиндо, протягивая к нему руки. Прошло немало времени, но ему, конечно, не стоило большого труда узнать её. Она так походила на Шиндо. С теплотой на сердце он отмечал знакомые черты. Это чудесное лицо он мог бы полюбить — как однажды полюбил Шиндо. Его забавляло, как ловко она морочит голову людям. Ей было не сложно раствориться среди них, но все же, и он удивлялся, что никто не видит, она была чем-то совершенно новым. Теперь уже он не мог представить, что хочет избавиться от неё. В ней хранилась драгоценная частичка его друга. Он долго не мог отважиться подойти к ней, молча взывая, просил её обратить на него свой взор. Было так больно представить, что он может совсем ей не понравиться… — Ты следишь за мной? – звонкий голосок заставил его подпрыгнуть. С колотящимся сердцем он обернулся и замер, таращась на неё с открытым ртом. Так они стояли, пока, наконец, девушка, некоторое время разглядывающая его с подозрительностью, не решила, что незнакомец не выглядит опасным. Она улыбнулась и сразу стала походить на девочку своего возраста, ведь обычно её, из-за недетской серьезности, принимали за человека более старших лет. — Н-нет, — прочистив горло, отозвался он. — Впервые здесь? – видя его недоумение, она пояснила: — В школе Наганума. Недавно переехал? — Я бывал… в разных местах, — уклончиво ответил он. — Что ж, тогда – добро пожаловать, — она снова обвела его пристальным взором и протянула ладошку. – Поздороваемся по-европейски. Ты, кажется, иностранец? — Я прибыл издалека, — согласился он и с бережностью принял её руку в свои. Сердце вдруг защемило, и он зажмурился. Воспоминание все еще несло боль. — Что с тобой? – девушка бросилась на помощь. – Болит, да? — Болит, — выдохнул он, а потом посмотрел на неё – так близко. И улыбнулся: — Болело. Но уже, несомненно, гораздо лучше. Голос внутри него произнес: «Видишь? Я же говорил тебе». Шиндо Юкико, взяв за руку, повела его за собой. Ей почему-то захотелось показать этому странному неловкому юноше здешний сад, где она лично вырастила несколько изумительных гибридов. Ей очень хотелось удивить загадочного чужестранца. Хотя они никогда не встречались прежде, некая часть неё тянулась к нему, словно они знакомы уже очень давно.