skin to skin

на ощупь мягкая и шероховатая кожа покрыта мелкими крупинками мурашек, терпкий аромат просачивается сквозь атмосферу, и кажется — вот оно, о чем писалось в песнях про любовь. Су Минхао уверен, и двигаться дальше — не имеет смысла. он здесь, сейчас, совсем рядом, завтрашний день уже ничуть не волнует. завтра на то и завтра, чтобы наплевать на рамки, стереть к чертям все запрещающие границы и выйти в новое, святящееся там, далеко вдали, что вчера казалось неважным, незаметным, наивным, неосознанным, но до режущих осколков глупого сердца манящим и недосягаемым сегодня. глаза предательски горят, и по вискам отдается невыносимая боль — Хао поглощает страх, проникает в тело, заполняет внутреннюю пустоту и изливается кровавой струей сквозь обезумевшее сознание. что ему нужно? что может быть ближе, дороже всего на свете? за что такое отношение мерзляцкого мира к нему? Хао не хочет открывать глаза, не хочет больше просыпаться, он тонет глубоко в море с туманным именем Вэн Джунхуэй. робкие, скользящие пальцы обвивают чужую талию и с жадностью прижимают к себе. слышится чужое сбившееся дыхание на худых ключицах и непривычно приторное «мой». твой, Джун, от макушки до самых пяток. боже, серьезно, только твой. холодное утро нанесет жесткий морозный удар, и трезвая реальность снова окутает с головой — завтра. сейчас — мягкие прикосновения и жаркие объятия, громко стонущие голоса и сжимающие до посинения мятые простыни, глубокие красно-бордовые пятна по всему изжаленному телу и согревающие поцелуи в потрескавшиеся губы и тонкую шею. спросить у Минхао, что бы он отдал за вечность с Джуном? тут и не стоило искать ответа — все, что у него есть, всю жизнь, все свои воспоминания, лишь бы навсегда, лишь бы с ним. до боли несправедливо, что по-другому — нельзя, запрещено, нереально. «все невозможное возможно, пока я здесь», — говорит Джун. и он не слышит это пагубное и терзающее «пока». пока он рядом, все действительно прекрасно: внутри цветут высокие и недосягаемые, как космос, лианы алых роз. но позже появляются острые шипы и режут изнутри простывшее и только отогретое от вечной прохлады тело — Джунхуэя след простыл. — давай сбежим? вечный вопрос, что произносит вслух Су, все больше теряя даже самую малейшую надежду на положительный ответ. — давай. Хао до последнего не верит, впивается взглядом в темно-карие глаза напротив и ищет подвох, однако Джуну нисколько не смешно, он серьезно и на этот раз уверенно и точно. — боже, я так счастлив. Хао погибал, тонул, проглатывал обиду, но не зря, абсолютно все было не зря, все, определенно, стоило этого момента, ожидание выполнило свой драгоценный долг. у Минхао в руках целая вселенная, а за плечами вырастают воздушные, невидимые крылья. еще чуть-чуть, и он, кажется, взлетит. ведь мы все однажды взлетаем, если тянет вниз — ко дну.