разговоры не имеют смысла

С лица Канайи в такие моменты можно писать типично средневековые картины: тревожно поджатые губы, выжидающе чуть сведенные к переносице брови, сложенные на краю стола руки; весь ее вид размашистым шрифтом оповещает, что она готова выслушать, понять и утешить. Местная мать Тереза. Непонятно, зачем к ней приходишь ты — тебе недостаточно успокаивающих слов и рациональных советов, но, видимо, тебе просто необходимо на кого-то в очередной раз вылить все это, иначе какого хрена ты притаскиваешься к ней опять. Она наливает тебе чай. Ставит чашку из дорогого сервиза (ты на ее фоне не стоишь и потрепанной десятки) перед тобой. Старается не смотреть на то, как глянцевая поверхность чая подрагивает из-за трясущихся рук, поэтому ты упираешься локтями в стол. Деликатно отводит взгляд от твоих исполосованных свежими порезами предплечий, мерзкими корками запекшейся крови прямо поверх старых рубцов и испорченной ими татуировки. Тебе неожиданно хочется вскочить, разбить чашку и ткнуть Канайе изрезанные руки под нос и спросить «отвратительно, правда? Почему ты отказываешься смотреть?», но ты отхлебываешь чай и обжигаешь язык. В отличие от Вриски, которая скалилась, мол, сам, долбоеб, виноват, Канайя терпеливо вздыхает. Ты открываешь рот. (она слышала все миллион раз) Рассказываешь ей, что Каркат написал тебе сам, что ты, блядь, поверить в это не можешь (настоящие чудеса, еб твою мать), что он разговаривал с тобой так, будто ничего не случилось, и что тебе, пьяному идиоту, жгуче хотелось вывернуться от этого наизнанку или выскрести свои внутренности, но вместо этого ты скреб лезвием по коже, пачкал пол, стол и вещи кровью и в очередной раз ни черта не исправил. Канайя сцепляет пальцы в замок, выражение ее лица становится еще более страдальческим. Она говорит: — Гамзи, ты ведь знаешь, что Каркат не пожелал бы для тебя того, что ты с собой делаешь? Ну, она имеет в виду «блядский Вантас не будет в восторге, если ты сопьешься в первой же канаве». Ты прекрасно знаешь. — Не говори о нем так, будто он откинулся нахрен и завещал это своим последним желанием. Ты вспоминаешь, как Каркат спрашивал у тебя, хотел ли ты, чтобы он умер. Ты не задумываясь ответил «нет», зная еще и то, что сам он хотел. Может, он даже представлял себе это. Как тебя сбивает машина, пока ты переходишь дорогу на красный свет. Как ты оступаешься и падаешь в строительную яму, полную железных штырей. Как ты опрокидываешь в глотку чистящее средство вместо своего стремного дешевого бухла. Столько разных вариантов, а ты до сих пор сидишь на кухне Канайи и грузишь ее неопределенными пиздостраданиями, добровольно лезешь в капкан и зовешь окружающих поглазеть, типа, неплохо захлопнулся, зацените. — Планируешь разбираться с этим в ближайшем будущем? Тебе ведь нужно перестать контактировать с ним, в первую очередь ради него. Ты не делишься с ней тем, что еще сказал тебе Каркат. Ты похож на дракона, сидящего в куче золота, с которым он никогда ничего не сможет сделать, но сможет бесконечно хранить и перемалывать хребты тем, кто попробует позариться на него. Иногда тебе кажется, что, наверное, кто-то из вас должен действительно умереть, чтобы это закончилось.