колесо сансары

      У Гены есть очень раздражающая привычка — стучать пальцами по первой попавшейся поверхности, когда он нервничает. Он думает, что было бы неплохо от нее избавиться, не в силах остановить плеяду ритмичной дроби по столу, — Слава снова не появляется дома. Порог нового дня преодолен пару часов назад — Фарафонов набирает номер в семнадцатый раз, раздраженно откидывая телефон, слыша сообщение на автоответчике.       Слава любит выпивать, принимать и затягиваться, — Гена молча терпит и ждет его, подобно ебаному Хатико. Гена преданный. Гена любит. Гена укладывает его спать каждый раз, заботливо накрывая вторым одеялом и перебивая запах перегара кофеином, который он выпивает в ожидании Карелина. Слава всегда приходит, безошибочно находя дорогу домой (Гена начинает дружить с Букером, потому что «спасибо, Федь, я твой должник, в следующий раз звони — я его сам заберу»).       Двадцать минут третьего плавно перетекают в половину пятого — Гена ждет. Он ждет даже когда телефон не отвечающего Феди — своеобразной мамочки Карелина — переходит в стадию «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», внушая себе, что все хорошо — вот-вот дверь начнет дрожать под чередой ударов кулаком — Слава упрямо игнорировал звонок.       Гена стоит у жужжащей кофеварки, вливая в себя очередную чашку крепкой арабики. Он не курит, но дым поднимается вверх, стремясь просочиться через потолок маленькой кухни, в конце концов крупными клубами вылетая в форточку. С улицы, наверное, смотрится как пожар. Но это всего лишь Гена Фарафонов, тлеющий любовью к тому, кто этого не ценит.       Каждое такое утро Слава выпрашивает у Гены анальгин («нет, Карелин, будешь знать, как ебашиться в край»), вперемешку обещая, что это был последний раз и вообще это был Замай и премьера его альбома, а сам он просто выпил несколько кружек пива за компанию. Фарафонов держится пару минут, не выдерживает его мучений, и приносит Славе пластинку белых капсул, ворча про пьянь.       Глаза распахиваются от резкого стука — Гене кажется, что это пульсирующий мозг ударяется о черепную коробку, — он практически уснул, оперевшись на кофеварку. Он старается вести себя спокойно, но нервная ночь дает о себе знать, и Фарафонов быстро доходит до двери, мешкая перед тем, как распахнуть ее и поймать от неожиданности подкашивающегося Славу.       От Карелина несет чистым спиртом и одеколоном, он опирается о стену, второй рукой цепляясь за Генину футболку, и тянет его на себя, мутно улыбаясь. Фарафонов перекидывает его руку через плечо и ведет того к кровати. Слава еле тащится, всем весом наваливаясь на сосредоточенного, но какого-то радостного Гену — вот он, Слава, да, в пизду бухой, зато живой и здоровый. Аккуратно укладывая бормочущее тело на плед, Гена стягивает с него куртку и кеды.       Слава о чем-то увлеченно рассказывает, насколько позволяет его состояние, в полубреду валяясь на кровати. Гена не может ни о чем думать, пока относит одежду в коридор, по пути хватая минералку из холодильника. Карелин не выглядел как человек, который о чем-то сожалеет, но усталость не позволяла его винить — хотелось лечь рядом со Славой, обхватив его и прижав к себе, и наконец, уснуть. — Гена-а-а, — тянет Слава, расплываясь в пьяной улыбке, — а я к тебе, бля, пришел. Мы с пацанами немного выпили, — Гена хмыкает, накрывая его одеялом. — А потом они куда-то ушли, а я один остался, — Карелин на секунду замолкает и щурится, силясь что-то вспомнить, — хотел тебе позвонить, сказать, что задержусь. — Ага, — Гена измученно улыбается, наблюдая за ребяческим поведением Славы, — спи давай, задерживается он. — Но я забыл, — продолжает Карелин, пропуская слова Гены мимо ушей. — А потом Светло увидел, как я его Аню ебу и Федя в такси меня закинул, — Фарафонов напрягается, думая, что ему послышалось, и переходит в сидячее положение. — А она ничего, только стонет, как простреленная олениха и берет мелко.       Гена бледнеет, на автомате поднимаясь и выходя из комнаты. Не верилось, что пока он пытался дозвониться, узнать, жив ли Слава вообще и в каком состоянии, раздирая горло кипяточным кофе, Слава — его Слава — ебал какую-то Аню прямо в баре, наверняка в общественном туалете, как когда-то ебал самого Гену. Не верилось, что Слава совершенно спокойно рассказывает ему об этом, лежа в их общей кровати и рассредоточено смотря Гене в глаза. Не верилось, что близкие предают, а любовь ломается и сериалы — не просто фантазии спидозников с телевиденья.       Гена опирается о косяк кухонной двери, сползая по нему. Ни слез, ни всхлипов, ни хладнокровных порезов на руках — Гена не подросток, у Гены нет проблем с родителями и Гену не задирают в школе, его просто предали. Потому что любовь хороша, но хороша только когда в нее верит кто-то, кроме тебя, а не когда она становится кладбищем последующих лет жизни.       Шесть часов спустя Слава встанет с кровати из-за лучей солнца, проникающих через веки, просвечивающих глазное яблоко и действующих прямо на проспиртованный мозг. Бутылка воды и пачка анальгина, заботливо оставленные в качестве последнего напоминания, исчезнут за двадцать секунд, а оборванный со стороны контроля билет до Екатеринбурга в один конец будет лежать в Гениной сумке.