— Ах ты… гадкий Воронёнок… — прошептала Гарпия, а уголки её губ дрогнули, застыв на секунду в улыбке, сквозь которую пробивалась боль.
— Фураи… прости…
— Мне… — голос Гарпии дрожал, а по губам стекали ручейки крови, — мне не больно…
Из её горла вырвался кашель, и Ворон почувствовал, как несколько теплых сгустков окропили его лицо. Лезвие, тянувшееся из живота, стало исчезать. Из раны хлынул красный поток, который Касуми попыталась сдержать рукой, но кровавые струи просачивались сквозь пальцы. Веки медленно смыкались, становясь свинцовыми, и у Гарпии почти не было сил держать глаза открытыми.
— Тебе противно моё лицо… Сенджи?.. — её взгляд помутнел, и теперь она смотрела не на Киёмаса, а куда-то в пустоту. Израненное тело склонилось в сторону, стремясь встретится к каменным холодным полом. В последний момент рука Ворона подхватила падающую девушку за хрупкие плечи, не дав упасть. Боль острым клинком пронзила торс мужчины, и он, стиснув зубы, аккуратно положил Гарпию на украшенный красным узором белый камень пола. Сквозь прозрачную кожу стали просвечивать темные дорожки вен. Руки, плечи, ноги — всё тело Касуми пронзила мелкая дрожь. Лицо было безжизненным, мертвым, а губы стали почти неразличимы на бледном лице.
— Гарпия… — пугающий шепот раздался позади. — Моя милая Гарпия…
Киёмаса обернулся и увидел, как к нему медленно вышагивает Генкаку. Его глаза уставились на бьющееся в конвульсиях обнаженное тело девушки, а в глазах Гробовщика подрагивал странные огонёк. Воспользовавшись немощностью Ворона, монах пнул носком ботинка мужчину в живот, от чего тот скрючился на полу, издав тихое шипение вперемешку с проклятиями.
— Ты не можешь покинуть меня так рано, дорогая… тише-тише, — он с нежностью провел длинными пальцами по растрепанным темным волосам девушки, а потом поднял её тело на руки и отошел к своему полуразрушенному столу. — Ты не можешь… мы же ещё столько хотели сделать…
Когда Сенджи поднял взгляд, Фураи лежала на обломках дивана. Вены выступали через кожу, создавая жуткий узор, который дополнял неприятную картину её бесшумных конвульсий. Замок небольшого чемоданчика щелкнул под пальцами Генкаку, а спустя несколько секунд в холодном свете ламп заблестела игла в нескольких миллиметрах от кожи Касуми.
— Ты… ты же убьёшь её, — прошипел Ворон, медленно поднимаясь на колени, дрожа каждой клеточкой тела.
— Смерть — это спасение, — улыбка растянулась полумесяцем на его лице, а глаза продолжали полыхать безумным огнём. — Я лишь хочу, чтобы она спасла весь этот мусор. Спасла себя и меня.
Монах крепко сжал дрожащую руку Касуми. Игла медленно проникла сквозь прозрачную кожу, и Генкаку уже стал вводить мутное вещество в вену девушки, как вдруг шприц со звоном раскололся от маленькой капли крови, что с огромной скоростью влетела в стеклянный корпус. Остатки вещества россыпью капель упали на пол.
— Оставь её в покое! — закричал Ганта, заставляя монаха обратить на него внимание. Рядом с Дятлом стоял вернувший себе рассудок Наги и помогал Карако подняться на ноги. Секунду спустя мальчишка свалился на пол, судорожно подрагивая, а лежащая на полу Широ кинулась к нему с слезами повторяя его имя.
— Я вроде не так долго отсутствовал в твоей жизни, милая, — неприятно усмехнулся Генкаку, проводя пальцами по щеке девушки, — а у тебя появилось столько защитников. Цепь Шрама, глупый недоносок… и даже Ворон.
Генкаку кинул хищный взгляд на Сенджи, а затем с каким-то чересчур обильным наслаждением поцеловал бледный лоб Фураи. Дрожь измученного женского тела становилась незаметнее, но мертвый взгляд и темный узор вен не исчезали.
Монах выпрямился и взглянул на разбитых боем повстанцев, что еще оставались в живых:
— Только твои защитники даже себя спасти не могут…
Гробовщик медленно, точно хищный зверь, шагал навстречу Наги и Карако. Воспользовавшись моментом Киёмаса, стиснув зубы, прополз к переломанному напополам дивану, где продолжала лежать Касуми.
— Фураи? — прошептал он в надежде получить хоть какую-то реакцию от девушки. — Фураи, ты слышишь?
Плечи девушки всё ещё дрожали, а белая кожа на животе и ребрах окрасилась красным цветом. Из открытого рта не вырывалось ни единого звука и только легкое движение груди доказывало, что Гарпия ещё дышит.
— Касуми… — Сенджи аккуратно коснулся руки девушки, украшенной кровавыми узорами. Её пальцы были холоднее каменного пола, от чего Сенджи сначала даже вздрогнул. Боль в одно мгновение пронзило его от кончиков пальцев до головы. Сквозь сжатые зубы вырвалось шипение с несколькими каплями слюны, смешанных с кровью.
По другую сторону зала раздался выстрел. На землю рухнул Наги, с огромной дырой в теле, а из гитары-ружья монаха развевался дым:
— Полёт номер пять —
«Нирвана», — рёв гитары перемешался со смехом Генкаку и криками повстанцев. — Если ты снова станешь лицемером, это никого не спасёт.
— Чёрт… Филин, — прошипел Сенджи, пытаясь подняться на ноги. Изувеченное в бою тело не хотело поддаваться, раны сильно кровоточили, хоть Ворон и пытался сдержать их своей Ветвью Греха. Вдруг что-то холодное коснулся его кисти.
— Сенджи?.. — женский голос, почти неслышный, раздался снизу. — Что… что ты…
На мгновение Киёмаса застыл, боясь поверить своим ушам, но опустив взгляд, он увидел, что мертвый взгляд Фураи обрёл ясность. Она смотрела на него с удивлением, хоть ей почти не хватало сил хоть как-то выражать эмоции. Но карие глаза, тонувшие в обилии красных капилляров, говорили сами за себя.
— Молчи! — грозно, в приказном порядке проговорил Ворон, сам не ожидая от себя такого тона, но все ранние размышления улетучились в мгновение, когда он заметил, как из раны на животе Гарпии кровь хлынула с новой силой. — Молчи, иначе помрёшь.
Касуми не сводила взгляда с Сенджи, что смотрел на неё с нахмуренным обезображенным ранами лицом, которое она же ему и изувечила. Уже давно её рассудок находился в тумане, чужие руки управляли ею, и только сейчас, лежа на сломанном диване с несколькими смертельными ранениями, измученная наркотиком Генкаку, Гарпия почувствовала свободу и секундное спокойствие. Глядя на лицо Ворона, что продолжал говорить ей замолчать, на волнение, такое ему несвойственное чувство, девушке хотелось рассмеяться, настолько нелепой казалась ситуация. Это было так странно, так необычно и так… тепло.
Она слегка усмехнулась, но затем почувствовала, как загорела открытая рана, и её лицо перекосилось.
— Ты снова переживаешь за мою жизнь? — скривившись от боли, проговорила Фураи. — Я начинаю к этому привыкать…
Она слегка зашипела, свободной рукой прикрыв рану рукой. Взглянув на темный узор вен на своей коже, Гарпия замерла, а взгляд её помрачнел. Та секундная радость, что она испытала, увидев в момент пробуждения лицо Сенджи, рассеялась словно сигаретный дым. Воспоминания о том, что происходило в этой комнате последние несколько часов, пока она пребывала в состоянии безумия, стали становиться четче, затмевая то детское удивление, что она испытала пару мгновений назад.
Киёмаса хотел что-то сказать, но в последний момент замялся. Лицо Касуми вызывало какое-то неприятное ощущение внутри. Её боль, измученный взгляд, не пропадающая дрожь обезображенного тела. Она словно увядала на глазах.
Залп выстрелов и крики сломали эту немую сцену. Касуми попыталась развернуться, но боль сковала её в тугих объятиях.
— Что ты творишь? — чуть ли не закричал Ворон, но девушка его не слушала и сквозь прожигающее тело насквозь ощущение пыталась повернуться.
Совсем рядом с диваном упало несколько тел без конечностей: Генкаку с дикими криками расстреливал всех вокруг без разбора, задевая своих же соратников. В горле застрял тугой комок. Головы. Руки. Ноги. Везде кровь. Из разных углов комнаты на Касуми смотрели чужие мертвые глаза. Пробитое насквозь тело Филина лежало в обломках. Рядом свалилось несколько тел, которые девушка не могла опознать, настолько сильно они были изуродованы. Из пробитых голов на пол стекала кашеобразная масса. Только куски одежды говорили о том, что это были члены Цепи Шрама.
Ворон с ненавистью смотрел на Генкаку, снова пытаясь подняться на ноги. Вдруг его взгляд привлекло движение сбоку. Несколько струек крови закружились в воздухе живыми плетьми, плавно превращающиеся в тонкие лезвия. Из груди мужчины вырвался крик. Сенджи хотел остановить Гарпию, но было уже поздно.
***
Темное небо осветило луна. Разрушенный потолок создавал странные узоры на каменном полу. Свечение мягко ложилось на обезображенные тела, отражалось от кровавых пятен. Несмотря на ужасный пейзаж, оставшийся после прошедшего побоища, сейчас комната погрузилось в тихое и спокойное блаженство.
Веки девушки слегка задрожали. Белый свет луны резал глаза, от чего по исхудалым щекам потекли слёзы. Касуми приоткрыла глаза, хоть её и сильно клонило в сон. На фоне красивого ночного неба она увидела ровно очерченный мужской подбородок.
— Сенджи?.. — прошептала Гарпия, не веря своим глазам. — Всё…
— Всё закончилось, — тихо проговорил он. В его голосе чувствовалось напряжение, тело ломило, но он старался сохранять невозмутимое лицо. Его оголенный торс подсвечивался луной, создавая тень от рельефа мышц. Только сейчас Касуми поняла, что лежит под его плащом, оперившись головой на колени Ворона, что расположился полулёжа у обломков стены.
— Я думала, что больше не увижу неба, — усмехнулась Касуми, слегка покашливая. Сенджи не взглянул на девушку, но она заметила, как он нахмурился от её слов. Ворон злился. Злился на Касуми за её безрассудство, но не хотел этого говорить. Не хотел признавать, что переживал за неё, и как мог отнекивался от навязчивых мыслей, что ведёт себя словно глупый подросток.
— Спасибо, — прошептала девушка, наблюдая за тем, как на небе появляются огни от аттракционов, стоящих снаружи тюрьмы.
— Что? — Ворон вздрогнул и наконец опустил взгляд на девушку.
— Спасибо. За то, что пришёл… даже если не из-за меня…
Девушка взглянула на удивленного Киёмаса, который с недоумение рассматривал её лицо. Усталая улыбка проявилась на бледном лице. Она была такая теплая и искренняя, что Сенджи почувствовал, как у него начинает гореть лицо.
— И, конечно, за твой прекрасный плащ, — вдруг засмеялась Гарпия, чем окончательно вогнала в краску ветерана Карнавалов. Он резко отвернулся от девушки, чтобы скрыть пробившийся наружу румянец. До ушей Киёмаса донёсся её тихий звонкий смех, сменяющийся кашлем.
— Скажи мне кто-то несколько месяцев назад, что сам Ворон будет пытаться меня спасти, а не убить, я бы подумала, что этот человек спятил, — Фураи снова стала рассматривать небо, а её глаза стали предательски закрываться. — А сейчас боюсь уснуть и проснуться с осознанием, что всё это сон…
Ворон сверлил глазами разрушенную стену, за которой яркими красками играло колесо обозрения. От последних слов девушки ёкнуло сердце.
— Не бойся, — сдавлено проговорил Сенджи, а Касуми уже закрыла глаза. Её дыханием было ровное, спокойное, а на лице всё ещё держалась слабая улыбка, контрастирующая со слезами, которые капали на штаны мужчины.
Тихое, почти неразличимое пение донеслось до ушей мужчины. Голос Фураи был всё так же прекрасен. Но усталость брала вверх над измученными смертниками.
— Скажи, Сенджи, — уже сонливым голосом проговорила девушка. — Тебе всё ещё противно моё лицо?..
Киёмаса медленно повернул голову. Мокрое от слёз лицо блестело в лунном свете. Касуми погрузилась в мирный сон. Это было так странно на фоне того, что пришлось пережить.
— Нет… — Ворон с какой-то детской опаской провел рукой по волосам девушки.
Сирена оповещала, что скоро в комнату придёт охрана для того, чтобы задержать повстанцев и оказать помощь раненым. Ворон понимал, что жизнь в тюрьме больше не станет прежней беззаботной бойней смертников на Карнавалах, ведь чип с информацией покинул её стены. Но не только поэтому…
Он кратко взглянул в сторону спящей Касуми, укрытой его плащом, и почувствовал уже знакомое растекающееся тепло внутри, что тянуло его вслед за девушкой — в царство сновидений.
***
Цунэнага со злостью ударил по столу, от чего причудливая игрушка в виде музыкального цветка свалилась на пол.
— Как Гробовщики могли оказаться такими бесполезными? — он кинул яростный взгляд в сторону одного из солдат, что пришли к нему с докладом. — Чёрт…
— Мы продолжаем искать зацепки, но…
— Так делайте это тщательнее, — рыкнул Тамаки, присаживаясь за свой стол. — Идите и ищите дальше, и не возвращайтесь без информации.
Солдаты спешно покинули кабинет оставляя главу тюрьмы наедине с Такашимой, сидевшей по другую сторону стола.
— Я потерял столько смертников за последние несколько дней, так что надеюсь, что ты меня чем-нибудь порадуешь? — Цунэнага внимательно смотрел за тем, как женщина медленно зажгла сигарету и глубоко затянулась, прежде чем начать говорить.
— Ворон и Гарпия находятся под моим наблюдением. Дятла отправили в одиночку, как нарушителя. Я успела его осмотреть — его жизни ничего не угрожает.
— А что те двое?
— Их состояние хуже, но Ворон уже стабилизировался, — усмехнулась Такашима. — С его быстрой регенерацией он уже очень скоро снова начнёт носится и пугать патрульных.
— В нём я и не сомневался.
— Что касается Фураи, то наркотик сильно сказался на её регенерации. Мне удалось его быстро вывести, пока это не стало фатальным. Я пока так и не смогла понять, как она смола создать своих существ, находясь в таком состоянии. Возможно, это влияние наркотика…
Тамаки на секунду задумался. Только недавно ему удалось увидеть на немногочисленных уцелевших записях с камер то, о чём говорила ему Такашима. Сотканные из кровавых мелких лезвий, ловкие и быстрые существа, похожие на каких-то зверей. Сомнений не было, что их создала именно Фураи Касуми. Её Ветвь Греха приводила в восторг мужчину, словно причудливая игрушка маленького ребёнка. Создание разумных подчиняющихся существ — эта способность кружила голову.
— Сомневаюсь, — Тамаки откинулся на спинку кресла с явно довольным лицом. — Она слишком много скрывает от нас. Но эта битва заставила её потратить последние силы, чтобы создать своей Ветвью Греха новых, послушных тварей, как это уже произошло на прошлом фестивале.
«Осталось только присвоить эту силу себе…» — Тамаки почувствовал, как его телом овладело приятное чувство власти, затмившее разочарование от работы Гробовщиков. Он долго пытался сломать эту пташку, и вот наконец ему удалось найти слабое место в её броне. И даже не пришлось использовать сердце её младшей сестры.
— Если это так, то наши планы могут воплотится гораздо быстрее, чем мы рассчитывали, — Такашима снова затянулась, неприятно улыбнувшись. — Мне отправить их в одиночки, когда придут в себя?
Цунэнага поднял хитрый взгляд на Такашиму и расплылся в неприятной улыбке:
— О нет, что ты! Они же не состояли в Цепи Шрама, а решали свои личные вопросы, — его голос стал приторно сладким. — Эта парочка заинтересовала меня пуще прежнего…
«Ворон, пришедших спасать Гарпию, — мужчина сдерживал себя, чтобы не заёрзать в кресле от дикой радости, которая была вызвана этим неожиданным открытием. —
Люди не учатся на ошибках других…»
— Люблю наблюдать за грустными любовными историями, — усмехнулся Тамаки. — А тут ещё и в главных ролях такие персонажи.
— Похоже, вы воодушевились, не смотря на утечку информации из тюрьмы.
— Конечно! Вот увидишь, эта ситуация сыграет нам только на руку, — Цунэнага громко рассмеялся. — Играть с судьбами людей так весело! Особенно когда их настигает отчаяние…
