melody of our souls

Гуляя по парку Стайлз смотрел на растения, деревья, всматривался в каждый листочек, пытаясь ухватить музу, которая вот уже месяц отчаянно бегала от него, лишь изредка позволяя слегка коснуться ее. Скотт прав, Стайлзу уже давно нужно было сесть за песню, но ничего так и не шло. Мелодия в голове крутилась, но заканчиваться не желала. Мелодия наматывала круги в подсознании настолько часто, что Стилински думал, что еще немного и просто возненавидит её.        Так долго песни ещё не писались. Обычно ему хватало чего-нибудь в качестве начала и мелодия словно писалась сама по себе, но это был совсем иной случай. Кажется, прошёл месяц, возможно даже намного больше. В первые дни Стайлз вёл себя, как истеричка, лишь по причине того, что какая-то песня решила, что имеет право просто-напросто не заканчиваться. Это бесило Стайлза, выводило его из себя. Из-за этого он был слишком нервозным и раздражительным, что, в свою очередь, выводило из себя всю команду, в основном Лидию, которая не могла терпеть «Маленькую-истеричку-Стайлза». Ведь именно из-за этого она отправила его в город детства, чтобы он остыл и прекратил ей мотать нервы.       Именно поэтому он сейчас здесь, на маленькой деревянной скамеечке прислонившись к спинке и приняв наиболее удобную положение, разглядывал блики солнца на зеркально-чистой поверхности озера. Позади начинался лес. Вообще-то, было запрещено находится на таком близком расстоянии к заповеднику, но Стайлза это несильно-таки волновало.       Лето в Бейкон-Хилз никогда не было жарким. Оно было тёплое с нотками прохлады, словно любимое одеяло зимой. Оно мягкое и уютное, приятно обволакивающее тело теплом. Совсем, как-то одеяло, которое Клаудия сделала Стайлзу в детстве.        По голубому небу лениво плыли воздушные облака, тишину нарушало лишь пение птиц и ритмичный стук дятла, шелест листвы и еле заметное жужжание пчёл. Всё это было таким успокаивающим, таким уютным и родным. Запах хвои и древесины, сырой травы и слегка уловимый запах дикорастущих цветов. Слишком хорошо.       Улыбка сама расплылась на лице, глаза закрылись, а руки легли на спинку скамейки. Стайлз и забыл, как здесь хорошо, в родном лесу. Забыл, как часто убегал сюда, когда отец был на дежурстве, только бы не чувствовать давящего чувства одиночества и холода пустого дома. Только бы подальше от места, где когда-то, совсем недавно, было так же уютно, как и в этом лесу, может даже лучше.       Воспоминания захлестнули с головой, напоминая каждую важную и не важную деталь. Моменты всплывали в голове и тут же исчезали, сменяя друг друга.       В этот день всё произошло впервые. Сначала врачи объявили время смерти, потом были похороны. Вечером отец привёз маленького Стайлза домой. Разбитый и ничего не понимающий, вернее не желающий понимать случившееся. Последние сутки прошли для мальчика, будто в тумане. Он знает, что больше не увидит её, знает, что не попробует то шоколадное печенье, которое она пекла по вторникам, знает, что больше не услышит её мягкий, словно шёлковый, пропитанный любовью и лаской, голос, знает, что больше не будет его любимой «Красной Шапочки» на ночь, знает, что её больше нет. Знает, но не хочет это понимать, воспринимать, просто не хочет верить в это. Не хочет даже думать о том, что потерял родного и любимого человека, но вспоминает об этом уже утром, потому что нет того голоса, который утром зовет завтракать, нет поцелуя в макушку и тёплых объятий, нет звонкого смеха и нежной улыбки, не было сказки на ночь. Осознание приходит почти мгновенно.       Глаза наполняются слезами, всё тело трясёт, дышать нечем. Разум уходил из-под контроля и явно не собирался возвращаться.       От частых и тяжёлых вздохов болело горло. Воздух словно остро заточенный клинок — беспощадно резал стенки горла. Но крови не было, была лишь боль. Просто адская боль, от которой хотелось кричать, но нехватка кислорода не позволяла даже этого. Он мог лишь рвано хрипеть, от чего горло зудело лишь сильнее. В глазах темнело и Стайлз потихоньку терял сознание.        В ушах стоял шум, а сердце билось, словно бешеное, отдаваясь болью в голове, словно молотком, отбивая ритм в черепной коробке. Несколько минут длились словно целая вечность.       В глазах все плыло, а через мгновение последовала абсолютная тьма — он потерял сознание.

***

Утром Стайлз пришел в себя уже в больнице ближе к вечеру. Голова болела, тело было словно налито свинцом. Темнота в глазах уходила постепенно, оставляя за собой неприятный осадок. Равномерный писк какого-то аппарата раздражал, как и мигающая лампа на потолке. На кровати с левой стороны что-то зашевелилось и Стайлз с большим трудом повернул голову.  — Стайлз… — отец выглядел уставшим и очень взволнованным. Он сидел на стуле возле кровати держа руку мальчика в своих. — Как ты, сынок?  — Голова болит. — хрипло ответил он мужчине. Отец прижал ладонь сына к своему лбу, закрыл глаза и тяжело вздохнул. Этот день Стайлз помнит очень хорошо. Он помнит обеспокоенный взгляд отца, Мелиссу, которая объясняла Джону, что это просто паническая атака, что Стайлзу нужно просто отдохнуть и всё будет в порядке, но, и Стайлз, и Джон понимали, как понимала и сама Мелисса — все было далеко от порядка.