Я навеки останусь с тобой

Он часто шёл ко дну. Куроко даже привык вытаскивать обмякшее тело за широкие плечи из ледяной ванны. Он привык тащить тяжелую фигуру к кровати и менять простыни каждый день. Он привык к тишине, к мокрым рыжим волосам и холодной коже. Ему это даже нравилось. Потому что он смирился. Широкая грудь уже давно не вздымалась подобно тому как это было давным-давно. Как об стенки тяжелых костей учащенно билось живое сердце, как жаркий пот выступал на смуглой коже большими крупицами стекая на простыни, как алые губы покрывали бледную кожу мягкими поцелуями. Куроко забыл об этом уже давно, не помнил тех вишнёво-карих глаз, любовно устремленных на светлую макушку, в янтарные глаза. Теперь вместо тёплого мягкого тела Куроко обнимала каменная охладелая туша. Но Тецуя привык. Ему было уже всё равно. Он так и не смог отдать любимого червивой земле, он не хотел, чтобы тот исчез вместе с рушащейся землёй, не хотел прощаться. Поэтому он забрал его себе, отнёс в дом и уложил в ледяную ванну, поглаживая алые локоны. Он боялся остаться один, даже если жизнь покинула тело, оболочка останется с ним, как и он сам. Куроко не верил в Бога, он ни во что не верил, только в знание. А оно гласило, что никакой души нет, холодное тело всего лишь прекращает свою работу, вот и всё. Но ничто не бывает вечным. Кагами стал черстветь пуще прежнего, от него начало нести смертью. Что бы не предпринимал Куроко, любимого он не мог спасти даже после смерти. Поэтому он сдался. Он больше не мог засыпать рядом с другом, он больше не мог выносить того из ванны, он больше не был в силах смотреть, как Кагами пожирает мир. Ему было тяжело, но он ошибся и пришлось платить. Тёплые слёзы сбегали с бледного лица на грязные деревянные панели. "Всё кончено, его больше нет, совсем... Пойми уже. Пора." В тот день, накануне Его дня рождения Куроко в последний раз видел яркое солнце, даже если это не Кагами, оно светило, обогревая промёрзшее тело, заставляя сохнуть солёные слёзы на осунувшихся скулах. Он обнимал его, пока холодное лезвие пронзало кожу, он целовал любимые веки, он плакал горько, всхлипывая. Он падал и прижимался к любимому твёрдому телу. Он продолжал шептать, пока его мокрые от влаги голубые глаза не закрылись, пока маленькое сердце с последним ударом не погрузилось в вечный сон, пока тёплое солнце не скрылось вдали и размытые сумерки не поглотила бездонная тьма. "Я с тобой, Кагами-кун."