А когда мы обретём счастье?

      Мне постучали в дверь… как необычно для трёх часов ночи. Посмотрев в глазок, я обнаружил человек пять в форме. Во главе стояла девушка лет двадцати пяти, что держала в области видимости орден, и очень твёрдо, строго, даже с ненавистью говорила: — Это служба контроля распределения! Вы обязаны впустить нас, иначе мы вынуждены перейти к использованию силовых методов! — Как же некультурно, — абсолютно спокойно ответил я и открыл дверь. — Вы хоть представляете, какой сейчас час? Причину визита, быстро! — По данным АРЗ вы обязаны в течении двух часов покинуть помещение! — всё также грубо и громко говорила та с виду милая и нежная девушка.       Такого ожидать было невозможно… Но сначала стоит пояснить, что АРЗ — Автоматический Распределитель Занятости. Это единственная система, через которую люди могут получить работу во Всемирной Конфедерации (существующей полноценно от силы лет десять). Строго запрещена любая рабочая деятельность, если она не соответствует данным АЗС. Будь ты президент или дворник, данные о тебе и твоей профессии есть в АЗС. Таким ходом Конфедерация решает проблему безработицы и нелегальном получении денег. Особенность системы в том, что количество рабочих мест строго ограничено. Вторая особенность — крахи системы, о которой позже.       Я уже много лет занимаю высокую чиновничью должность. Являясь частью верхушки общества, привыкнуть к роскоши не сложно. Также, как и привыкнуть к стабильности, которая из-за ошибок АЗС в Конфедерации по цене золота. Крах происходит всегда неожиданно, точного графика нет. Когда он случается, до данные о всех работах всех людей стираются. Высокие и необходимые должности дают человеку свидетельство о гарантированном трудоустройстве. Для людей без этого свидетельства начинается гонка, ведь кто не успел устроиться хоть на какую-то работу остаётся без крыши над головой и банальных денег на еду. Всей недвижимостью управляет Конфедерация. Меня хотят выселить, так как я перестал числиться в АЗС как чиновник. Скорее всего, произошёл крах. Но самое странное в другом. У меня есть то свидетельство и сразу после краха меня должны были автоматически вернуть на должность. Я и спросил у девушки про свой спасительный документ. — Не действителен! — отрезала она в ответ. — А что случилось такое?! — Информация засекречена и неизвестна даже мне! Вы обязаны в течении часа покинуть здание! Сопротивляться бесполезно. Мне остаётся только собрать вещи и сделать всё то, что она сказала. Потом отправиться в ближайшее отделение АЗС с надеждой, что хоть кем-нибудь я смогу устроиться.       Было тяжело расставаться с домом. Я провёл в нём столько лет… Пусть и от жизни в этом доме намного острее ощущается преследующее меня одиночество. Чем больше площади, тем лучше туда вписываются вечеринки, балы, пиршества, и тем хуже там смотрится единственный человек. Чтобы добраться до высот, я отбросил всё, весь балласт. Неосознанно даже как-то. Заработался, отвернулись друзья, с семьёй вообще трагическая история. Распространённая проблема в моём обществе. А как опомнился, было поздно. А теперь всё рушится! А причина остаётся загадкой, которую я так хочу разгадать… Надеюсь, поход в отделение АЗС поможет мне. Прямо из квартиры, прямо с сумками и в домашней одежде, благо тепло, я иду туда!       Но на что я надеялся? В профиле пропала пометка о гарантированном трудоустройстве. Конечно, все места, на которых я имею право работать, заняты ещё давно. Похоже, крах был утром.       Холодало. Но мне было уже на всё плевать. Тогда я видел много людей. Кто-то шёл как я. Кто-то радостно прискакивал. Кто-то был с детьми, и всё семейство было счастливо. А кто-то нет. Так всегда после крахов. Но я никогда не был участником этого. И не думал, что когда-нибудь стану. Реальность жестока.       Не могу вспомнить, где я тогда уснул. На утро я обнаружил пропажу почти всех своих сумок. Самого меня не обокрали, что странно. В кошельке было много денег, мне хватит на пропитание на несколько месяцев. Может, год, но при сильной экономии, что совсем непривычно. Но спать негде… да и еда стоит бешеных денег.       На мне были разные драгоценности, которые легально продавать нельзя. Но теперь если жить легально, я умру в самом прямом смысле. Чёрный рынок — лучшее место. Там можно обменять всё. В том числе и свидетельства. При удаче можно найти менялу, что имеет свидетельство о внеочередном устройстве, которое позволит получить работу, не дожидаясь нового краха, но тогда кого-то выкинут из такой профессии (может, со мной случилось что-то такое?). Но даже моих денег не хватит на самое скудное. Можно понять, насколько в нашем мире ценно рабочее место. Потому я просто выменял всё, что имел, включая даже одежду. У остался чуть ли не в тряпках. Но в тёплых тряпках и с достатком денег на еду.       Где я только ни ночевал в эти месяца… В местах ужасных, грязных, мерзких. В обществе безработных я не прижился из-за своих высоких манер. Меня часто избивали прямо на улице. А народ собирался в кучу, смотрел, хохотал. Я начинал ненавидеть общество. Но надежды не терял.       Деньги почти закончились. Я начал просить милостыню, ведь это по факту один из самых чистых и легальных способов заработать в таком положении. Голод преследовал чаще, зачастую и булка хлеба была роскошью.       Всё вышесказанное я мог выкладывать куда подробнее. Огромные перестройки в разуме и мировоззрении, куча глупых поступков, попытки наладить справедливость, слёзы… вот вест я в это время. Ведь чем выше заберёшься, тем больнее падать. И поверьте, наверху мне было очень холодно.       Перейдём ближе к основному делу. Начиналось всё с того, что я в который день просил милостыню в районе среднего класса (там самые щедрые люди, как я мог заметить). Мимо проходила барышня лет тридцати пяти в пышном платье, с большим пером в волосах и веером. Типичный внешний вид для похода на бал в высшем обществе. Рядом с ней активно бегала одна девочка, скорее всего дочь. Она была почти уже девушкой, но всё-таки ещё пока только девочкой. Одета в платье намного легче и ярче, а причёска выглядела куда ухоженней и элегантнее. Что делают такие люди в таком районе? И почему я так ясно помню их лица? — Мама! — кликала девочка женщину. Мои предположения подтвердились. — Мама! Дай денежку! Пожалуйста! Дай! — она постоянно указывала рукой на меня. — Лилька, — отвечала ей мать грозно. — Не мешай! Я пытаюсь найти то место. И хватит смотреть на безработных! Вот просит он денег, а на самом деле у них целая мафия попрошаек! Он просто пытается заманить тебя!       Стоит ли пояснять, почему я не прошу милостыни в богатых районах? Да-да, именно из-за этих самых историй про мафию попрошаек. — Но мы ведь сами были… — задыхаясь произносила девочка, но даже договорить не успела, мать её дёрнула. И ещё долго было слышна их некая ругать и хныканье девочки. Пока они абсолютно не скрылись.       Я помнил их лица… Отчётливо помнил. Я видел их в тот злополучную ночь, когда всё пошло под откос. Они тогда были одеты ещё совсем бедно, даже грязны. И именно они были самые счастливые тогда, в тот день. Но сегодня я не видел в них счастья…       Вообще я думал, что эта встреча ничего за собой не поведёт, и просто продолжил сидеть на том же месте до ночи. Но тут из-за переулка вышла та же девочка. Только теперь одна. В том же платье, но оно уже было помято. И с полностью испорченной причёской, мятыми длинными волосами русыми. Но выглядела она как-то красивее. Она была как звёздочка. Глаза её горели, на лице была улыбка облегчения. И шла эта девочка быстрым шагом прямо ко мне. Я даже немного испугался такого напора.       Подойдя ближе, девочка стала улыбаться в разы добрее. Чего уж там, она вся светилась добротой. Прямо напротив меня она присела, достала маленький кошелёчек, порылась в нём. А потом в моём стакане послышался звон целой большой горсти монет. — Мне мама много денег не даёт. Но не могла же я тебя оставить так, когда сама сидела также меньше года назад, — голос девочки был мягким и нежным, но каким-то дрожащим. В ответ на такое я не смог сделать что-то лучшее, чем просто расплыться в улыбке благодарности. Потерялся, не буду скрывать.       Я понимал всё, о чём было сказано. Мать этой девочки стала частью общества выше и либо забыла своё прошлое, либо не хочет его признавать. А её дочь… похоже, она ещё не осквернена влиянием такого окружения. — Я… приду завтра. Может быть… Я не могу объяснить Вам, что значит тащиться на бал без своей воли. — Я и сам понимаю, — вырвалось из моих уст. — Сколько балов отходил, не пересчитать. — Вы?.. — Я… да, я. И если бы кто-то не занял бы это место в чиновничьем аппарате так внезапно и без предупреждений!       Слишком поздно я понял, что говорю совсем неправильно. Ребёнок пожертвовал мне денег, а я ей говорю в таком ужасном тоне! В оправдание могу сказать только, что накипело. Этот случай изъел мою душу! Но я всё равно не имел права даже подумать о таких словах. Ведь действительно, она молча встала, медленно сделала несколько шагов назад и убежала. Точно спугнул!       На следующий день я был на том же месте. И не из-за призрачной возможности повторного появления той девочки, просто это место стало моей постоянной точкой. В планах было снова сидеть до ночи. Прокормить себя в таком случае возможно только с таким графиком.       И только я собрался уходить, как снова она. Только уже идёт иначе. Опущенная голова, лицо полное смущения, стыда и сострадания. На глазах её наворачивались слёзы. И тащила два больших пакета и корзину. Она не сказала ни слова, только постелила около меня большую скатерть для пикника, уселась на неё снова прямо напротив меня и поставила на неё пакеты и корзину. — Простите, — коротко сказала она, не поднимая на меня глаз.       Тогда я просто снова потерял дар речи. Эта девчонка всё больше меня удивляет. — Я хочу хотя бы попытаться загладить свою вину. Я понимаю, как Вам тяжело, и хочу помочь всеми силами. Сегодня я с мамой должна была идти на пикник, но сорвала его, спрятав это всё. — Какую вину?! Что за вздор? — непонимающе воскликнул я. — Когда моя мама получила работу, Вы её потеряли! И теперь, пока мы веселимся, страдаете Вы!       Тогда стало понятно многое. Конечно, это чудесное совпадение и не более того. Понять ситуацию теперь вышло мгновенно. Не мудрено с моим опытом в делах, связанных с АЗС. — А когда я веселился, страдали вы! Я не вижу вашей вины в этом ни капли. Твоей тем более! Мне совесть не позволит принять это всё, особенно со знанием того, откуда ты это взяла. Уже поздно, чтобы в таком возрасте одной гулять, иди домой! — Но Вы!.. — Я в порядке, глупая! — перебил её, так как уже не мог терпеть. — У меня есть дело: выпрашивать мелочь. Не пикники, а мелочь! Понимаешь?! — Но я… — А ты должна понять, что не всем в мире хорошо! Когда я шиковал, то вам и копейки не подбрасывал, презирал! А теперь ты можешь делать тоже! Потому забирай всё это и неси домой, пока тебя мама не потеряла!       Девочка вздохнула, встала и взяла пакеты (корзинка осталась на земле). Она уже пошла в сторону от меня, но остановилась и сказала: — Я всё равно буду приходить. А если не приду, зайдите в ближайший магазин с спросите у продавца: «А где Лия?». Он знает всегда и ответит, мой родственник, тоже работу после последнего обвала получил. — Корзинку свою не забудь! — Ах, бедной девочке и так очень-очень тяжело! А помочь Вы не можешь, Вас мама прогонит. Похоже, не судьба корзинке вернуться!       Хитрая девчонка! Но глупая… и милая. И такая добрая. А глазки такие глубокие, искренние! Такой ангелочек!       И каждый день она ко мне стала приходить. Всегда наша встреча начиналась с того, как она сыпала мне в стакан горсть мелочи. Потом садилась рядом и рассказывала. О себе, о своей маме, о её успехах на работе, о их увлечениях. Я больше слушал, чем говорил. Теперь я точно знаю, что моё место занято хорошим человеком, возможно, даже лучше меня. А как только солнце начинало садиться, она убегала. Иногда я что-то ей советовал, иногда помогал её маме через неё саму (она говорила ей, что прочла такое в книжке какой-нибудь). Мы обсуждали всю бессмысленность балов и пиров, всю отвратительность современных «аристократов». Говорили о танцах, о картинах. Иногда меня заносило в не совсем детские темы, однажды мы рассуждали на тему идеальной женской фигуры. Конечно, Лия ребёнок, но познания её обширны. Некоторые её мысли поражали меня наповал. Но детская эмоциональность и искренность не было для неё минусом. Лия не имела продуманного образа, который имеет каждый современный «аристократ». Она была такой живой и настоящей.       Но в один день она не пришла в обычное время. И я её не ждал тогда. У всех было очень важное дело. Гонка, проигравшие в которой продолжают мучатся. Случился крах АРЗ! Все устремились устраиваться работать. Выпускать детей из дома опасно: затопчут. Да и маме Лии это не нужно. Зверство в дни краха… о нём ходят страшные легенды и мифы, среди которых много правдивых. И это ужасно. Несколько лет назад один ранее безработный пытался прорваться к пункту АРЗ быстрее. Для этого он нашёл труб только что затоптанного человека, оторвал ему руку и отбивался ей.       Я не лез в самый ад событий. Потому и опоздал. Свободных работ не осталось. Я ушёл на своё обычное место в упадке духа.       Однако ближе к вечеру лично ко мне подошёл человек. Это оказался почтальон. Он отдал мне конверт и зачитал: «Всемирная Конфедерация извиняется перед вами и дарует свидетельство на внеочередное устройство на работу чиновником класса A. Просим в ближайшее время им воспользоваться!»       Сейчас я держу в своих руках вещь, что всё исправит. Но после этих постоянных визитов Лии, я стал склонен думать о чужом счастье… Ведь новых рабочих мест не появится. И когда я вступлю на должность, кто-то с неё вылетит. И я боюсь, что это легко может стать мама Лии. Шанс достаточно велик, аппарат чиновников А класса очень мал.       В раздумьях я начал бродить по улицам. Где-то ещё виднелись растоптанные трупы, что не убрали с утра.       Зайдя в переулок, я увидел знакомое лицо. Женщина, что сидела прямо на земле и горько рыдала. Я не начинал говорить с ней, только подслушал и понял: необходимо срочно найти Лию. Я не могу обращаться к её матери напрямую, она всё неправильно поймёт.       А продавец оказался действительно родственником Лии. Девочка была в служебной комнате того же самого магазина. Нас оставили наедине. Девочка тоже плакала. — И с вами произошло точно то же, что со мной. Не удивлюсь, если это была та же самая девушка, что с виду милая, а как откроет пасть… — ненавязчиво начал я. — Откуда ты знаешь? — дрожащим голосом спросила Лия. — Маму твою видел. Но у меня есть кое-что… Я уже свыкся с жизнью безработного, а ты свыклась с богатством. Держи и беги к маменьке, — я протянул ей свидетельство.       Она смотрела не него около минуты, даже не потянув рук. А потом снова спросила: — А как же Вы? — Я уже сказал, что свыкся с такой жизнью. — Но я не хочу, чтобы Вы так жили! — В любом случае у меня есть этот сертификат. Он не именной, воспользоваться им могу и я, и твоя матушка. Но я не позволю, чтобы ты отказалась от него. — А я не позволю, что Вы его отдали мне!       Такие дела… Но идея пришла скоро. Я попросил Лию ждать тут, а сам пошёл на чёрный рынок.       Такие документы имеют огромную ценность сами по себе, так ещё и мой устраивает на одну из самых престижных профессий. За такое я смогу выменять два сертификата на что-нибудь попроще. И тогда разногласие решится!       Вернувшись после успешного торга (я ещё в придачу сапоги получил), я продемонстрировал ей такой выход из ситуации. Она была вне себя от счастья. Лия схватила документ и выбежала из комнаты. А через минут десять вернулась со своей мамочкой. Она пришла ко мне с опущенным лицом. И долго-долго извинялась. Со слезами. Я и Лия её долго успокаивали. Меня обещали сделать частью семьи. Обещали через несколько лет сделать Лию моей невестой (на что я отказался). И просиди прощения за тот случай… просили… просили… просили…       Средняя работа, средний класс. Странно, что познакомились мы с ним только после знакомства с низшим и высшим. Нам полагалось две квартиры, но мы указали нас как семью, нам выдали одну большую. И наконец в моём доме заиграла жизнь. Именно такая, которой мне так не хватало.       Мать Лии показала себя прекрасной женщиной, чудесной матерью и отличной хозяйкой. Я увидел, как Лия любит семью и поддерживает теплоту в общении. Я получил счастье. И Лия с её мамой получили счастье. И это лучший конец, на котором можно закончить.       Но на самом деле всё пошло не так хорошо. Прошло около месяца счастливой жизни. Но потом к нам ворвались «стражи порядка». Они арестовали нас. Причину нам рассказали только на участке. Да мы её и сами понимаем.       То, что я сотворил со свидетельством всё-таки строго запрещено законом. А во Всемирной Конфедерации законы строги, а наказания… они на самом деле куда хуже, чем пишут в законах. Нас приговорили к неопределённому заключению. Что это — сами поймёте чуть позже. На участке в специальных камерах уже сидели я, Лия и её мама.       Камеры полностью прозрачны. В них имеются маленькие окошки. Лия с мамой сидят в одной камере, я в соседней другой, всё прекрасно вижу и слышу. Рядом ходят работники участка, рассуждая: — А что делать с мелкой-то? Отпустить? — Идиот… Ты забыл, что мы делаем обычно? Ах да, ты же стажёр… Ладно, сейчас всё увидишь. Но первое, что тебе стоит усвоить: плевать на жизнь заключённых с высокой колокольни. Если кто-то помрёт, ничего тебе не скажут. Мне вот не нравится морда этой бабы, — он достал пистолет и внезапно выстрелил матери Лии, но промахнулся намеренно, — я делаю так, но на пару сантиметров левее, и не парюсь. Понял?       Лия от случившегося впала в ступор. Никогда не видел её такой… эти глаза… Я сам был в похожем состоянии. А мать её в обмороке. Лия только прижалась к матери ещё больше. — Нужно просто достать мелкую и донести в кабинет 12-Б. Ты ж у нас качок, тебе это легко удастся. Начинай!       На этом служащий вошёл в камеру к Лии. Та ещё сильнее прижималась к бессознательной матери и рыдала. Тихо, но очень горько. Мужчина взял её за воротник и потащил из камеры. Та кричала: — Да что же вам не нравится в нашем счастье?! Я не пойду не куда! Не пойду!!!       Лия вырвалась, порвав воротник, и схватилась за окошко моей камеры и молила меня: — Спаси меня! Я не х-хочу! Пожалуйста!       Не успел я поспешить к ней, как её уже сильно отдёрнули от окна. Лия упала на пол и потеряла сознание. На местах, где она держалась, остались не то что кровавые следы, а целые куски оторванного мощным оттягиванием мяса. — Эй, босс, — спросил тот мужчина, что отдёрнул её. — А что теперь мы с ней делать будем? — Я бы хотел отрезать ей руки-ноги, да продать в одно непризнанное государство. Там целое общество есть любителей такого. А я «премию» получу, — залился хохотом другой работник, что просто ходил рядом.       С того момента я никогда больше не видел Лию.       Мать Лии очнулась, когда уже никого не осталось около нас. Мы смогли поговорить. Оказалось, у неё есть другая дочь. Лия про неё никогда не рассказывала, но она есть. Уже как неделю она лечилась от тяжёлого неизвестного заболевания. Но она подозревает, что её просто усыпят, как делают у нас со всеми тяжело больными. Но всё-таки она надеется на лучшее.       Я рассказал то, что помню о своей семье. Про маму, что вырастила меня человеком с большой буквы, но после её смерти я… потерял этот статус. И много рассказывал про сестрёнку, которая была такая милая, что спустя столько лет я помню её улыбку, добиться которой было очень тяжело, настолько она была зажатой.       Потянулись дни, недели. К нам никто не заходил. Дошло до того, что мама Лии умерла от обезвоживания прямо в камере. А я? Да и я не заставил себя долго ждать. Интересно, кого я встречу на небесах?