Пятьсот падающих звезд

6 лет

       — Чанель, не убегай далеко в лес, заблудишься, — кричит женщина у калитки, видя, как её маленький сын со всех ног бежит в сторону леса, откуда доносятся заманчивые звуки. — И вернись к ужину!        — Хорошо! — Чанель машет маме рукой, поправляет шляпку с широкими полями на голове и пуще прежнего несётся в лес.       Выбраться из душного Токио к бабушке в деревню было маминой идеей, которую маленький Чанель воспринял так воодушевленно, что в тот же день начал паковать все свои игрушки, включая и тяжелые машинки, в небольшой цветной рюкзачок. И ничего, что до выезда оставалось ещё целых две недели.       Все в садике, особенно сонный мальчишка Чонин и добрая воспитательница, знали, что у бабушки рядом с домиком, где обязательно живет домовой на чердаке, есть лес. Большой, зеленый, полный птиц и животных. Ну прямо как в его любимых книжках-раскрасках. Чонин ничего не понимал, обнимая своего любимого медведя, а вот воспитательница только и успевала, что усадить ребенка на место и занять его хоть каким-нибудь делом, чтобы тот хоть на минут десять перестал говорить про поездку.       Его всегда манил лес и его жители. Чанель сколько себя помнил, а помнил он немного, обожал читать сказки про разных существ. У него дома даже была целая коллекция маленьких домовят, которые ему мама доставала из командировок, путешествуя по миру. Малыш так сильно любил их, так хотел им показать настоящий лес, что целый день, пока мама была на работе, упаковывал их в рюкзачок.        — Домовята, вы все такие большие, вы не помещаетесь, — хныкал Чанель, когда в рюкзачок поместились только три игрушки. В таком положении его застала мама. Крепко прижимая сына к себе, она предложила взять с собой только самого любимого, а остальным показать лес потом, со временем. Малыш хлюпнул носом и согласился.       Поэтому сейчас он бодро шагает по лесу, прижимая к себе смешного домовенка с большими плюшевыми ботинками, напевая песенку и иногда поправляя шляпку на голове, чтобы её не сдуло ветром. Мальчик садится на корточки рядом с большим муравейником, смотря на то, как маленькие трудяги работают и носят на себе листочки и ещё что-то.        — В лесу так хо-ро-шо, — напевает себе под нос Чанель, вертя головой в разные стороны. Он держит домовенка за ладошку и раскачивает его на ветру. Неожиданно раздается звук треска веток.       Ботинок цепляется за корни дерева и мальчик падает, сдирая кожу с коленок. От испуга Чанель выпускает из рук игрушку и та улетает вперед, куда-то вниз. Мальчик тут же кидается вперед, чувствуя как шляпку срывает и она больно повисает на шее, придавливая горло веревочкой. Чанель подходит к краю обрыва и, опустившись на саднящие коленки, видит, что домовенок повис на веточке совсем недалеко. Совсем близко.       Он тянется рукой к игрушке, губами шепча:        — Домовенок, ты, главное, не волнуйся, — по щекам бегут струйки слез. Горячие и капающие на футболку с Микки Маусом.       Руки скользят по земле — и мальчишка летит вперед, хватая налету игрушку и прижимая ее к груди. Падает он быстро, но едва его тело касается земли, как он теряет сознание.       Чанель открывает глаза и оказывается на полянке, полной зеленой травы и ароматных цветов. Ласковый ветерок взъерошивает его волосы, заставляя недовольно хмурится. А еще и яркое солнышко светит прямо в глаза. Да так, что даже жмурки не помогают        — Ты кто такой? — спрашивает заинтересованный голос рядом. Чанель переворачивается на другой бок и застывает.       Там сидит мальчик чуть младше его. Он сидит прямо на траве, не боясь запачкать свои светлые легкие шортики. Ткань практически прозрачная. У мальчика красивые карие глазки на пол-лица, а еще губы бантиком. И ушки. Маленькие, лисьи ушки. Они смешно дергаются, стоит только где-то в кустах кому-то зашуршать ветками или листьями. А еще хвост. Он тоже небольшой, рыжий и с красивым пушистым белым кончиком.        — Ты что меня не услышал? — ударяет ладошкой по земле мальчик. — Я спрашиваю тебя, кто ты такой!        — Чанель, — выдает мальчик, замечая, что его домовенок лежит рядом с лисёнком. — Домовёнок!       Малыш хочет забрать игрушку себе, но ему не дают, тут же отбирая и прижимая к себе.        — Это не Домовёнок. Это, — лисёнок трясет человечком в воздухе — Сэр Николас и он тоже принц.        — Нет, — хнычет Чанель, растирая слезы по лицу. — А где же тогда мой Домовёнок? Я же приехал ему лес показать!       Лисёнок закусывает нижнюю губу, обнажая ряд ровных белых зубов.        — Не плачь. Я отдам тебе Сэра Николоса, только если ты будешь честно отвечать на мои вопросы, хорошо?       Чанель быстро-быстро кивает головой, подбирая ноги под себя и садясь на них, совершенно забывая о том, что их потом будет неприятно колоть. Сжимает ладошками штанишки и во все свои большие для его возраста глаза смотрит на мальчишку-лиса.        — Кто ты такой?        — Я уже говорил, — канючит Чанель, все чаще смотря на своего плюшевого друга, что удобно устроился на чужих коленках. Домовёнок смотрит на него своими глазками-пуговками и ждет. По крайней мере, Чанель верит в это. — Меня зовут Чанель.        — А почему у тебя нету ушек? — лисёнок подползает к нему, одной рукой опираясь на землю, а другой вплетая свои пальцы в чужие волосы. Игрушка при этом остается нетронутой. — Ты родился без них? Ну ведь такого не бывает!        — У меня нет ушей, — встряхивает головой Чанель. — А почему они у тебя есть? У людей их нет! И хвостов тоже!        — Люди? Кто такие люди? — лисёнок наклоняет голову вбок, из-за чего его красивые ушки прижимаются к мягким волосам. Поднимается теплый ветер, заставляя тонкие шерстинки на хвосте красиво шевелиться.        — Ты забавный, — улыбается Чанель, показывая свои белые зубки. — Я — человек, ты — человек, только у тебя есть и ушки, и хвостик…        — Принц!       По поляне разносится крик, а затем, словно из неоткуда, выходят люди. Две женщины и двое мужчин. Высокие, в красивых шелковых одеяниях. На руках звенят браслеты, а шеи опоясывает тонкая лента ожерелья. Лисёнок тут же вжимает голову в плечи, смотря по сторонам. Он на коленках подползает к Чанелю, тут же оказываясь у того за спиной.        — Ваше Высочество, вы не должны были покидать пределы королевского сада.        — Но их границы не обозначены, — возмущается лисёнок, ударяя кончиком хвоста по земле.        — Принц… — начинает женщина, но останавливается, обращая внимание на замершего Чанеля. Внимание других также переносится на мальчика. Чанель смотрит во все глаза и не может поверить: за их спинами также видны большие лисьи хвосты. Только у мужчин их пять, а у женщин — четыре. Он сидит, разинув рот, и пытаясь понять, почему у всех здесь, кроме него, растут уши.        — Человек, — выдыхает мужчина. Одна из женщин тут же оказывается рядом, хватая маленького лисёнка на руки и быстрым шагом уходя с поляны. Над Чанелем нависает мужчина, и последнее, что он помнит — красивые серебряные линии в воздухе и как грузно падает на землю игрушка. Бедный Домовёнок.       Мальчик открывает глаза и понимает, что лежит на грязной сырой земле, а в паре метров от него валяется чумазая игрушка. Коленки саднит, а макушку сильно печет от тупой боли. Мальчик приподнимается на локтях, смотрит по сторонам и осознает, что здесь нет никаких ушасто-хвостатых людей.        — Лисёнок, — говорит в тишину Чанель, но в ответ ему шелестят только листья.       Чанель поправляет шапочку, поднимает с земли игрушку, отряхивая джинсовый комбинезончик Домовёнку, и, держа его за руку, идет в сторону дома. Птицы сейчас не поют, сохраняя молчание, а тот самый муравейник, который ранее заинтересовал малыша, вообще исчез. И только тогда, когда мальчик выходит на незнакомую полянку, Чанель понимает, что он заблудился.       Он не хочет плакать. Ему уже шесть лет. Он взрослый, а взрослые не плачут. Он садится на землю и смотрит на небо, которое медленно затягивает сумерками. Интересно, а его ищут?        — Домовёнок, теперь тебя зовут сэр Николас. Это звучит так прикольно. Намного лучше, чем Домовёнок, — Чанель говорит это своей игрушке с лицом, полным серьезности. Почему-то сейчас это единственное, что он помнит про… кого? Этого он уже не помнит.        — Чанель!       Крик его мамы очень громкий. Настолько, что будоражит птиц, заставляя тех взлететь в облака и залиться громким пением. Женщина выглядит как юный бойскаут из любимых Чанелем американских мультиков с фонариком наперевес. Она светит прямо сыну в глаза, а затем тут же подбегает, крепко обнимая мальчика.        — Я же говорила далеко не уходить, вот почему ты меня не послушал?        — Я упал, — Чанель показывает маме голую красную коленку, — а потом потерялся. Прости.        — Главное, что ты нашелся, да и лес не такой уж и опасный. Пойдем домой, там бабушка приготовила вкусный ужин из овощей с огорода.        — Да, — Чанель поднимает руки вверх, обнимая маму за шею и чувствуя как его поднимают на руки, унося в сторону дома.       А небеса чертит первая падающая звезда.

17 лет

       — Чанель, я уезжаю в командировку на две недели, присмотри за собой, хорошо? — женщина стоит в дверях их небольшой двухкомнатной квартирки в спальном районе Токио. Чанель, обтягивающий рукой большую майку, активно кивает головой. Он привычно наклоняется, получая ласковый поцелуй в щеку, а затем легкий подзатыльник. — Даже не думай тащить в эти метры своих подружек, ясно? Если наша соседка Накомори-сан заметит хотя бы одну, то тут же собираешь свои монатки и едешь к бабушке на все две недели, понятно?        — Ну, мам, — тянет Чанель, потирая ушибленную часть тела. — Юи хорошая.        — Мне она не нравится, — женщина в очередной раз хмурит брови, тут же ещё раз притягивая сына к себе и чмокая его уже в другую щеку. — Кушай хорошо, а не один фаст-фуд. Люблю тебя, сынок.        — И я тебя. Будь осторожна, — машет вслед женщине Чанель. Его мама бойкая, верная свой работе, а Чанель привык жить в таком режиме.       Он стал взрослым, самостоятельным. Если десять лет назад его комната походила на магазин-игрушек, то теперь тут места не было и яблоку упасть, потому что весь пол завален мангой и одеждой. Чанель с разгону плюхается на кровать, упирая свой взгляд в потолок, где ему подмигивает с красивого яркого плаката, безжалостно выдранного из нового глянцевого журнала в библиотеке, красивая девушка-айдол. Рядом с кроватью ютится классическая гитара, а рядом обклеенный глупыми наклейками, которые уже просто так не отдерешь, скейт.       Рядом вибрирует телефон, и Чанель проводит пальцем по экрану, даже не глядя на имя. Он и так знал кто это.        — Чанель, я скучаю.       Юи. Она была младше его на год, красивая, с пышной для своего возраста грудью и красивыми губками-бантиком. Она постоянно носила голубые линзы, хотя те смотрелись довольно дико из-за её родных карих глаз. Чанель прекрасно понимает, почему мама не переносит Юи на дух. Помнится, когда она в первый раз застала девушку у Чанеля в комнате в его белой школьной рубашке, то крик стоял такой, что стекла должно было повыбивать во всем квартале. Девушка собрала свои вещи быстро, втихую умыкнув пропахшую чанелевским одеколонам рубашку, а вот Чанель еще долго успокаивал маму.       Сколько себя помнил парень, столько рядом не было отца. Никаких подобий на него, никаких намеков в фотоальбомах и прочем. Словно его и не существовало вовсе. В тот вечер женщина влила в себя столько успокоительного, что Чанель начал даже переживать за ее здоровье. Она все время причитала, что без настоящего отца трудно воспитать мужчину. И нет, это ни в коем случае не намек на то, что Чанель безалаберный, просто чему-то она не смогла его научить.        — Ну, если ты сможешь проскользнуть ко мне незамеченной, то кино и мамина стряпня ждет нас.       Чанель поворачивается на бок, к окну, и утыкается взглядом в игрушку. Стоило ему только пойти в первый класс, как все его игрушки он сам лично добровольно отнес в его же детский сад. Сказать, что младшее поколение спиногрызов было счастливо, это промолчать. Конечно, все его домовята были чистыми и красивыми, как у коллекционера. Только одного он не отдал.       Комбинезончик мама услужливо отстирала, хотя темные следы все же остались на боках, пришила новые глаза-пуговицы. Черные. Потому что маленький Чанель так захотел. Сэр Николас. Это глупое имя так хорошо теперь подходило игрушке, что даже сейчас, когда особо поговорить было не с кем, заменял ему верного рыцаря странных порой дум.       Раздается звонок в дверь. Юи стоит на пороге, опираясь ладонью о дверной косяк. Чанель уже мысленно вспоминает, где хранятся чемоданы, которые его мама не использует для командировок, потому что даже отсюда видит как сквозь глазок сверкают глаза Накомори-сан. Девушка с порога целует Чанеля в линию челюсти, утаскивая вглубь квартиры.       Она симпатичная и, что греха таить, возбуждает не на шутку, особенно когда смотрит из-под густо накрашенных ресниц. Юи шустрой змейкой проскакивает к нему в комнату, заваливаясь на кровать, и опять недовольно смотрит на плакат на потолке.        — Почему ты не поменяешь его на что-то другое?        — Например? — спрашивает Чанель, собирая разбросанные по полу вещи.        — Ну, не знаю. Нашу с тобой фотографию.       И почему-то именно сейчас Чанель понимает, что у Юи некрасивая улыбка. У нее красивые формы тела, приятно пахнущие яблоком волосы, большие глаза. Только улыбка некрасивая, неживая. Девушка больше похожа на куклу из дорогого магазина для коллекционеров, любящих собирать такие ценности.       Почему встречается? Чтобы иметь хоть какие-то отношения, чтобы было о чем поговорить в компании школьных друзей, где сейчас, из-за этого бунтарского возраста и гормонов, разговоры только и ходят о девчонках и степени их распущенности. Его лучший друг — Лу Хань, который вечно таскает свой зад по дешевым клубам в поисках той самой. Чанель устал ему вбивать в голову, что просто так, в клубе, никого хорошего не подцепит, но, чисто из-за мужской солидарности, всегда поддерживал его и новую пассию. Мало ли, выгорит.        — Чанель, я соскучилась, — Юи поворачивается на бок, из-за чего ее юбка преступно задирается, оголяя белоснежную кожу, перетянутую толстой клеткой колготок, что сейчас так модно носить.        — Я уже это слышал.        — Ну и бука же ты, — девушка фыркает, вскакивает с кровати и со скоростью космической ракеты летит к холодильнику.       Его мама не шеф-повар, но за ее омурайсу, особенно горячий, только что снятый с плиты, Чанель готов на все, даже протереть пыль, которую лично он в упор не видит пока она не начнет слоями лежать везде. Юи охает, хлопает холодильником и поднимает крышку, жадно втягивая носом запах.        — Ох, какая вкуснятинка, — стоило только Юи отвернуться за палочками и ложкой, как Чанель закрывает еду обратно крышкой, отодвигая тарелку на другой конец стола. Девушка недовольно стучит кончиками палочек по деревянному столу, выпячивая нижнюю губу, но не сдается и с упертостью известного всем барана лезет в холодильник, доставая соевый соус и большую тарелку самодельных суши.        — Ого, твоя мама много наготовила. На сутки ушла?        — Нет, — отвечает Чанель, шмыгая носом, — просто улетела в командировку.        — На сколько? — сказать, что Чанель не увидел в чужих глазах неприкрытый интерес, это тоже самое, что сказать, что сердце не бьется и люди не дышат кислородом. Девушка отставила тарелку, подходя ближе и прижимаясь всем телом к парню.        — Какая разница?        — Думаю, мы могли бы чудно провести время, — Юи облизывает нижнюю губу, пошло ее закусывая.       И тут внутри что-то оборвалось. Неожиданно, как гроза в ясный июльский день, как контрольная в начале года. Ему надоела Юи. Он устал видеть её, устал смотреть на то, как она съедает всё его питание на недели, после чего он питается фаст-фудом, спуская все свои карманные деньги и слушая вечные упреки мамы за это. Хотелось чего-то необычного.       Он устал от Токио. И пускай до шумного в край центра надо долго ехать на автобусе, битком забитом бабушками, от которых не очень приятно пахнет, и извращенцами, которые, кажется, просто караулят юных школьниц, но даже тут слышен бесконечный вой машин, постоянно проезжающих под окнами на максимальной скорости.        — Не сегодня, Юи, — девушка недоуменно приподнимает накрашенную бровь. — Я уезжаю.       Последние слова звучат дико даже для самого Чанеля. Парень смотрит куда-то в сторону, старательно избегая прямого контакта с хитро прищуренными глазами Юи.        — Подожди, а как же кино? А омурайсу? Я, знаешь ли, голодная.        — Я тебя не приглашал.        — В смысле не приглашал, а фраза «если ты сможешь проскользнуть ко мне незамеченной, то кино и мамина стряпня ждет нас» не означает приглашение? — Юи повышает голос на октавы три, и Чанель просто уверен, что сейчас их слышит чуть ли не весь район. И та самая Накомори-сан.        — Ты сама навязалась.        — Ах так! — девушка топает ногой, специально перенося вес тела на пятку, чтобы удар вышел по громче и по устрашающе. — Тогда между нами все кончено.        — Я и сам давно хотел тебе предложить это. Мы слишком разные.       Юи задыхается, не зная что сказать. Это определенно удар по её завышенной самооценке. Нет, корить себя она не станет, гордость не позволит, однако уровень эгоизма в ней определенно снижается с каждой секундой все быстрей. Её, самую красивую девчонку в школе, отшил какой-то парень. Он даже не богатый, да и не особо красивый. Это все Юи незамедлительно сообщает почему-то довольному собой Чанелю, подхватывает вещи и, бросив у самых дверей:        — Я всем расскажу, что ты плох в постели. Не будет у тебя больше девушки, — уходит, громко хлопнув дверью так, что даже побелка тонкой сыпучей струйкой осыпалась на пол.       Чанель садится за стол, подтягивает к себе тарелку с омлетом и палочки, брошенные взвинченной Юи, и начинает трапезу. Все-таки его мама гений домашней кулинарии. Рис внутри был сварен идеально, немного остро, но не так, чтобы во рту пекло. Все как он любил, вот честно.       Раздается звонок в дверь. Не такой как у Юи — он у нее короткий, требовательный в каком-то смысле, не его мама — та вообще дверь ключом всегда отпирает. Больше никто звонить не мог. Чанель кряхтит как старый пень, слезая, хотя даже сползая со стула, и ковыляет к двери.       Накамори-сан — сорок лет, не жената, имеет три толстых и пушистых кота, которых Чанель на дух не переносит. В общем, типичная одинокая женщина, для которой развлечение наблюдать за активной и в какой-то степени беззаботной жизнью Чанеля.        — Твоя дама тут была, — парень хмыкает, понимая к чему дело идет. — Уговор с твоей мамой есть, вот ключи и карта, чтобы добраться до бабушки.        — Спасибо, Накамори-сан, — Чанель, как примерный сын, кланяется в добрые девяносто градусов, за что получает только недовольный взгляд женщины.        — Оставь себе свое спасибо, мне оно без надобности.       Ключи приятно тяжелят карман штанов, пока Чанель, закатывая глаза от удовольствия, доедает омлет, ловко орудуя то палочками, то ложкой, когда рис не хочет зажиматься меж деревяшек. На бумажке указано направление поезда, от какой станции можно доехать и куда, а потом фраза, убившая Чанеля:       «Прямо»        — Классно. Знать бы какое прямо, их же сотни.       Несмотря на своё внутренний «бубу», Чанель быстро упаковывает рюкзак, больше по размеру напоминающий чемодан на лямках.В последний момент зачем-то пихает туда и сэра Николаса, уж больно он печально смотрел на сборы своими глазами-пуговками. Запирает дверь и выходит из дома.       Может, навестить старушку не такая уж и плохая идея, какой она кажется на первый взгляд?

***

      Рядом с Чанелем сидит молодая парочка, держащаяся за руки очень крепко. Сквозь громкую музыку из наушников не слышно размерного стука колес об железные рельсы, зато каждый «тудух» отчетливо слышат ноги, улавливающие любую вибрацию. И это успокаивает, дарит невесомое чувство спокойствия. Да, оно нестабильно, временно, но зато какой же кайф его чувствовать.       Это «прямо» оказывается одно, потому что от станции вела всего одна тропинка в лес, да и сама станция больше походила на остановку для автобуса в самом далеком месте, потому что состояла только из высокого, специально для поезда, каменного фундамента. И все. Чанель поудобней перехватывает лямку рюкзака и уверенно идет вперед.       Впереди ковыляет пожилая женщина, явно сошедшая вместе с Чанелем с поезда, но знающая дорогу, поэтому идущая впереди. Она останавливается, вытирает пот со лба и уже хочет опять взять сумки, как вдруг чужая рука подхватывает ношу. Чанель переносит все сумки на одну руку, а другую подставляет женщине, чтобы та могла опереться.        — Спасибо, молодой человек, — женщина улыбается широко и солнечно, принимая помощью и обхватывая своей рукой чужое предплечье. — Не часто встретишь таких вот приятных людей. Все сейчас спешат по делам, не до стариков.        — Ну что вы, — Чанель смеется, замечая что у старушки морщинки глубокие у уголков глаза, следовательно, она много смеется, — Вы совсем не старая, довольно молодая и, я абсолютно уверен, все мужчины у ваших ног.        — Подхалим.       Они идут по тропинке в тишине, разбавляемой приятной беседой. Чанель внимательно слушает, вникая в чужие слова. Старушка бойко повествует о своих внуках, которые так застряли в городе, что, наверное, забыли как она выглядит; о небольшом огороде, где растут самые вкусные томаты на свете и что в благодарность она даст ему целый пакет, ведь они как раз созрели и наполнились соком; о местной речке, где задорно плещется рыба и так приятно было купаться пару лет назад, пока она могла это делать без проблем для здоровья.        — Ты вообще к кому?        — К бабушке Пак.        — К Юри? — удивляется старушка, вытягиваясь в лице. — И кем же ты ей приходишься? Уж поделись, от соседки через заборчик такое не утаишь.        — Внук я её. Вот решил проведать, да заодно и отдохнуть от городской суеты. Да и мама уехала из города, а одному так скучно сидеть на летних каникулах в четырех стенах.        — А с девушкой чего не гуляешь? У такого красавца она должна быть.        — Мы расстались буквально пару часов назад. О, вот и дома.       Домов всего в этом поселке четыре. Бабушкин, старушки, что сжимает его предплечье, и еще двух неизвестных людей, но что-то внутри подсказывало, что там тоже живут пожилые люди. В воздухе пахнет жаренным мясом, которое явно готовили на углях во дворе, травой, листьями и свободой. Такой, какую мог подарить только ветер, дующий тебе в лицо.       Томаты оказались большими и красными, а пакет был заполнен ими до самого верха. Старушка машет ему рукой, пока он не скрывается за калиткой, ведущей внутрь небольшого садика. Тут все, как он помнит с шести лет. Небольшие качели, которые уже покойный дедушка построил специально для него, а он катался на них только пару раз, когда они с мамой сюда приезжали. Небольшой домик, с красивыми резными узорами на стенах, перилах, столбах, вообще везде, куда только глаз падает.       Почему-то неожиданно сердце начинает биться быстрей, заходясь в сумасшедшем ритме. Чанель подходит к двери и стучится в нее костяшками пальцев, помня, что у его бабушки чуткий слух. Дверь тут же открывается, а на пороге стоит маленькая старушка.       Чанель помнит ее другой. Выше его на две головы, хотя сейчас такое вспоминать неуместно, ведь кто будет расти в таком же темпе как он в таком-то возрасте, с более цветными волосами, а не такими седыми, отливающими на солнце красивым серебром. Единственное, что не поменялось — глаза и улыбка. Живые, не такие, как у Юи. На такое счастливое, довольное жизнью лицо хочется смотреть часами, наблюдая за каждой деформацией морщинок.        — Извините, а вы кто?       Чанель вдыхает воздух, шмыгая носом, прекрасно понимая ситуацию. У старушки нет интернета, который позволил бы ей следить за ростом и развитием внутреннего мира своего внука, они не пользовались почтой, чтобы отправлять письма, тут просто нет отделения, а обычные почтальоны вряд ли бы потянулись сюда в такую глушь. И были они тут десять лет назад. Понятно, что женщина его не узнает.        — Ба, это я — Чанель, не узнала своих?        — Мой Чанель маленький и пухленький, — подозрительно щурится бабушка Пак, упирая руки в бока и закидывая голову, чтобы лучше рассмотреть гостя, — а ты высокий и слишком тощий для него.        — А если я скажу, что на кухне у тебя лежит конфетная заначка, — приподнимает бровь Чанель, как его тут же стискивают далеко не женские объятия, больше смахивающие на медвежьи. Его хлопают по спине, наверняка желая оставить там синяки пылкой любви бабули.        — Мой Елли приехал, мой маленький Елли, — женщина смотрит на него и смаргивает слезы, а затем улыбается точно так же как обычно это делает Чанель: практически не поднимая уголков губ, но показывая ряд ровных белых зубов.       Внутри пахнет выпечкой. Старушка Пак явно не готова к приезду единственного и самого лучшего внука, поэтому тут же надевает фартук, завязывая бантик на спине, и становится к плите, начиная творить чудеса кулинарии. Если его мама готовит прекрасный омурайсу, то бабушка готовит все что захочет и это выходит так, как в обычных ресторанах не готовят. Настолько вкусно, что слюни текут по подбородку, капая на деревянный стол от одних лишь запахов.        — Как поживает Сыльги? — именно так зовут маму Чанеля. Парень откидывается назад, вытягивая свои длинные ноги вперед и устремляет свой взгляд в потолок.        — Опять уехала в командировку. По ней видно, что она устала, но даже я, ее сын, совсем ничего сделать не могу. Она пытается закрыть отсутствие отца присутствием в моей жизни всего, чего я только захочу. Даже мою девушку терпит, хотя в душе просто на дух не переносит.       Бабушка понимающе кивает, переворачивая блинчик на тарелку и заливая новое тесто на шипящую от масла сковородку. Чанель подходит к бабушке со спины, крепко обнимает, чмокает в щеку, говоря, что пока отнесет вещи в комнату наверху, и, получив разрешение, уходит наверх.       Одноместная кровать, стол, стул, шкаф со скрипучими дверцами и тяжелые ночные шторы на карнизе перед окном — вот и вся комната. Чанель включает свет, щурится, потому что до этого шел по темным коридорам домика. Он плюхается на кровать, понимая, что бабушка его ждала, меняя тут постельное бельё, потому что от него пахнет так же, как и от старушки. Одним и тем же стиральным порошком.       За ужином бабушка постоянно смеется, стоит только Чанелю что-то рассказать из своей школьной жизни. Как, например, Сехун пытался сбежать с уроков, но из всех шести попыток провальными оказались все шесть и что он весь семестр подметал дорожки, явно желая прибить Чанеля, бессовестно ржущего и смотрящего на него из окна класса. А еще рассказал про одноклассника по обмену из Китая, который так смешно ошибается в словах. Сперва быстро говорит что-то, потом подвисает, исправляет правильное на неправильное, сидит гордый собой, а потом краснеет, потому что понимает свою ошибку. И так из раза в раз.        — Слушай, еще не поздно, не хочешь сходить искупаться на речку? Там все равно никого нет, а день был жаркий, грех не остудиться, — неожиданно предлагает бабушка.       Чанель отрывается от тарелки, где пару секунд назад активно размазывал джем по поверхности блинчика. Честно, это идея поражает его своей свежестью и актуальностью. Бабушка улыбается, кивая головой на дверь.        — В лес по тропинке, не сворачивай и все, теплая вода у твоих ног.        — Боже, ба, ты лучшая. Купаться!       Плавок он с собой, конечно, не взял, зато никто не запрещал купаться в нижнем белье, ведь там, по словам все той же бабуси, никого нет. Кого тогда стесняться? Правильно, только разве что рыбок мелких. Чанель натягивает на себя шорты до колена с белыми завязками, большую черную майку и весело топает вниз, крича уже у дверей, что он пошел.       В лесу поют птицы, яро раздирая свои глотки этими прекрасными песнями, иначе громкость данного концерта Чанель объяснить не может, да и не хочет. Он проходит мимо муравейника, кидая на него слабый заинтересованный взгляд. Раньше он бы с огромным удовольствием бы остановился, посмотрел на трудяжек и пошел бы дальше, но не сейчас.        — Принц!       Этот голос разрезал пение птиц словно нож, заставляя Чанеля посмотреть в другую сторону от тропинке к речке. Он сворачивает, идя вперед, откуда предположительно звучал зов. Он не смотрел под ноги, уставившись в темноту, и не заметил как под ногами вместо уже привычной земли не оказалось ничего. Чанель кубарем полетел вниз, пересчитывая спиной все камни, ветки, корни и ухабы. Парень сдавлено кричит, чувствуя как ударяется головой об что-то твердое. Приземлившись, он смотрит на небо и отключается из-за тупой боли в затылке. Сходил, блин, покупался.

***

      Сквозь полудрему Чанель слышит немного. Только шорох. Тихий, словно у мыши. Виски давит неприятной гулкой болью, а двигаться вообще невозможно, потому что стоит только немного пошевелиться, как грудь сковывает тисками, словно невидимые цепи сковали его душу внутри и не дают полноценно дышать.       Чанель не может открыть глаза, поэтому удрученно стонет протяжным и полным боли стоном, но его лба тут же касается чужая рука, которая, кажется, ничего, не весит, прохладная. Он чувствует как по его бровям проходят большим пальцем, разглаживая образовавшиеся морщинки. Чанель распахивает глаза, видя перед собой самое прекрасное существо в мире.       Он спокойно может назвать его ангелом. Светлые волосы обрамляют красивое лицо, карие глаза с искорками волнения на дне, а на алых губах сияет слабая улыбка. В волосах виднеются красивые пушистые ушки с белыми концами. Они прижимаются к макушке, не вслушиваясь в посторонние шумы. У юноши на шее висят тонкие цепочки золотых ожерелий, а сам Чанель может поклясться, что видит в ухе тонкую сережку, закрепленную один концом в мочке уха, а другим — в хрящике этой ушной раковины.        — Очнулся? — руки существа проходят по его лицу, переходя на волосы и начиная мягко массажировать кожу головы.        — Кто вы? — существо мягко смеется, прекращает перебирать прядки волос, встает и обходит Чанеля с другой стороны, садиться на колени рядом и переносит чужую голову на свои колени. Чанель жмурится от неприятной боли в ребрах и висках, но его тут же успокаивают легкими касанием пальцев.        — Прости, что сделал больно.       Только сейчас Чанель замечает, что он лежит на цветочной поляне под открытым небом, где над его головой рассыпались звезды и большая круглая луна, светящая так ярко, что заменяет солнце.        — Как я тут оказался?        — Я не знаю, — существо качает головой, а Чанель ощущает, как его бок щекочет что-то мягкое. Он скашивает глаза и видит хвост. Мягкий и пушистый, совсем как уши, хотя насчет мягкости стоит еще проверить, мало ли бутафорные.        — Твои уши настоящие?        — Да, хочешь потрогать? — существо склоняет свою голову, позволяя чужой руке потрогать уши, которые, стоило к ним прикоснуться, тут же начинают смешно дергаться, а на красивых губах рассветает красивая улыбка. Чанель залипает на ней, прекращая щупать ушки.        — Наверное, это все очень красивый сон.        — Почему? — существо наклоняет голову в сторону, хлопая своими пушистыми ресничками так быстро, что крылья колибри делают взмахов меньше.        — Все слишком нереально. Поляна, ночь и красивый юноша, гладящий тебя по голове. Звучит как очень романтическая дорама, поэтому и сон.        — Дорама? Что такое дорама?        — Ты не знаешь?        — Никогда прежде не слышал подобного слова.        — Это азиатские сериалы. Про любовь в основном, но бывают еще и отличные боевики, редко, но бывают, — Чанель замечает недоумение на чужом лице. — Ты не понимаешь, да?        — Нет, прости.        — Ты так и не сказал как тебя зовут и почему у тебя уши.        — Я наследный принц этих земель — Бэкхён. А ты кто?        — Чанель. Просто Чанель.        — Красивое имя, — шепчет существо, проводя пальцами по лицу, поглаживая кожу скул и щек. Чанель решает, что раз это сон, то пускай все идет своим чередом, так будет лучше.        — Почему у тебя есть уши?        — А почему у тебя их нет?        — Хорошо, — смеется Чанель, растягивая губы в привычной белозубой улыбке. — Почему у тебя есть хвост?        — А у тебя? Если ты продолжишь задавать такие вопросы, то никогда ничего не узнаешь.        — Ты прав. Почему весь этот набор лисий?        — Потому что я лис.        — В смысле? — Чанель смотрит во все глаза на юношу, который мягко засмеялся. Поднимается тихий ветерок, а воздух наполняется бутонами цветов: красивых, от белых до кроваво-красных, от зеленых до фиолетовых. Юноша нес в себе гармонию.        — Я — лис. Поспи немного, потом будет легче.       Существо поднимает руки вверх, а его красивые тонкие пальцы загораются мягким серебряным светом. Он ведет ими у Чанеля над головой и тот засыпает, в одно мгновение проваливаясь в бездну темноты.

***

      Чанель оказывается в просторной комнате с большими высокими потолками, на которых изображены красивые узоры. Лежит он под тонким покрывалом на просторной кровати, а рядом на небольшой тумбочке стоит поднос с травами и маленькой тряпочкой. Парень садится на кровати, чувствуя в воздухе запах этих самых трав, создающих причудливую вязь послевкусия на языке, что прилип к небу от жажды.       Голова совсем не ноет, а ребра болят совсем чуть-чуть, неприятно отдаваясь глухим ощущением в спине. Чанель приподнимается на локтях, осматривается. Покои большие, с дверьми на балкон, которые сейчас открыты, и поэтому легкие белые шторы колышутся от дуновений ветра. Вся комната светлая, залитая солнцем. Чанелю приятно тут быть.       Дверь открывается без скрипа. На пороге возникает мужчина в черном фраке. И только сейчас Чанель понимает, что все что он помнит о парнишке-лисе — правда, причем твердая, потому что за спиной дворецкого развиваются три пышных хвоста со светлыми кончиками, а на темных волосах спокойно лежат рыжие уши. Мужчина подходит к нему, трогает лоб, а затем протягивает чашку с зеленой жидкостью.        — Не бойтесь, это простой чай из трав. Господин сам их собрал сегодня утром для вас. Они облегчат вашу боль в ребрах и помогут до конца излечиться вашей голове, которая пострадала.        — От чего?        — Возможно, вы где-то упали и ударились головой. Такое могло случиться, — мужчина подходит к небольшому шкафу, открывая его нараспашку, и достает оттуда рубашку и штаны. Чанель пробует горький чай, но успокаивает себя мыслью, что ему станет легче, что травы помогут. Хотя чай действительно отвратительный. — Господин приказал вас привести в сад, так что сейчас я помогу вам одеться.        — А сам я не могу?        — Увы, но если вас перенапрячь, то есть высокий риск того, что ребра опять сломаются.        — Сломаются? У меня был перелом?! — Чанель ужасается, едва не выронив чашку, потому что за все семнадцать лет жизни он никогда и ничего себе не ломал, а тут на тебе. Чай выплескивается на белое покрывало, оставляя на нем некрасивый светло-коричневый развод. — Боже, простите, я случайно.        — Все в порядке, но чай допейте, иначе у меня будут проблемы, что не уследил за вами.       Чанель кивает, тут же залпом прикончив невкусный чай. Мужчина медленно двигает хвостом в воздухе, завораживая Чанеля настолько, что тот пропускает тот момент, когда у него из рук забирают чашку и протягивают руку, чтобы помочь подняться.       Парень молча терпит то, как ему помогают даже застегивать ширинку на штанах, не то что пуговицы на легкой, кажется, из шелка, рубашке. Чанель хочет так и остаться с разведенными немного в сторону руками, чтобы не замарать рубашку потом. Мужчина отходит назад, напоследок махнув хвостом по бедру, и удовлетворенно кивает.       Местом, куда его приводит дворецкий, оказывается небольшая беседка, где по красивым белым колонам вились красные, словно кровь, розы. Рядом было озеро, куда к кромке воды вели каменные ступеньки. На самой последней, опустив ноги в воду, сидит Бэкхен. Он опирается на руки, чтобы не упасть, медленно, успокаивающе стучит хвостом по земле и смотрит на ровную гладь воды. Его уши стоят торчком, иногда подрагивая. Его запястья увиты тонкими звенящими браслетами. Он больше похож на Аполлона из греческих мифов чем на обычного — почти обычного — парня. На ухе до сих пор висит сережка, поблескивая в темноте.        — Как спалось? — дворецкий тут же кланяется, разворачивается и уходит, оставляя Чанеля наедине с Бэкхёном. Тот поворачивается к нему лицом, мягко улыбаясь и в пригласительном жесте указывает на место рядом с собой.        — Ну, как сказать, — Чанель медленно идет, помня о предостережении дворецкого, и уже через несколько секунд сидит рядом с Бэкхеном, окуная голые до этого ступни в воду. Парня это позабавило еще тогда, когда не выдали обувь, на что мужчина произнес, что в этом дворце обувь не нужна, только прислуге, потому что здесь все кристально чисто. Вода обволакивает напряженные ноги, и Чанель тихонько смеется, чувствуя как мелкие рыбешки щекочут плавниками пальцы ног, — без сновидений.        — Это хорошо, — кивает Бэкхён, проводя пальцами по воздуху. Из неоткуда появляются две чашки, наполненные подозрительной зеленой жидкостью. Чанель жмурится, видя, как ему протягивают одну из них, на что лис улыбается так нежно, что невольно щемит сердце. — Это не то лекарство, которым тебя поили, это обычный фруктовый чай из плодов нашего сада. И он совсем не горький.       Чанель делает первый глоток и понимает, что приятный вкус яблок оседает на языке, заставляя глотать отвар все чаще и чаще. Бэкхён смотрит на него с нежностью во взгляде, и это делает его еще более нереальным.        — Это правда вкусно, — выдыхает Чанель, отставляя пустую чашку в сторону и замечая, что Бэкхён не сделал ни глотка из своей. — Он же не отравлен?        — С чего ты взял?        — Просто ты его не пьешь.        — А, — тянет Бэкхен, тут же с невиданной силой перемещая чашку себе в ладони и крепко ее сжимая. Он касается своими красивыми губами края чашки, делая первый глоток. — Действительно, вышел даже лучше, чем я предполагал.        — Как ты это сделал?        — Сделал что?        — Сперва ты из неоткуда взял эти чашки, а теперь перемещаешь их в воздухе. Разве так делают люди? Мы магией не обладаем.        — Да, но я не человек. Я — лис. И среди нас только существа, имеющие кровную связь с королевской семьей имеют магические способности. Среди нас нет людей, похожих на тебя. У всех есть или хвосты, или уши, или рыбий хвост, но чтобы быть без отличительного знака — такого быть не может.        — Токио? — ляпает Чанель, чтобы проверить свою единственную догадку, бьющуюся в голове в бешеном ритме.        — Что?        — Ну, знаешь такой город?        — Нет, впервые слышу. Думаю, это из твоего измерения, у нас же названия звучат иначе, — Бэкхен отставляет чашку в сторону и проводит по воздуху серебряными линиями. Тут же на уровне колен появляется карта, небольшая, но зато живая. На ней видно как живет город, как работают жители и даже как бегут речки. Лис указывает пальцем на самый большой город, — Это Ментра, наша столица. Там живет вся королевская семья, кроме меня. Большой замок стоит на горе, чтобы любой мог увидеть его и понять, что там живут правители.        — А почему ты там не живешь?        — Я не люблю город. Там шумно и душно, а еще тут я родился и вырос, опекаемый прислугой. Я не первый в наследии за трон, поэтому особого внимания мне уделять не стоит, хотя основы я все же знаю.        — Получается что ты…        — Ты прав, я не помню как выглядит моя мама или папа. Зато помню старшего брата, который наведывается ко мне каждые две тысячи звезд. Это так долго, неимоверно.       Чанель подвисает, пытаясь высчитать сколько дней в этих двух тысячах звездах, но не может понять, как быстро падают эти кусочки метеорита. Бэкхён замечает это, улыбается, встает и протягивает руку Чанелю для помощи.        — Я покажу тебе.       Они шли недолго. Буквально минут пять, но при этом все это время лис не отпускал Чанеля, крепко ухватившись за его руку, словно боясь, что тот исчезнет. Небольшая корзина стояла на каменном монументе, а на ее плетеном боку был счетчик, который медленно отсчитывал числа. В самой корзине лежали голубоватые огоньки.        — Это счетчик звезд. В день падает на нашу землю пятьдесят звезд, а то что ты видишь в корзинке — бутафория для красоты. И вот каждые 40 дней ко мне приезжает брат.        — Понятно, а почему звезды, а не минуты?        — Мы пробовали, но ночи становились то длиннее, то короче и этот способ казался нам ненадежным, а вот звезд всегда падало равное количество, поэтому пришлось все менять. Например, каждые двадцать звезд у нас рождается малыш или каждые четыре тысячи пятьсот звезд меняется сезон года. Многое связанно с небом, и твое появление тоже.        — Как это?        — По старинной легенде каждые пятьсот звезд грань между нашим миром и вашим стирается, поэтому люди могут к нам прийти, однако мы не любим неожиданных визитов, поэтому перенесли ту самую тонкую стену в глубокий лес, чтобы вы не смогли нас найти. Однажды, лет десять назад, один маленький мальчик нашел эту грань и попал к нам. Я его видел, но плохо помню, зато как он отобрал у меня сэра Николаса я не забуду до конца.        — Сэр Николас, — Чанель думает, что это простое совпадение, что такого не бывает.        — Прости, ушел от темы. Человека можно вернуть только в эту же звезду, либо через следующие пятьсот, то бишь через десять дней. Тому мальчику повезло, что сперва нашел его я, а потом уже нашли и меня. Тебе же придется побыть здесь некоторое время, а потом вернуться обратно.       Резко у Чанеля перед глазами начало все мутнеть. Он осел на колени, держась за голову, чувствуя как кровь бежит по венам. Бэкхён садиться рядом, касаясь своей ладошкой чужого лба, а затем его губы начинают шептать что-то на незнакомом языке. Парня клонит в сон и он засыпает, слыша последнее.        — Все-таки, он еще не долечился.

***

      Следующий раз Чанеля вновь будит дворецкий, мягко касаясь его руки и раскачивая её из стороны в сторону. Пробуждение легкое, словно он просто заснул и сейчас, выспавшись, проснулся. Он бодро вскакивает, принимая из рук мужчины рубашку, похожую на ту, что была на нем утром, только другого цвета, и через пару минут уже гордый и совершенно здоровый идет вниз, следуя за дворецким по пятам.       Они оказываются в столовой, где во главе стола сидит Бэкхен. Выглядит он жутко уставшим, его плечи опущены, а сам он смотрит в полную еды тарелку. Он дышит медленно через рот, выдыхая судорожно, перерывами. Дворецкий помогает сесть Чанелю рядом с Бэкхёном, а затем обходит стол, мимолетно касаясь хвостом плеча лиса. Тот поднимает глаза и благодарно улыбается.        — В этом поместье живут только я и Господин, — объясняет дворецкий на немой вопрос, почему он сидит с ними за одним столом, если это вроде как не положено, и почему он за сегодня никого кроме них двоих не видел. — Господин, поешьте немного, пожалуйста.        — Спасибо, я не голоден, — Бэкхён протягивает свою руку к кубку с водой, делает небольшой глоток, запрокидывает голову и проглатывает. Вновь его дыхание слышно так четко, что даже пугает.        — Но вам нужно восстановить силы.        — Посплю и все будет в порядке, первый раз что ли? — Бэкхён улыбается так, что у Чанеля сжимается сердце. Он улыбается вымученно, через силу и это видно. — Чанель, кушай, это вкусно, я уверяю.       Чанель только кивает, беря в руки вилку и насаживая на острые зубцы небольшой кусочек мяса и пару кусочков овощей. Вкус вроде привычный, но что-то не то с послевкусием. Оно более соленое, более полное и гармоничное, чем у обычного жаренного мяса.        — Такой вкус…        — Это из-за трав.        — Понятно… Почему ты так устал? Утром ты был полон сил, — спрашивает Чанель, обеспокоенно заглядывая в глаза Бэкхёну. Тот на секунду отводит глаза в сторону, закусывая губу, но уже через пару секунд вновь смотрит Чанелю прямо в глаза. Его уши дергаются, словно пытаются перевести чужое внимание с уставшего лица на себя.        — Господин потратил много сил на ваше лечение, — начинает дворецкий, но помещение разрезает голос лиса, отчаянно просящего прекратить. Дворецкий недоуменно дергает хвостом. — Но Вашему брату не понравится то, что вы потратили столько сил. Господин, стоит мне напомнить…        — Нет, не стоит, — неожиданно для Чанеля Бэкхён произносит это все железным голосом. Дворецкий утыкается в свою тарелку. Ужин продолжается в тишине.       После ужина Бэкхен уходит, крепко держась за руку дворецкого, а Чанелю было разрешено ходить там, где он хочет. Парень проводит лиса и дворецкого долгим взглядом, а затем уходит в другую сторону к лестнице, ведущей на второй этаж. Поместье — небольшое здание в два этажа и с минимальным количеством комнат: на первом этаже — кухня, столовая, холл и гостиная, а на втором — спальные комнаты и библиотека. Данную схему ему рассказал еще утром дворецкий, когда они шли в сад. И Чанель запомнил. Сейчас ему жутко хочется посмотреть на библиотеку.       Высокие потолки и множество стеллажей с книгами. Красочные переплеты так пестрят в темноте комнаты. Чанель видит небольшой канделябр со свечками и спичечный коробок. На ужине было еще светло, да и ели они у самого окна, поэтому в свете они не нуждались. Однако сейчас другая ситуация.       Парень берет коробок в руки, достает спичку и быстрым движением зажигает все три белые длинные свечи. Их нитки-хвостики еще не обуглились, что значит, что ими еще не пользовались, хотя пыль на основании канделябра говорит о том, что стоит здесь элемент интерьера давно. Странно.       Огонь озаряет комнату ярко, словно первый луч восходящего солнца. Здесь есть и камин, и удобные мягкие кресла для прочтения книг, столик на коротких ножках. Но Чанеля привлекает другое.       Большая картина, висящая точно над камином. Парень подходит ближе, поднимает руку, освещая картину. На ней изображены пятеро людей, если можно было так сказать. Все были как Бэкхён с лисьими ушами и хвостами. Люди стоят в два ряда. В первом ряду находится мужчина с седыми волосами и красивой золотой короной. Рядом с ним сидит прекрасная женщина с утонченными чертами лица, ласковой улыбкой и невероятно красивыми пальцами, сжимающими руку мужчины. Чанель в это же мгновение понимает, что это муж и жена, король и королева.       У них в ногах сидят три сына. Первый, самый левый, высокий, а его высокомерность виделась в глазах даже сквозь краску художника, рисовавшего эту семью. Если у всех уши спокойно лежали на волосах, то у него же стояли торчком, словно он готовился к вражеским атакам в любой момент. И это пугало. Второй сын сидел между отцом и матерью. Он ярко улыбался, показывая свои белые зубы. На его переносице сидели красивые очки в круглой оправе, а на коленях покоилась раскрытая книга. И хотя картина подробная, рассмотреть, что это за книга невозможно. Чанель думает, что парнишка читал книгу в процессе.       У ног королевы сидел Бэкхён. Он был полной копией матери, нежный, утонченный, с красивыми пальцами, которые сжимали в руках маленький букетик васильков. Он улыбается точно так же как мама, нежно и с любовью. Чанель не может оторвать взгляд от картины, чувствуя как сердце почему-то глупо заходится в стуке.        — Это семья Господина. Король, Королева и трое наследных принцев, — дворецкий появляется из неоткуда, отчего Чанель испуганно дергается, чуть не выронив канделябр из рук. — Ваше Величество души не чают в своих сыновьях. Король больше всего любит старшего сына, потому что он будущий правитель страны и еще потому, что тот всегда четко уверен в своих решениях. Средний же сын, он отличный стратег, в будущем станет отличным помощником брату в принятии каких-либо сложных решений, если будущий король будет на эмоциях, что может быть.        — А Бэкхён? Он же младший?        — Да, Вы правы, — дворецкий забирает канделябр из рук Чанеля и отходит от картины, уходя вглубь помещения. — Я уверен, что Господин будет на меня злиться за то, что я рассказываю Вам это все, но что-то внутри меня подсказывает, что Вам можно верить.        — Как вас зовут?        — Минхо, — мужчина подходит к одному из дальних стеллажей, достает толстую книгу с верхней полки и подзывает к себе Чанеля. Это был пыльный фотоальбом, если его можно таковым назвать. Внутри были красивые рисунки, явно сделанные на скорую руку, однако чарующие лучше всяких фотографий. Чанель даже хочет себе такой альбом домой, чтобы хранить в нем воспоминания. — Это семейный альбом, который создавался до четырнадцатилетия Господина. Видите здесь, — дворецкий раскрывает фотоальбом на первой странице, указывая на рисунок, где все пятеро членов королевской семьи на природе. — все счастливы. Тогда братья были еще слишком маленькими, чтобы издеваться над Господином.        — Издеваются? — выдыхает Чанель, в ужасе уставляясь в альбом, где все сыновья ярко улыбаются.        — Господин не хочет поэтому жить во дворце, а не потому, что ему слишком тут нравится. Старшие братья считают его слишком женственным для мужчины-лиса, а его любовь к цветам и травам и вовсе их раздражала. Только одна Королева понимает своего сына, поэтому насильно не тянет во дворец. Может поэтому он и так слаб здоровьем, потому что практически не видит ни людей, ни чужой любви. Вы стали для него отдушиной, тем, кому он может подарить все свое внимание.        — А вы что? Разве вы не дарите ему свою любовь?        — Конечно, — дворецкий усмехается, желая поставить альбом обратно, но Чанель выхватывает его из рук и прижимает к груди, всем видом показывая, что хочет забрать его с собой и посмотреть еще. — Но я не член семьи, не друг, я просто человек, находившийся с ним с самого рождения, заботящийся о нем. До четырнадцати лет здесь отдыхала вся королевская семья, поэтому нижние этажи, которые сейчас просто закрыты, были полны всякой прислуги. А затем старшим братьям нужно было начинать жить во дворце и усиленно готовиться к правлению. Господин изъявил желание остаться здесь. Прислуга ручьем потекла во дворец за лучшей жизнью, а я остался здесь.        — Вы и есть друг для Бэкхена, просто вы выставили для себя барьер слуга/хозяин, вот и стоите у его подножья, совсем не пытаясь его перелезть. В нашем мире нет таких преград, а дружба — самое светлое чувство после любви. Подумайте над этим.       Минхо улыбается, махая своим хвостом так быстро, что Чанель даже не успевает его заметить. Уши дворецкого дергаются, а его губы расплываются в улыбке.        — Обязательно. Что же, я пойду спать, а вы не забудьте погасить свечи перед своим уходом из библиотеки.       Дворецкий кланяется и уходит из комнаты, оставляя Чанеля один на один с собой. Тот садится в кресло и листает альбом, полный чужих воспоминаний. Фотографии такие разные, но на всех есть неизменное — улыбка Бэкхёна. Смотреть на снимки больше не было сил. Хоть Чанель и проснулся пару часов назад, в сон клонит неимоверно, поэтому он встает, откладывая альбом на столик, задувает свечи и в кромешной тьме идет в свою комнату, где забирается под одеяло, тут же засыпая.

***

      Утро выдается солнечным. Это можно понять по одному лишь солнцу на светлых шторах. Чанель встает, тянется, напрягая, а затем расслабляя мышцы. В шкафу лежит новая стопка белья, новая рубашка и штаны. Парень подхватывает это все и идет в ванную комнату, где принимает быстрый душ, чтобы взбодриться.       После всего Чанель выходит на балкон, откуда хорошо виден сад и озеро, в котором плещется рыба так, что отсюда видно. Парень смотрит вниз и видит Бэкхёна. Тот уже в привычной белой одежде, увешанный золотыми браслетами. Он не идет, он плывет по воздуху, не касаясь своими босыми ногами дорожки, ведущей к беседке.       Чанель, не долго думая, бежит вниз, перепрыгивая ступеньки. Когда он вышел на улицу, то сразу же почувствовал как гравий больно впивается в стопы, оставляя на ней вмятины. Парень поджимает губы, кривится, но с упорством барана идет вперед. Только ступив на зеленую траву, Чанель выдыхает с облегчением, плюхаясь на землю и поджимая к себе ноги, тихонько скуля.       Рядом садится Бэкхён, появившийся из ниоткуда и ласково касается светящимися пальцами стопы ног, посылая по коже приятное колющее тепло. Чанель смотрит на это с удивлением, расслабляя ногу. Чужие пальцы порхают по коже, немного царапая ее ногтями, отчего Чанель смеется, сгибая ногу в колене.        — Если тебе нужна обувь, ты бы так и сказал. У нас есть пара.        — Не хочу, — Чанель садится в позу по-турецки, складывая руки меж ног и смотрит на Бэкхёна. — Не стоило тратить силы на это, боль бы скоро прошла.        — Но ты бы еще мучился, — лис наклоняет голову в сторону, дергая ушами.        — Глупый, — Чанель смотрит на солнце, яркое и ослепляющее. — Не подскажешь сколько время? Хочу узнать, во сколько проснулся.        — 19 звезд.       Чанель в голове быстро делит суточную норму звезд на его человеческие часы и понимает, что сейчас примерно 9.30.        — Чем ты сегодня будешь заниматься? — спрашивает Чанель, идя за Бэкхёном, который идет куда-то вперед, сцепив руки за спиной.        — Буду собирать травы и цветы. Я люблю этим заниматься.        — Можно с тобой?        — А тебе будет интересно?        — Да, бабушка меня научила различать некоторые травы.        — Ну, тогда пойдем.       Они идут в совершенно другую сторону от беседки. Чанель сперва думал, что там будет поляна, но все оказывается куда проще. Они шли в оранжерею. Большую, с прозрачными стеклами, за которыми были видны диковинные растения. Стоило только Бэкхёну зайти внутрь, как лис тут же засиял внутренним светом. Парень берет небольшую леечку из железа с красивым красным цветком сбоку и пошлепал ногами по плитке в сторону первого куста. Чанель точно так же идет за ним, присаживаясь на корточки рядом с растением.        — Это гардения. Моя гордость, — Бэкхён любовно касается белых цветов, растущих на кусте в большой количестве. — Она здесь плохо прижилась сперва, но я ее выходил и вот теперь цветет, красавица, и пахнет. Знаешь, из ее листьев можно сделать вкусный чай, который избавит от бессонницы и высокой температуры. А ее цветы можно прикладывать к ранам и они заживают.        — Ты столько знаешь о цветах, — говорит Чанель, пока лис поливает растение, шепча губами что-то вроде «Пей, цветочек, расти большим». Он походил на ребенка лет десяти больше, чем на его сверстника.        — Знаю, потому что это и есть вся моя жизнь. Я не умею играть на музыкальных инструментах и не такой умный, как средний братик Кенсу, не умею танцевать как братик Чонин, да и во всех этих королевских делах плох. Так понемногу пою, но это даже талантом не назовешь. Поэтому я посвятил себя цветам, ведь они такие прекрасные, правда?        — Да, они действительно прекрасны. Так же как и ты, — Бэкхён вспыхивает словно спичка, забавно быстро-быстро дергая лисьими ушками. — Человек не может быть без таланта. Споешь мне разок?        — Не сегодня. Настроения нет.        — Жаль, я бы послушал.        — Почему ты такой? — спрашивает Чанель, переходя к небольшому огородику с травами.        — Какой?        — Заботливый, чересчур ласковый.        — Я обычный. Ты тоже ведешь себя так же, а знаешь почему? — Бэкхён смотрит на Чанеля во все свои карие глаза, даже отставил леечку в сторону. — Потому что мы друзья, а друзья всегда делят одно сердце на двоих.       Весь оставшийся день они проводят в оранжерее, поливая и ухаживая за цветами. Бэкхён, воодушевленный тем, что может с кем-то поделиться своими знаниями, рассказывает о каждой травинке, а Чанель внимательно слушает, впитывая информацию как губка. Он и не подозревал, что цветы бывают такими прекрасными. Некоторые травы Чанель узнает сам, без помощи лиса, а после такого как он все про них рассказывает, получает восторженные аплодисменты со стороны Бэкхёна.       По локоть в земле, а вся их красивая светлая одежда в грязных коричневых разводах, зато на их губах сияла такая яркая улыбка, что она была способна затмить даже свет звезд.

***

       — Чем займемся?       Чанель встречает Бэкхёна на следующий день в столовой, где тот сидит за столом и читает книгу. Рядом из красивой фарфоровой чашки поднимается тонкой струйкой пар, и Чанель уже знает, что там фруктовый чай из-за приятного аромата. Книга не толстая, наверное, едва достигает двухсот листов.        — Я сейчас читаю, — отвечает Бэкхён переворачивая страницу.        — Что читаешь?        — Книга про приключения путешественников, — лис даже не отрывает взгляда от книги, чем разочаровывает Чанеля, который уже привык, что ему уделяют внимание.       Чанель садится рядом на стул и смотрит в потолок, чувствуя как чужое хвост щекочет ногу, елозя по полу. На губах Бэкхёна появляется улыбка, а его хвост начинает еще сильней, теперь специально касаясь самым кончиком щиколотки Чанеля. Парень едва сдерживает смех, закусывая губу и утыкаясь носом к свое запястье.       Пытка не прекращается ровно до того момента пока Чанель не вскакивает, резво отодвинув стул, и не идет в сторону двери. Бэкхён открывает взгляд от книги и смотрит парню в след.        — Ты куда уходишь? — обиженно гундосит Бэкхён, укладывая свои длинный хвост себе на колени.        — Ты читаешь книгу, а я буду только мешать.        — Ну, Чанель, останься.        — Но мне скучно просто так сидеть, — Чанель засовывает пальцы в карманы штанов, делает шаг вперед, становясь на пол, который был освещен солнцем и нагрет. По телу сразу же несется волна тепла. — Как насчет сходить к озеру на пикник?        — Пикник? Это что?        — У вас нет такого слова? — Чанель возвращается на свое место, пододвигая стул поближе к Бэкхёну. — Это когда кто-то с пледом и едой идет на улицу. Там они сидят на земле и смотрят на облака или играют во что-то. Ты там можешь почитать книгу.        — У нас это зовется обычными посиделками на траве. Пикник… — тянет лис, словно пробуя на вкус новое для себя слово. — Интересное слово. Но у нас нет еды, а Минхо уехал в город за новыми продуктами.        — Мы сами что ли не приготовим?        — Сами? Я не умею готовить, — Бэкхён закрывает книгу, отодвигая ее в сторону и подпирая свою голову ладошками. Чанель довольны хмыкает, а затем приближает свое лицо к чужому, заглядывая в глаза.        — А я умею. Пошли смотреть, что есть в обители Минхо.       Кухня небольшая, но уютная. Большая печка, с небольшим складом дров рядом, деревянный стол, настолько чистый, что в нем отражаются лучи солнца, проходящие через окна, которые занимали большую часть стен. А есть еще плитка, стоящая прямо над огнем, который нужно разжечь, чтобы появилась практически привычная плита из Японии. Чанель с тихим «ух ты» проводит ладонью по столу, подходя к утвари, замечая сковородки, кастрюли и еще много предметов, известных ему, но отличающихся от тех, к которым он привык.        — Где ты научился готовить? — спрашивает Бэкхён, сцепляя пальцы за спиной, немного из заламывая, и перекатываясь с носка на пятку и обратно.        — Моя мама часто уезжала по работе, поэтому я оставался один, хоть и с запасом еды, но рано или поздно еда заканчивалась, а один рамёном…        — Рамён? — встревает Бэкхён.        — Лапша такая. Он вкусный, если хорошо сварен, но из-за приправ она вредная, поэтому часто есть ее не желательно. Из-за этого пришлось учиться готовить самое простое. Так, что у нас тут есть?        Чанель наклоняется, заглядывая в нижние ящики, и видит большой мешок с рисом. Он без особо напряга достает крупу, и просит Бэкхёна подать какую-нибудь кастрюлю. Лис стоит у стола, махая хвостом, и не понимает, что у него просят.        — Прости, — тихо выдает Бэкхён, закусывая губу, — я никогда раньше тут не бывал и совсем не знаю как с этим работать, все что я умею — собрать травы и отдать их Минхо, чтобы тот сделал из них чай.        — Ничего, — улыбается Чанель. подходя к лису и беря того за руку. Бэкхён смотрит на свою зажатую ладошку и улыбается, идя за Чанелем, который тянет его к посуде. — Вот эта глубокая тарелка с ручками — кастрюля. В ней обычно варят каши, супы…        — Рамён?        — И рамён тоже, — смеется Чанель, обнажая белые зубы. — Сейчас мы сварим рис и сделаем то, что ты никогда не пробовал.        — Что, что? — по-детски запрыгал Бэкхён, крепче сжимая чужую ладонь, которую Чанель так и не отпустил.        — Узнаешь в конце, — щелкнул лиса по носу Чанель, расцепляя их руки и закатывая себе рукава, чтобы не намочить их при промывке риса. Бэкхён с любопытством выглядывает из-за плеча, когда Чанель с лихвой насыпает риса чуть ли не пол кастрюли и наливает туда воды, чтобы промыть. — Сейчас мы должны промыть рис, чтобы избавиться от постороннего мусора.        — Мусор? А разве там не остается только зерно после сбора?        — Ну, бывает попадает песок, маленькие листочки и веточки. Я не знаю, но промыть все же стоит. Теперь заливаем все это чистой водой и варим его.       Чанель быстро наливает туда нужное количество воды, разжигает огонь под плиткой и ставит на нее кастрюлю. В это время Бэкхён ходит за ним хвостиком, подныривая иногда под рукой чтобы рассмотреть лучше.        — Сейчас надо поискать у вас одну штуку и, надеюсь, что она у вас есть.        — Что? Может я видел это когда ел? — глаза Бэкхёна тут же ярко начинают блестеть.        — Их называют водоросли нори. Они зеленые, сухие и ломкие, а еще соленые на вкус.        — Морская трава?        — Возможно, — кивает Чанель головой, и теперь оба парня рыская по кухне в поисках чего-то похожего. Спустя пару минут Бэкхён стукается головой об полку, тут же касаясь своими руками ушибленного место и говоря «больно». С полки слетает пакетик, приземляясь под ноги Чанелю, спешившему на помощь принцу.        — Живой? — Бэкхён кивает головой, а Чанель поднимает мешочек, рассматривая содержимое. — Вау! Мы сегодня с тобой очень удачливы. Это и есть нори. Теперь мы сможем приготовить то, что я задумал.       После Чанель накрывает крышкой немного кипящий рис, перемещая кастрюльку на край, тем самым как бы уменьшая жар. После достает из каморки рядом с большой печкой кусочек мяса, запакованный в какую-то ткань, смоченную в чем-то. Наверное, это отличный способ хранения в жаркую погоду, потому что тряпка была очень холодной.       Пока Чанель с ловкостью юного шеф-повара разделывает этот кусочек мяса на очень маленькие кубики для обжарки, Бэкхён сидит на стуле напротив и болтает ногами. Он сжимает руками свои белые штаны, рассматривает кухню, пытаясь разглядеть что-то в самых дальних углах немного отклонившись в сторону. Чанель хитро смотрит на лиса, затем откладывает острый нож, берет сковородку, смазывает маслом, найденным в небольшом графинчике рядом с плитой, и ставит ее на самую жаркую часть той самой маленькой печки.        — Чанель, а ты не обожжешься? — спрашивает Бэкхён, когда масло начинает стрелять, стоит на него только положить кусочки мяса.        — Не-а, — мотает головой Чанель, улыбаясь от уха до уха. Затем, когда он дожаривает, снимает сковородку с огня и ставит ее на специальную деревянную подставку рядом. — Не хочешь мне помочь?        — Я ничего не умею, — машет руками перед собой лис.        — Не волнуйся, я научу. Иди сюда.       Бэкхён подходит, становится рядом с со столом, опираясь на него ладошками. Чанель подходит со спины, берет в свои руки нежные ладони лиса и вкладывает в них кухонный нож.        — Сейчас мы нарежем огурец.        — Я не люблю огурцы, — замечает Бэкхён.        — Хорошо, тогда сейчас нарежем морковь, потушим ее с зеленым луком и парой трав, смешаем с курицей и получим начинку.        — Звучит вкусно.        — А то. Ну, давай.       Пару минут Чанель тратит на то, что пытается расслабить пальцы Бэкхёна и вложить в них правильно нож. Он упирается, тыкаясь затылком ему в плечо, щекоча своими стоящими ушами щеку Чанеля. С горем пополам, нож они научились держать, теперь они начинают резать. Чанель все так же держит свои руки поверх чужих, направляя действия. Бэкхён смеется, когда у него получается отрезать первую полоску от небольшого куска морковки. Смеется, когда Чанель дует ему в ухо, когда он не хочет нарезать кубиками, а хочет нарезать кружочками всю морковку. Чанель в этот момент выхватывает нож, режет так как хочет лис один кусочек и заставляет его съесть. Больше Бэкхён не спорит и упорно, высунув кончик языка режет морковку. Медленно, как морская черепаха, зато по парнишке видно, что он получает удовольствие от процесса.        — Иди готовь дальше, уж с морковкой я справлюсь, — машет рукой Бэкхён, поудобней перехватывая нож и начиная резать кубики дальше.        — Осторожней будь, — улыбается Чанель, беря другой нож и начиная ловко шинковать зеленый лук. Бэкхён на пару минут зависает, смотря на то как ловко все превращается в кашицу, но Чанель предупреждающе говорит: — Даже не думай повторять.       Чанель снимает рис с плиты, и ставит сковородку, вновь разогревая масло и сок мяса, что остался там, закидывает туда зеленый лук и позволяет закинуть морковку Бэкхёну, который, стоило маслу только начать опять шипеть, прячется за большим Чанелем.       Когда все ингредиенты готовы, а на столе лежит нарезанный аккуратными прямоугольниками нори, Чанель закатывает Бэкхёну рукава до самого локтя, на что тот только бурчит:        — Помнется же.        — И что? Постирал, поутюжил — и вот опять красивая рубашка, главное не испачкайся. Смотри, бери рис в ладошку.        — Голой рукой?        — А как еще?        — Ложкой.        — Дурашка, — Чанель щелкает чистой рукой Бэкхёна по носу и дает ему нужное количество риса прямо в ладошки. — Теперь формируй шар. Вот так! правильно! Теперь пальцем делай большую дырку, но так чтобы оболочка была целой. Отлично. Теперь кладем начинку и закапываем это все в рисе. Вот, почти готово!       Бэкхён смеется, отдавая шарик в руки Чанеля, который формирует из него треугольник и оборачивает его основание водорослью нори. Лис все быстро и качественно делает, запаковывая начинку в рис, а Чанель заканчивает. Минут двадцать — и вот, целая тарелка этих рисовых шариков готова.        — Так как это называется? — спрашивает Бэкхён, намыливая руки мылом, смывая с красивых пальцев маленькие рисинки и начинку.        — Онигири. Это традиционна еда страны, откуда я родом. Я тут приберусь, а ты иди найди нам плед и место где-нибудь рядом с озером, хорошо?       Бэкхён кивает, на ходу надевая все свои браслеты и убегает, улыбяясь от уха до уха.       Место, которое нашел Бэкхён было недалеко от беседки, рядом с красивыми кустами роз. Он стелит покрывало на траве и ждет Чанеля с теми онигири, которые они приготовили, нетерпеливо постукивая стопами ног по земле. рядом лежит та самая книга про путешественников, но что-то подсказывает, что дочитает он ее потом, возможно вечером.        — Тут так красиво.        — Ты прав, — Бэкхён улыбается, отодвигаясь в сторону чтобы дать больше места Чанелю и тарелке с едой. — Когда я был маленьким, я и вся моя семья любили здесь отдыхать. Тут еще кустов роз не было, хотя моя мама уже знала, что тут они будут расти. Чонин и папа любили купаться в этом озере говоря, что тут вода теплая и чистая, как слеза. Братик Кенсу всегда тут играл с мамой в шахматы, а я сидел вон на той полянке, — Бэкхён указывает рукой на небольшой отрезок земли, засеянный цветами, — и собирал цветы, плел венки. Я всегда отличался от своих братьев.        — Чем отличаешься? Тем, что не любишь что-то? Это совершенно нормально, отличаться, глупый, — Чанель протягивает руку, касаясь чужих волос, и ерошит их. Лис недовольно бьет хвостом по пледу, но тут же успокаивается.        — Я есть хочу.       Чанель смеется, потому что это произнесено таким тихим голосом. Парень протягивает лису тарелку, смотрит на то, как тот берет первый онигири своими тонкими пальцами. Первый кусочек Бэкхён кусает небольшой, совсем маленький, но следующий был настолько большим, что Чанель начинает беспокоится.        — Не спеши, подавишься!        — Прости, просто это очень вкусно, — с набитым ртом говорит Бэкхён. Чанель подвигает ближе тарелку к лису, беря оттуда и себе порцию, ложится и смотрит в небо. Онигири вышли действительно вкусными, а особенно когда жуешь и мясо пускает сок.       Еда закончилась быстро, но сытый и довольный Бэкхён еще долго облизывал свои пальцы, шепотом говоря себе, что Чанель обязан научить дворецкого готовить это блюдо. Человек только смеется, кивая головой в сторону книги и интересуется, будет ли лис читать дальше.        — Не знаю, не хочется.        — Давай тогда на облака посмотрим?        — Давай.       Бэкхён ложится рядом, складывая руки у себя на груди и переплетая пальцы. Его пальцы на босых ногах двигаются, а на его губах, кажется, навсегда застыла нежная улыбка. Его уши дергаются по очереди, то правое, то левое, а затем он начинает еще и голову наклонять в ту же сторону что и уши, путая волосы на затылке.        — Смотри, — говорит Бэкхён, тыкая пальцев небо. Солнечные лучи попадают на золотое украшение, отбрасывая солнечный зайчик прямо в лицо Чанелю. Тот двигается ближе к Бэкхёну, избавляя себя от бликов, — вон то большущее облако похоже на это озеро.        — Смотри шире, — хмыкает Чанель, тоже указывая на это же облако, — эти разводы делают ее похожими на розу, а если перевернуть, то на бородатого старичка. Попробуй смотреть не на очертания облаков, а в их завихрения.        — Я редко смотрю в облака, пытаясь что-то в них заметить.        — Вау, да со мной ты многое что делаешь после долго перерыва, почему?        — Потому что мы, — Бэкхён поворачивает голову, соприкасаясь своим носом с чужим. Оба чувствуют горячее дыхание друг друга и не могут отвести глаз, — друзья.       Впервые Чанель пожалеет, что он чей-то друг.

***

       — Господин, тут в городе проходит ярмарка, не хотите сходить? — за завтраком спрашивает Минхо, протягивая Бэкхёну, чей хвост начинает подметать пол от такой новости, красивый листок с рисунками. Там изображены красивые танцующие девушки-лисицы, какие-то сладости, напоминающие капкейки.        — Хочу, но… — улыбка сползает с лица Бэкхена. Лис поджимает пальцы на ногах, уставляясь в лист и, кажется, чуть ли не плачет, — мы не сможем там долго быть, ведь так? Тебе опять нужно будет работать.        — Вы правы, Господин, но обойтись все же стоит.        — А если с ним схожу я? — встревает Чанель, сделав перед этим последний глоток чая. — Мне осталось тут быть семь дней, а я в городе еще не был. Интересно, что у вас тут да как.        — Но у тебя нет ушей, — говорит Бэкхён, хотя на самом деле по его глазам можно было понять, что он готов в любое время уйти из этого поместья.        — Он может накинуть плащ, например, ваш белый.        — Точно! И никто ничего не поймет, — хлопает в ладоши Бэкхён.       Лис вскакивает, не доев завтрак и бежит к лестнице за тем самым плащом и за небольшим мешочком денег, перевязанным красивой синей лентой. Чанель смотрит в след Бэкхёну и улыбается, внутри радуясь, что может подарить ему немного радости. Минхо протягивает листовку Чанелю, а затем встает и начинает убирать со стола.        — Я был крайне удивлен, когда Господин перед сном рассказывал как он резал морковку, ведь он всегда боялся порезаться. И говорил об этом с таким воодушевлением, что я сперва даже ему не поверил, но, когда зашел на кухню, чтобы промыть рис и дать ему настояться на сегодня, понял, что Господин не врал. Вы меняете его, медленно, но верно.        — Вы же сами говорили, что кроме Вас у него никого нет, поэтому я решил подарить ему лучшие воспоминания пока я здесь.        — Это правильное решение, — Минхо кивает, хвостом обвивая себя за талию и идет в сторону кухни, а на встречу вылетает Бэкхён, прижимающий к груди плащ.       Плащ хорошо закрывал голову, давая Чанелю возможность смотреть по сторонам, но при этом прикрывал его макушку, делая похожим на путешественника. Бэкхёну это сравнение очень понравилось, поэтому он на протяжении всей дороги до города называет его «чужестранником». А еще им пришлось надеть обувь. Лис был недоволен, а вот Чанель очень даже. Лис машет своим хвостом, как собачка, которая довольна всем и счастлива.       Еще в паре сотен метров от города слышна музыка, а Бэкхён подскакивает, хватая Чанеля за руку и начиная тянуть того в сторону шума. Они срываются на бег, Чанель все это время придерживает капюшон, а Бэкхён заливисто смеется, радуясь солнцу и целому дню, проведенному на празднике. Что это за праздник лис не знает, но ему там определенно понравится. Он это знает.        — Молодые люди, не хотите купить яблок в карамели? Найвкуснейшая вещь, — к ним тут же подходит старушка, с красивой медно-красной шерстью на ушах и небольшим хвостом. У нее на груди был поднос, ремень которого крепился у нее на шее. Ровными рядами стояли небольшие мисочки с нарезанным яблоком, политым карамелью.       Бэкхён смотрит на Чанеля, а тот лишь жмет плечами.        — Чего на меня смотришь? Мы пришли сюда тебя развлекать.        — Две мисочки, пожалуйста. Сколько с нас?        — Ну, обычно я продала бы их за четыре монеты, но Вам, таким милым молодым людям, я отдам за три, — женщина улыбается, протягивая Чанелю две мисочки и небольшие деревянные палочки, пока Бэкхён, высунув язык, отсчитывает деньги.        — Извините, а не подскажите, что тут есть и на что можно посмотреть?        — Через пару минут должны начаться танцы, — женщина указывает рукой в стороны главной площади, прощается и идет к следующему потенциальному покупателю.       Чанель скашивает глаза на лиса, который за обе щеки уплетает лакомство. Деревянная палочка вся в карамели, как и сам Лис. он то и дело слизывает сахар, но никак не может убрать коричневое пятно в уголке губ.        — Пойдем танцевать? — спрашивает Чанель, большим пальцем вытирая карамель. Бэкхён смущенно краснеет, но активно кивает головой.        — Пойдем       Музыка льется, кажется, со всех сторон, заставляя тело двигаться в своем ритме. Бэкхён подпрыгивает на месте, маша хвостом, словно белым флагом, и поглядывая на тех, кто выступает. Лисицы и лисы танцуют заводной танец, скорее всего народный, потому что раньше Чанель никогда таких не видел. Они стояли в самом дальнем ряду толпы, поэтому за головами горожан было плохо видно.        — Я. Ничего. Не. Вижу, — бубнит лис, подпрыгивая на каждое слово. Чанель смеется, а затем заходится в кашле, потому что подавился последним кусочком яблока. Бэкхён протягивает ладони, зажигая пальцы светом, но Чанель отрицательно мотает головой, мол, само сейчас пройдет.        — Хочешь сесть повыше?        — Как? — восклицает Бэкхён, а парой секунд позже удивленно смотрит на то, как Чанель приседает перед ним на корточки.        — Залезай на шею.        — Что?        — Залезай говорю, будет лучший обзор, — Чанель хватается за чужие щиколотки, стоит только ногам перекинуться через его плечи. Он в один резкий подъем встает, чувствуя как Бэкхён хватается своими пальцами за его волосы, а затем слышит громкое «Вау». — Хорошо все видно?        — Просто отлично!       Так они смотрят еще шесть номеров. Чанель видит все хорошо из-за своего высокого роста, а Бэкхён иногда пытается его ударить пятками по груди, но парень крепко его держит, поэтому никто не может пострадать. Лис восторженно хлопает в ладоши. Кажется, добрая половина аплодисментов и криков принадлежит именно принцу.        — А теперь, честной народ, выходи танцевать, — молодой парнишка, бойко машет хвостом, а Бэкхён тут же начинает возиться, явно собираясь слезть.       Чанель приседает вниз и едва успевает выпрямиться, как неугомонный и явно воодушевленный Бэкхён уже вылетает на импровизированную сцену, чьи границы созданы людьми, смотрящими на шоу. Лис оказывается первым, кто вылетает в центр, тут же закручиваясь в повороте, но закончить у него не получается и он падает под ох толпы. Принц хмуриться, морща нос, — и стягивает с себя ботинки, отшвыривая их в сторону. Стоило только прикоснуться босым ногам к теплой от летнего солнца плитке, как Бэкхён тут же вскакивает, начиная танцевать под музыку, которая возобновилась.       Он прыгает, взмахивая руками, с одной ноги на другу, он кружится так, что его движения сливаются в одно. Золотые украшения, которые он не захотел снимать перед уходом блестят, посылая солнечные лучи во все стороны. Чанель пробирается вперед, собирая обувь, разбросанную на плитке и смотрит на счастливого Бэкхёна. Возможно, это лучшие его дни, несмотря на то, что все кажется таким нереальным. Он наконец понял, что значит живая улыбка и глаза, что значит любить природу. И все благодаря Бэкхёну.       Лис вытягивает из толпы маленькую девочку, лет десяти не больше, и, схватив ее за руки, начинает кружиться, заливисто смеясь. Девчушка дергает своими ушами, топая ногами совсем не в такт музыки. Вскоре плитка заполняется еще ногами, и все люди вокруг танцуют. Лис, уставший выползает из толпы, шлёпая босыми ногами по земле.       Вновь носить ботинки Бэкхён не хочет, поэтому бежит к лотку с теми самыми капкейками с листовки, сверкая голыми розовыми пятками. Чанель только мотает головой, едва поспевая за своим спутником. Так они и бегают от лавки к лавке, от какого-то веселья к веселью. Только к сумеркам, когда на улице загораются огни, они наконец присаживаются на скамейку. Бэкхён вымученный за день, кладет свою голову Чанелю на плечо и вытягивает руки и ноги вперед.        — Это мой са-а-а-а-амый лучший день в жизни! Я столько еще никогда не гулял! — Бэкхён с благодарностью смотрит на Чанеля, на что тот лишь отмахивается.        — Я привык к таким прогулкам, конечно, не настолько активным, что даже не присел ни разу, но суть та же. Рад, что ты получил удовольствие.        — Жаль, что ты скоро уйдешь.        — Да, ты прав, — печально выдыхает Чанель, а Бэкхён улыбается.        — Давай посмотрим как-нибудь на звезды, хорошо?        — Угу.       Голова Бэкхёна лежит у него на плече, а сам он обвил его руку своими двумя, крепко прижимаясь. Чанель так долго смотрит в небо, что не замечает как рядом лис начинает посапывать, глубоко заснув. Парень гладит того по волосам, отчего уши принца дергаются, а затем осторожно, придерживая голову встает.       Бэкхён оказывается легким, словно пушинка. Он сопит, прижимая голову к крепкой груди Чанеля, пока час парень несет его на руках. Минхо встречает их у ворот с небольшим фонариком в руках, понимающе кивает и ведет их в покои принца. Он положил того на кровать, кланяясь по привычке дворецкому и уходит, прикрыв за собой дверь.       У них осталось всего триста звезд, и они обязательно должны успеть посмотреть на звезды.

***

      Сегодня Чанель просыпается поздно с диким ощущением, что он переспал. Он потягивается, свешивает ноги и шлепает в сторону шкафа, чтобы взять белье и одежду. Стоя в ванной и смывая с себя остатки пены он думает, что сегодня отличная погода, чтобы наконец поплавать в озере.       Он быстро вытирает волосы, даже не высушивая, а делая так, чтобы с них не текла ручьем вода, перекидывает это же полотенце через плечо и босиком, к этому он уже привык, шлепает к беседке, потому что помнит там спуск к реке. Чанель, не чувствуя боли в стопах от мелких камешков добегает, скорее даже долетает.       Озеро сегодня ярко-голубое, а погода безветренная. Чанель потягивается, скидывая с плеча полотенце, аккуратно расстегивает пуговицы на рубашке, хотя где-то внутри сейчас стучится перегревшийся за все это время бунтарь и просто чуть ли не на коленях умоляет побыстрей окунуться в воду с головой. Оказавшись в одних трусах, Чанель пулей летит в сторону лестницы, как его окликают.        — Чанель! Ты что творишь? — Бэкхён, чья щека была испачкана в грязи, а в руках он держал тяпку для земли.        — Купаться буду. Тут глубоко?        — Ага. Сразу чуть ли не по шею, а там дальше и по колено места есть, — кивает головой лис, совсем не понимая почему Чанель разбегается, бежит вниз по ступенькам, а когда он достигает последней, ласточкой ныряет в воду, слыша громкое: «Чанель!»       Вода мгновенно окутывает парня приятной прохладой, а Чанель с удовольствием делает кульбит под водой, чувствуя как вода заползает в уши. Он всплывает, держась на плаву за счет постоянно движущихся ног, и видит как на коленях около самой воды сидит Бэкхён и во все свои глаза, полные слез, смотрит на него. Чанель пугается, подплывая ближе и заглядывая в глаза Бэкхёну.        — Ты чего?        — Чанель, не надо больше уходить под воду, — всхлипывает Бэкхён, ладошкой касаясь чужого лица. Чанель большими глазами смотрит на шмыгающего носом Бэкхена, а затем резко уходит под воду.        — Дурак! Я же просил так больше не делать! — кричит Бэкхен, проводя рукой по лицу, вытирая слезы, отчего остается грязный след, так как его пальцы были в земле после оранжереи.        — Прости, — Чанель улыбается во все тридцать два зуба. — Давай со мной плавать. Тут теплая вода.       Бэкхён машет хвостом с такой же скоростью как и головой. Его уши стоят торчком, а сам он давно испачкал свою одежду в грязи. Чанель непонимающе смотрит на него и только жмет плечами.        — Ну, тогда я поплыл, — Чанель отталкивается руками от края лестницы и начинает уплывать, как его снова окликает Бэкхён. — Ты мне дашь покупаться?        — Я…        — Что ты?        — Я хочу плавать, но я… — Бэкхён закусывает губу, отводя глаза в сторону, а Чанелю не нужно продолжения предложения чтобы понять о чем речь.        — Не умеешь плавать?        — Да, — коротко отвечает лис, вжимая голову в плечи.        — Ничего страшного, я же рядом, не утонешь. Тем более ты сам говорил, что там впереди мелко.        — А как я эту глубокую часть переплыву?        — Я тебя на руках перенесу, не волнуйся, придумаем что-то. Давай раздевайся.       Бэкхён встает, но тут же садиться обратно, вспыхивая ярко-алым на щеках. Его хвост немного дрожит, выдавая волнение хозяина с головой. Чанель делает глубокий вдох, закатывая глаза.        — Если стесняешься можешь залезть в рубашке, я тебе потом свою отдам. Давай быстрей, иначе без тебя уплыву.       Лис поднимается по лестнице вверх, поворачивается к Чанелю, что держится за край лестницы пальцами, спиной и стягивает с себя штаны, оставаясь в белых трусах. Чанель со смущением ловит себя на мысли, что у Бэкхёна очень красивые ноги и спина тоже.        — Я готов.       Чанель отталкивается от бортика, говорит Бэкхёну, что паниковать не нужно и что все под контролем и ныряет. Дно оказывается песчаным и так близко, что у Чанеля нога торчит из воды по щиколотку, как он этого не заметил раньше, он не понимает. Затем выныривает, видит как Бэкхён закусывает губу, явно борясь с внутренней истерикой.        — Залезай в воду, я подхвачу.       Лис сглатывает, но опускается сперва на корточки, а затем садиться на край лестницы, опуская ноги в воду. Чанель уже даже подходит к краю и говорит Бэкхёну, что сейчас нужно прыгнуть и обхватить его за шею руками. Настолько крепко, насколько тот может.       Операция проходит успешно. Бэкхён обвивает ногами Чанеля за поясницу, крепко прижимаясь к крепкому телу, и держится пальцами за шею, утыкаясь носом Чанелю в ключицу. Тот же не отпускает его ни на секунду, придерживая легкое тело одной рукой, а второй разгребая воду. Когда уровень воды был где-то на уровне груди, Чанель отпускает Бэкхёна. Лис, нехотя, касается ногами песка, а затем радостно улыбается.        — Это так классно!        — Ты что никогда не плавал?        — Думаю, это логично, раз я не умею плавать, — насупился Бэкхён, сразу же начиная убегать от Чанеля в другую сторону, а парень не успевает ничего сделать, потому что лис вдруг неожиданно скрывается с головой под водой.        — Бэкхён!       Чанель ныряет под воду, плывя в ту сторону, где ухнул вниз лис. Он открывает под водой глаза видя только мутные очертания, однако сразу же замечает белое пятно, что мечется, но уверено идет ко дну. К слову, тут был обрыв. Чанель разгребает воду с такой силой и скоростью, как не делал это раньше. Он протягивает руку, хватая Бэкхёна за хрупкое запястье, притягивая в одно движение к себе, и, приобняв за талию, плывет на поверхность с нечеловеческой скоростью.       Солнце светит все так же ярко, а Бэкхён заходится кашлем у него на плече, сжимая его же пальцами так сильно, что на коже остаются белые следы, а у самого лиса светлеют костяшки. Чанель гладит парнишку по спине, успокаивая его, а тот до сих пор откашливается от воды.        — Чанель…       Бэкхён отстраняется, смотря в карие глаза Чанеля, а тот, словно это был не он сам, наклоняется и прислоняется своим лбом к чужому.        — Боже, я так испугался за тебя, — шепчет Чанель, чувствуя то, как судорожно дышит лис, своими пальцами. — Ты же не умеешь плавать, дурашка, — парень проводит ладонью по лицу Бэкхёна, убирая прилипшие пряди волос в сторону. Лис облизывает почему-то в миг пересохшие губы, а Чанель не может отвести от этих алых выпуклостей взгляд.        — Чанель…        — Обещай больше не убегать от меня, хорошо?        — Да, — выдыхает Бэкхён, видя как красиво блестят глаза Чанеля, на дне которых таится забота и нежность. Сердце стучит об ребра у обоих так громко, что отдает вибрацией по телу. Чанель медленно сокращает расстояние, поддавшись наваждению. Бэкхён крепко зажмуривается, перестает дышать, чувствуя как опаляет губы обжигающее дыхание человека.       Между ними остается буквально сантиметр…        — Господин! Почему вы в воде? Рядом с Вами Чанель?       Оба моргают, отодвигаясь друг от друга. Бэкхён вновь утыкается носом в шею Чанеля и тихо шепчет:        — Пойдем отсюда, мне здесь страшно.        — Прости, что заставил, — Чанель медленно идет в сторону лестницы, где стоит Минхо с чистой рубашкой в руках. Рука Чанеля мягко гладит лиса между ушей, успокаивая.        — Это не твоя вина, Чанель. Я сам захотел.       Стоит только достигнуть лестницы, как Чанель перемещает легкое тело к себе на руку, одним рывком доставая того из воды и усаживая на выступ.        — Эй, Чанель, ты куда? — кричит вслед уплывающему парню лис, когда Минхо накрыл его плечи полотенцем, а Чанель брасом начал удаляться.        — Я просто поплаваю, не волнуйся, к обеду вернусь.        — Я буду ждать!       На самом деле он хочет загонять себя настолько, чтобы отогнать мысли о чертовски красивых губах, которые юркий язык то и дело облизывает. Забыть о чужих ушах, дергающихся так, будто в них моторчик, о мягком и пышном хвосте. Забыть о тонких запястьях и чертовски красивых пальцах. Забыть о чужом теле. Забыть о глазах, блестящих ярче, чем звезды в ночи. О голосе, от которого хочется творить подвиги. Просто забыть Бэкхёна, этого лиса, хотя бы на пару минут.       После обеда они не пересекаются. Бэкхён весь оставшийся день находится под присмотром дворецкого в библиотеке, в Чанель просто сидит на кровати, читая книгу, пока не засыпает.       У них осталось двести пятьдесят звезд, а вопросов с каждым днем все больше.

***

       Утром Чанель дочитывает роман, сидя все на той же кровати. Он почти дочитывает, но вдруг в дверь тихонько стучат, а через пару секунд в помещение сперва пролезают уши, а затем и голова Бэкхёна.        — Занят?        — Практически нет. Осталось пару страниц дочитать, а что?        — Нужна твоя помощь, а Минхо занят. Землю с другого конца сада нужно принести.        — Подождешь пару минут?        — Я буду в оранжерее.       Стоит только двери закрыться, как Чанель тут же отшвыривает книгу в сторону, зачитавшись на одной и той же строчке. Он всю ночь не мог нормально поспать, думая о лисе. Ему неожиданно становиться интересно, почему гардения самое любимое растение, хотя он с удовольствием рассказывал и о других. Почему не научился плавать. На эти все вопросы ответ мог дать только Бэкхён, ждущий его в своей обители.       Лис сидит в своей гардении чуть ли не с головой, обламывая сухие веточки и листики. Рядом стояла другая леечка, тоже железная, но с другим рисунком. Теперь на ней была нарисована бабочка. Тонкие пальцы, вновь облаченные в украшения гладили абсолютно каждый лепесток, а красивые губы шептали что-то вроде: «Растите, мои маленькие».        — Ну, так какую землю нам нужно найти?       Бэкхён дергается, задевая локтем лейку и разливая воду по плите. Лис быстро реагирует, начиная собирать воду тряпкой, что лежит рядом. Значит не раз такое было.        — Напугал.        — Прости, так куда идти?       Лис только машет рукой и идет вперед первый. Чанель все это время держится на расстоянии и наблюдает как крутится этот чертов рыжий хвост, вырисовывая в воздухе то восьмерку, то круг, то вообще неизвестную парню фигуру. Человек улыбается, радуясь, что хотя бы Бэкхёна не волнует ничего.       А на самом деле все не так.       Бэкхён впервые не разговаривал перед сном с дворецким, сказав, что хочет подумать над всем сам. Он долго ворочался, сбивая что одеяло, что простыню в нелицеприятный ком, а сам принц уснул лишь тогда, когда солнце взошло.       В эту ночь его волновало все. И горячие руки Чанеля, и его мягкая улыбка, и его запах, резкий, будоражащий сердце. Все это не давало Бэкхёну и глаза сомкнуть.       Бабах!       Небо расчертила яркая вспышка молнии, а вскоре раздался новый раскат грома. Бэкхён перестает крутить хвостом, поднимая глаза в небо, а после чего жмуриться, потому что большие капли начинают падать прямо на его лицо, мешая даже дышать, не то что смотреть куда-то.        — Пойдем в беседку, а то простынем, — Чанель хватает за ладошку лиса, утягивая того под каменный навес.       Тут уютно, но точно не тепло. И хоть кусты роз прикрывали их укрытие от холодного ветра, Бэкхён очень быстро начинает дрожать, стуча зубами так громко, что не может укрыться от Чанеля.       Парень подходит к принцу со спины, обнимая того и кладя свою голову на чужое плечо. Бэкхён осознанно вжимается в Чанеля, желая согреться, ведь его рубашка промокла насквозь, а ветер заставляет покрыться кожу мурашками. А парень теплый, скорее даже горячий.        — Даже не оттолкнешь?        — Я не хочу тебя отталкивать, — шепчет Бэкхён, надеясь, что его слова заглушит или ветер, но Чанель все слышит, поэтому разворачивает лиса к себе лицом, утыкаясь носом прямо в лисье ухо. Теперь принц дрожит от этого. Его ушко начинает дергаться, а сам лис краснеет так ярко.        — Бэкхён, насчет вчерашнего...        — Не говори ни слова, я и так не мог уснуть этой ночью.        — Почему? — Чанель сколняет голову на бок, хотя ответ очевиден, но он, словно последний мазохист хочет услышать это из чужих уст.        — Я думал о те… тепле в теплицах, — лис отводит взгляд, а Чанель осторожно берет его за подбородок и вновь заставляет смотреть в свои карие глаза.        — Врешь, не о теплицах ты думал. О чем?        — О… — Чанель выжидающе смотрит и, кажется, готов сойти с ума, ибо сердце ухает в пятки, когда его уши слышат: — Я думал о тебе всю ночь. Думал, какой ты красивый, какой у тебя прекрасный глубокий голос, о том как ты вкусно готовишь, о том, что умный. Я не смог хорошо поспать.        — Бэкхён…        — Я знаю. Мама рассказывала, что когда ты засыпаешь и просыпаешься с мыслью об одном человеке, то ты скорее всего влюблен. Но это, наверное, неправильно любить не девушку, а парня, — Бэкхён переводит дыхание, пока Чанель опускает свои руки по чужим рукам и касается одновременно двух ладоней, переплетая их пальцы. — Но любить надо сердцем, оно выбирает.       Наступает тишина, прикрываемая только грохотаньем капель об камень и землю, а еще раскатами грома. Чанель не может отвести взгляд от прекрасных розовых щек и от обкусанных из-за нервов губ. Будь он там, в Токио, он никогда бы не сделал то, что делает сейчас.       Чанель отпускает одну руку, кладя ее на чужое лицо и приближается, смачивая губы языком. Бэкхён жмуриться, точно так же как и вчера. Человек хмыкает, а спустя пару секунд касается своими губами губ лиса. У того задрожали уши так сильно, что ничего не было слышно, а щеки становятся поистине пунцовыми. Это просто прикосновение, даже не поцелуй, но принц на седьмом небе от счастья.        — Ты мне нравишься, Бэкхён.        — Ты мне тоже, Чанель.       Они стоят в обнимку все оставшееся время пока льет дождь, а после, держась за руки, возвращаются в поместье, забыв о земле. До ужина они проводят время в библиотеке, потому что у принца занятия с Минхо, а Чанель жутко хочет дочитать тот роман, оставленный на кровати утром.       И перед тем как скрыться за дверьми своей спальни, Бэкхён оглядывается по сторонам, привстает на носочки и коротко чмокает довольного Чанеля в губы, после тут же скрываясь за массивными дверьми.       И оба счастливы.

***

      Следующим утром они решают пойти смотреть на звезды, а пока до вечера им остается только коротко целовать друг друга в перерывах между учебой Бэкхёна, потому что тому нужно сдавать тест, результат которого очень важен как для него, так и для короля и королевы. Если лис заваливает их, то возвращается во дворец, где будет проходить обучение вместе с братьями, а если сдает на отлично, то остается здесь.       За обедом они видятся в последний раз. Минхо уходит в библиотеку готовить задания к сегодняшнему тесту, а Бэкхён должен досидеть тут пока за ним не спустятся.        — Давай встретимся после захода солнца у беседки, хорошо? — Бэкхён крепко держит Чанеля за руку, заглядывая тому в глаза. Парень кивает, поглаживая большим пальцем чужую ладонь, но тут приходит Минхо и уводит принца.       Чанель сам вызывается помыть посуду и сделать нехитрый ужин, когда к нему в комнату пару часов назад на секунду заглядывает Минхо, говоря, что с едой придется подождать. Нехитрая обжарка, немного риса. После учебы самое то.        — Это очень вкусно, Чанелли! — восклицает Бэкхен, облизывая ложку. Уши Чанеля немного алеют от нового обращения, а дворецкий заходится кашлем, давясь водой. Лис понимает, что говорит, закрывая себе рот ладошкой и с опаской смотрит на Чанеля.        — Да, Бэкхён, с тобой в разведку не сходишь, это точно, — давясь от смеха, говорит Чанель.        — Что это за обращение такое? — спрашивает Минхо.        — Обычное, уменьшительно-ласкательное, если быть точнее, — выделяя голосом слово «ласкательное» выдает Бэкхён.        — Боже… — кажется, дворецкий ловит приступ, иначе это объяснить нельзя.       Чанель не может нормально держать вилку от смеха, от несуразности всей ситуации. Минхо неверующими глазами смотрит на Бэкхёна, поджавшего пальцы на босых ногах и уставившегося на свои ладони, лежащие на коленках и сжимающие штаны. Дворецкий делает глоток воды, прочищает горло, и говорит тихим голосом:        — Только не говорите, что вы…        — Не мы, — быстрее чем это нужно отвечает Бэкхён, а затем, вспыхнув как спичка уже который раз, вскакивает и убегает в сторону лестницы, чтобы через пару секунд громко закрыть дверь в спальню.        — Чанель…        — Все под контролем, Минхо, я не буду заходить дальше, чем ты думаешь. Он слишком красив для этого, невинен.        — Я молчу, что вы оба парни, потому что вижу как ты стал ему дорог, Чанель. Будь аккуратен, хорошо?        — Конечно.       Вечером, когда солнце только начало садиться, Чанель спускается на кухню, чтобы безжалостно украсть несколько румяных яблок и небольшую миску с зеленым виноградом. Он берет с собой плед, закинув его на плечо, и идет в сторону беседки. Там на ступеньках перед входом в озеро сидит Бэкхён, окунув свои ноги, облаченные в непозволительно короткие белые шорты, в воду. Чанель сперва думает есть ли у лиса вещи другого цвета отличного от белого, а потом, скидывает все на землю и зовет Бэкхёна.       Принц дергается, чуть ли не ныряя в воду, но Чанель вовремя подходит со спины, придерживая хрупкое тело за плечи. Лис довольно щуриться, закусывая губу, а затем смотрит вперед.        — Ты зачем сюда сел, тут же глубоко, сам знаешь.        — Ты только посмотри на это.       Солнце село, а остается только красивое светло, окрашивая многочисленные облака в нежно-персиковый цвет. Бэкхён заворожено смотрит, а затем поворачивается лицом к Чанелю.        — Давай будем сидеть здесь. Тут так красиво.        — Будет холодно, Бэкхён. У воды же.        — Ты же горячий, ты меня согреешь, — против такого аргумента Чанель пойти не может, поэтому встает и приносит все необходимое.       Пока на небе еще не видно звезд, Чанель любовно обрезает кожуру с яблока, нарезая ее дольками и скармливая Бэкхёну, что устроился между его ног и то и дело показывает на что-то. То на большую птицу, пролетевшую прямо под облаками, то на гладь воды, откуда секундой ранее выпрыгнула рыбка, скрывшаяся еще до того, как Чанель понимает куда смотреть, то на луну, с каждой минутой горящую все ярче.        — Чанелли, ты мне очень нравишься, — говорит Бэкхён, когда от яблока не остается ничего кроме длинной ленты кожуры и влажной сердцевины, вырезанной Чанелем.        — Знаешь, люди, которые кормят тебя с рук и очищают яблоко от кожуры, всегда нравятся, — хмыкает Чанель, опираясь на руки у себя за спиной.        — Нет, — лис возится у него на груди, — ты не понял. Ты мне нравишься настолько сильно, что сердце бьется сильно-сильно.        — Бэкхён, мне придется уйти…        — Нет, ты не можешь так сделать! Почему ты не можешь так просто остаться тут? — принц разворачивается и недовольно смотрит на Чанеля.        — Потому что там у меня мама и бабушка, у которых кроме меня никого нет.        — Так забирай их сюда. На пятисотой звезде уйдешь, а потом еще через другие пятьсот вернетесь все вместе. Тут места хватит всем.        — И что? Вечно прятаться под плащом, чтобы никто не заметил, что мы без ушей.        — Я расскажу братику Кенсу. Братик Кенсу умный, он что-нибудь придумает, — восклицает Бэкхён, порывисто обнимая так крепко, что болят ребра. Но Чанель чувствует лишь то, как болит сердце.        — Бэкхён, мы не сможем так жить, пойми.        — Значит, ты меня не любишь… — лис всхлипывает, рукой вытирая слезы с щек.        — Люблю, — шепчет Чанель, касаясь губами чужой соленой щеки. — Люблю сильно, так как не любил никого прежде, но пойми, глупый, мы не можем жить в одном и том же мире. Рано или поздно что-то произойдет, и нам придется расстаться.        — И что делать?        — Провести эти последние дни, так чтобы никто не жалел, понимаешь? — Чанель поднимает взгляд в небо, а затем рывком разворачивает Бэкхён к себе спиной, вновь обнимая. — Смотри, первая звезда.       Небо усеивается звездами так быстро, будто кто-то брызгает на черное полотно зубной щеткой с пастой на ней, делая большие и маленькие кляксы. Лис завороженно смотрит на это дело, а затем замечает как поджал пальцы от холода на ногах Чанель и укрывает голые ноги человека своим хвостом.        — Чанелли, а ты знаешь какие-нибудь созвездия?        — Большая и малая медведица. Все.        — Кто? — моргает Бэкхён, пытаясь в звездах разглядеть что-то похожее на это животное.        — Ну, видишь вон ту вереницу звезд?        — А! — восклицает Бэкхён. — Так это большой и малый ковш. Почему вы их называете медведицами?        — Потому что когда-то давно один народ верил, что эти звезды располагаются над землей, где живут медведи, поэтому так их и назвали. Хотя я считаю это глупым. Пару лет назад я нашел книгу, где показывалось, что если добавить еще немного звезд, то получиться настоящая медведица. Но, увы, эти звезды просто так не увидишь. Слишком бледные.       Дальше Бэкхён начинает рассказывать про другие созвездия. Оказывается, у них тоже есть знаки зодиака, причем точно такие же, что удивляет Чанеля. Принц говорит долго, тихо, со счастливыми нотками в голосе. Говорит, пока Чанель иногда закидывает ему и себе в рот по небольшому кругляшку винограда. А потом устает, засыпая у Чанеля на груди. Это напомнило парню тот день, когда они ходили на ярмарку. Небо прочертила падающая звезда, а Чанель закрыл глаза, загадывая желание.       «Хочу быть рядом с Бэкхёном так долго, насколько это возможно».

***

       — Ого, у Вас тут гитара стоит! — после завтрака, который плавно перетек в обед, потому что оба проснулись очень поздно, Чанель и Бэкхён отправляются в библиотеку, чтобы найти чем себя занять. Человек долго ходит среди стеллажей, иногда доставая книги, пока в самом дальнем углу не находит каморку с музыкальным инструментом. Тут стояло пианино, покрытое толстым слоем пыли, подобие гитары и арфа.        — Братик Кенсу, когда мы жили здесь, обожал здесь играть, — говорит Бэкхён, смахивая ладонью пыль с фортепиано. Он поднимает крышку, что тихо скрипит, являя миру ряд ровных пожелтевших клавиш. Бэкхён нажимает на «до» первой октавы, но раздается такой кошмарный звук, что крышка тут же захлопывается под влиянием чанелевской руки.        — Думаю, мы можем пройтись и без этой мини-версии органа. Гитары нам вполне хватит.        — Ты умеешь играть?        — Ага, с детства обожаю пальцы стирать об струну, — хмыкает Чанель, вынося гитару на свет и прося Бэкхёна найти тряпку. Тот ничего лучше не находит, как вернуться обратно и взять большую простыню, которая доселе накрывала фортепиано. Чанель, хмыкает и начинает медленно отирать корпус, гриф и струны.       Еще час они убивают на то, чтобы настроить гитару. Чанель жмуриться каждый раз, крутя колодку, немного отодвигая голову в сторону, чтобы если струны лопнут не получить в глаз. Самыми сложными в настройке являются самые тонкие струны. Колодки крутятся легко, поэтому довести струны до разрыва проще простого.       Лис сидит напротив, начиная махать хвостом, когда Чанель первый раз прикасается к струнам, извлекая красивый звук. Бэкхён хлопает в ладоши и просит что-то сыграть.        — Что ты хочешь?        — Давай что-то из твоих любимых песен, которые ты обычно слушал в своем мире.        — Ну хорошо.       Чанель на секунду задумывается, а после начинает медленно перебирать струны, создавая чарующую мелодию. Эту песню он помнил с детства, потому что ее часто крутили по радио, а мама ее просто обожала. На секунду стало грустно, потому что, наверное, и бабушка, и мама переживают.       Ты освещаешь небо надо мной,       Такая яркая звезда, ты меня слепишь.       Не закрывай глаза,       Не исчезай!       О, ты и я — мы можем покататься на звезде,       Если ты будешь со мной —       Мы сможем править миром.       О, ты и я — мы можем зажечь небо,       Если ты будешь рядом —       Мы сможем править миром.       Если упадут стены, я успокою тебя       Если заплачут ангелы, О, я буду рядом,       Ты спасла мою душу,       Не покидай меня сейчас, не покидай сейчас.       Лис сидит и завороженно слушает чужой голос, переливающийся в воздухе. Струны тихонько дрожат из-за старости, но придают игре новое звучание. Принц не может перестать слушать, вникать в смысл, скрытый за строками. Бэкхён быстро запоминает слова, потому что такое сложно забыть, и второй припев он поет вместе с Чанелем.       О, ты и я — мы можем покататься на звезде,       Если ты будешь со мной —       Мы сможем править миром.       О, ты и я — мы можем зажечь небо,       Если ты будешь рядом —       Мы сможем править миром.       Чанель проходится по струнам в последний раз, слушая как в воздухе еще долго стоит последняя нота. Парень отлично помнит, как Бэкхён говорил, что неплохо поет, но чтобы настолько прекрасно, настолько чарующе, он не мог в это просто поверить.        — Боже, Бэкхён, твой голос замечательный.        — Врешь, у братика Кенсу он лучше, — отводит смущенно взгляд в сторону лис, но уши все так же стоят торчком, явно желая услышать что-то в ответ.        — Я не знаю Кенсу, поэтому могу сказать, что твой голос самое прекрасное, что я слышал когда-либо после смеха мамы.        — Ладно, к мамам нельзя ревновать.        — Ты мое солнце, — улыбается Чанель, протягивая ладонь и ероша мягкие волосы.       Они проводят все время до ужина за различными песнями. Бывало, Бэкхён поет акапелла, без музыки, отчего Чанель готов зацеловать мальчишку прямо здесь до припухших губ и любить до сорванного голоса, но он обещал Минхо, а обещания он сдерживать привык.       За ужином Бэкхён мурчит себе под нос ту чанелевскую песню, болтая ногами в воздухе. Дворецкий усмехается, а после улыбка сползает с лица.        — Господин, не хочу вам напоминать, но Ваш брат приезжает завтра с утра с запланированным визитом.        — Как? Неужели уже прошло две тысячи звезд? Но это мой последний полный день с Чанелем!        — Я не могу ничего с этим сделать, Господин. Завтра в районе двадцатой звезды приедет принц Чонин, будьте готовы к этому времени, — Минхо встает, собирая всю грязную посуду, оставляя пару тарелок у Чанеля и Бэкхёна, и уходит наверх, бросив напоследок лису: — Я приготовлю Вам ванну с травами, как вы любите.       Бэкхён откладывает вилку, вытирает губы специальной салфеткой, а затем собирается уйти, как его останавливает Чанель.        — Насчет моего ухода, — Чанель чешет затылок, — Я же могу задержаться еще на деся… на пятьсот звезд?        — Можешь, — просиял Бэкхён, подпрыгивая и крепко обнимая Чанеля, после чего целует того в губы.        — Тогда до завтра, а то ванна ждет. Хочешь Минхо и тебе такую наполнит? Будешь пахнуть как персик!        — Персик! — смеется Чанель, защитно выставляя руки перед собой, — Ну, нет, как фрукт я пахнуть не буду.        — Спокойно ночи, Чанелли.        — Спокойной, Бэкхён.

***

      Обычно в Токио Чанель просыпался и тут же вскакивал, но сейчас он медленно ворочается под теплым одеялом, не желая вылезать. Сегодня он хочет-не хочет, но пересечется с этим загадочным принцем Чонином, который, со слов Бэкхёна, красивый, храбрый, танцует как нечто божественное.       Он даже практически во второй раз засыпает, как дверь открывается и на пороге возникает чертовски красивый Бэкхён. Он облачен в самые красивые одежды, а его запястье, пальцы, шея и уши блестят золотыми украшениями, которых Чанель доселе не видел.        — Чанелли, вставай. Братик Чонин скоро приедет, а ты в ночной одежде.        — Бэкхён, это твой брат, а не мой.        — Но ты тут живешь, ты тут гость, поэтому должен поприветствовать наследника короны. Ну, Чанелли, — Бэкхён запрыгивает к парню на кровать и начинает стягивать с того одеяло.        — Ну еще немного. Я быстро оденусь, — бубнит из-под укрытия Чанель.        — Ну, если ты успеешь за две минуты, то я поверю.        — В смысле две минуты? — голова вылезает из-под подушки, а с улицы через открытый балкон слышится ржание лошадей.        — Мой брат уже здесь, — заговорщицки шепчет Бэкхён, улыбаясь. — Я буду на улице у главных дверей, давай быстрей.       Чанель спускается вниз за пару секунд до такого как брат Бэкхёна слезает с лошади. Видимо, Чанель родился в счастливой рубашке. потому что стоит ему только открыть дверь как его сносит радостным криком Бэкхёна, хотя, вроде вчера он грустил.        — Братик Чонин! Братик Кенсу, ты тоже приехал!        — Привет, Бэкхён, — улыбается принц, который ниже. У него губы сердечком, большие глаза и смуглая кожа, совсем отличающаяся от белоснежной бэкхеновской и ярко красная шерсть на хвосте и ушах. На его переносице такие же круглые очки, как на картине в библиотеке, только вот книга другая. — Вот решил приехать, посмотреть как ты тут, а то скоро лицо твое забуду.        — А ты подрос, — говорит второй гость. Это явно был Чонин, с крепкими руками, красивым лицом и с явной храбростью в глазах. Он и выглядит как настоящий король, разве что на пару лет моложе. А еще у него был поистине золотой окрас.        — Как я мог вырасти за две тысячи звезд? — удивляется Бэкхён и хочет еще что-то сказать, как вдруг Кенсу замечает Чанеля, ставшего рядом с Минхо.        — Вы наняли новую прислугу… Боже!        — Братик Ке…        — Бэкхён, это человек! — грозно рычит Чонин, приближая свое лицо к лицу лиса, чьи уши испуганно прижимаются к макушке, а хвост мелко начинает мелко дрожать. — Совсем не думал своей головой?! Ты же знаешь, что эти существа опасны! Они другие!        — Братик Чон…       Но тут перед Бэкхёном вырастает Чанель, отодвигая того за свою широкую спину. Принц Чонин смотрит в глаза Чанелю с яростью, а сам парень понимает, что храбрость, что он видел буквально пару минут назад, это ничто иное как прикрытая злость.        — Прекратите на него кричать, он боится, — спокойно с ледяной ноткой голосом говорит Чанель, выделяя практически каждое слово.        — Тебе слова не давали, — щурится Кенсу, цокая языком. — Как ты вообще сюда попал?        — Помнишь о границе? — хмыкает Чонин.        — А, точно, она же в саду пролегает, — закатывает глаза средний принц, а после чего грозно смотрит на Чанеля. — Мы с тобой и Бэкхёном еще поговорим. Минхо, покорми нас. Мы голодные с дороги.       Дворецкий кланяется, приглашая своих господ в поместье, а стоило только дверям закрыться, как Бэкхён начинает плакать, размазывая соленые дорожки по щекам. Чанель прижимает плачущего лиса к себе, гладя того меж рыжих ушей.        — Тише, все хорошо. Просто я буду в оранжерее книгу сегодня целый день читать, а если захочешь меня увидеть, то я буду там, хорошо?        — Прости, что так выходит, но у нас еще будет целых, — лис отстраняется, считая на пальцах звезды, — пятьсот пятьдесят звезд. Это много!        — Беги есть, Минхо мне по секрету сказал, что ты еще не завтракал.       Бэкхён улыбается, а затем тыкает себе пальцем в губы, прося поцелуй. Чанель мягко касается чужих губ, слыша и чувствуя как часто задышал лис.        — Ты мой поцелуйный маньяк.       Бэкхён приходит трижды, чтобы сесть к нему на колени, крепко обнять и сказать, что любит. После этого Чанель еще долго не может сфокусировать глаза на строчках в книжке, которые, словно сговорившись, все пляшут то верх, то вниз.       Дверь в оранжерею открывается в четвертый раз, на что Чанель не отрывая взгляда от книги, приподнимая локти, уступая место на коленях, но вместо уже привычного «Чанелли» слышит только смешок.        — Так мой братишка с тобой шашни крутит. Вот неожиданность.       Чанель поднимает глаза встречаясь с насмешливыми глазами Кенсу. Тот медленно двигает своим хвостом и неприятно кривит губы, смотря на Чанеля с презрением.        — Даже тут меня нашли.        — А как тебя не найти, если Бэкхён словно обезумевший сюда летит, каждый раз говоря, что нужно полить гардению. Даже я знаю, что этот цветок поливают раз в день в такую жару. Так вот какая у нас тут гардения… высокая.        — Завидуешь, коротышка? — вести себя культурно не хочется совсем.        — Ты с кем так разговариваешь!        — С тем, кто разговаривает точно так же со мной. Зачем ты сюда пришел?        — Я просто подумал, почему ты не проводишь время с Бэкхёном. Сегодня же твой последний день, да?        — Бэкхён не умеет молчать, он всегда с кем-то хочет общаться, — хмыкает Кенсу.        — Я остаюсь здесь еще на пятьсот звезд.        — О? Тогда я принесу цветы на твои похороны, — гадко смеется Кенсу.        — Что? — удивляется Чанель, роняя книгу на пол. Не каждый день ему предлагают принести цветы на поминки.        — Просто много лет назад, тут был человек, остался на большее время и знаешь, что с ним случилось? Он не выдержал и умер. Это параллельный мир, совсем другой, поэтому тебе здесь не рада даже природа. Она тебя изведет и ты сделаешь Бэкхёну только больней. Тебе придется уйти.        — Бэкхён знает?        — Нет. Я предлагаю все сделать по-тихому. Ты уходишь и больше не возвращаешься.       Чанель закусывает губу, упираясь взглядом в гардению. Затем встает, берет пульверизатор и подходит к цветку, присаживаясь на корточки.        — Почему я должен тебе верить?        — Во-первых, то была девушка, во-вторых, она была возлюбленной Минхо, поэтому он не выгонял тебя, потому что думал, что ты уйдешь, что не причинишь столько же боли, сколько причинила та девушка ему. Если ты согласен уйти тихо, то уходи завтра.        — Но Бэкхён говорил, что вернуться можно только в ту же звезду.        — Это если ты только попал, а вот после целых пятьдесят звезд можно вернуться в любой момент, а вот обратно в ту же звезду.        — И сколько времени между звездами?        — На ваши мерки примерно тридцать минут. Если согласен, то приходи завтра, на рассвете на поляну, откуда пришел. Я помогу тебе уйти.       Кенсу уходит, плотно закрыв дверь от оранжереи за особой, оставляя Чанеля опрыскивать гардению в полной тишине.       Может, так будет правильно?

***

      Чанель не ложится спать, приняв самое сложное решение в жизни. Лежа на кровати, он отчетливо помнит, как красивы глаза Бэкхёна, какие на вкус его губы и как нежна кожа на шее. Сложно настолько, что сердце ноет так, будто кричит. Оно на самом деле воет. Такова цена их будущего.       Кенсу прав. У них заведомо нет будущего, оно предрешено небесами. Они могут умереть. Или он, или Бэкхён. В любом случае оба будут страдать.       Чанель смаргивает слезы и почему-то вспоминает слова Бэкхёна про мальчика-человека из детства и про игрушку по имени сэр Николас. Неожиданно он понимает, почему тогда в шесть лет сменил имя с Домовенка на это странное прозвище. Потому что он запомнил только это.       Он слезает с кровати, зажигает свечи на канделябре, достает из стола лист и перо. Писать таким концом непривычно, но приходиться. На середине письма Чанель останавливается, видя как расплываются соленые капли по пергаменту, размывая чернила. Он останавливается, большими пальцами вытирая слезы, что сорвались с ресниц.       Чанель осторожно складывает письмо, дождавшись пока чернила высохнут, затем застилает кровать, меняет рубашку на чистую и выходит из комнаты, когда начинает только светать.       В комнате Бэкхёна прохладно, а тот спит, сжимая в руках подушку. Он сладко сопит, дергая иногда ушами. Чанель просто не может оторвать себя от созерцания этих утонченных черт лица. Если бы у него была возможность забрать этого парня к себе в мир, если бы она только была. Но реальность жестокая. У каждой счастливой сказки бывает свой печальный конец.        — Я люблю тебя, солнце, — Чанель касается губами чужих, срывая последний поцелуй, оставляет письмо на тумбочке рядом с кроватью и уходит, стараясь даже не оборачиваться, понимая, что не выдержит и расплачется.       Кенсу ждет его на поляне, сидя на траве и подпирая свою голову кулаком. Он широко зевает, но тут же приходит в себя, стоит появиться Чанелю на горизонте.        — Пришел все-таки.        — Кенсу, ты можешь уничтожить границу?        — Что? — удивляется принц. — Зачем?        — Потому что Бэкхён пойдет за мной, он не выдержит. Нужно избавиться от всех возможных путей.        — Я понимаю. Ты готов?       Чанель кивает, чувствуя как тепло окутывает его ноги, а затем он неожиданно кричит.        — Не убирай границу до конца звезды, прошу, и передай Бэкхёну одну вещь.        — Ты хочешь успеть ее передать?        — Да.       Неожиданно все закручивается перед глазами, а земля уходит из-под ног. Чанель крепко зажмуривается, прямо до такой степени, что выступают слезы. Начинает мутить, а голова начинает неприятно болеть, скорее даже ныть. Примерно так же, как будто кто-то растягивает старую жевачку. Медленно и мучительно.       В нос ударяет знакомый запах леса, а над головой вместо рассвета сгущаются сумерки. Он сидит рядом с поваленным деревом и видит, как сияет в темноте граница. Нежно-перламутровым.       Чанель никогда в жизни так быстро не бежал. Он игнорирует боль в боку и голове, игнорирует ветки, что хлестают его по лицу, оставляя царапины. Он радуется, что бабушкин дом на окраине и что граница совсем недалеко от их деревушки.        — Чанель, ты уже вернулся?       Он не слышит, взлетая по лестнице в два больших шага, залетает в комнату и видит игрушку. Сэр Николас. Он должен успеть вернуть, должен оставить что-то, что будет напоминать лису о нем, о том, что это все было не сном.       Бежит назад босиком, как привык, сдирая кожу стоп в кровь. Он не замечает, как кончается земля, слетая в ту же яму кувырком. Игрушка вылетает из рук, исчезая в голографическом мерцании.       Он успел. Чанель ложится на землю, смотрит в небо, понимая, что здесь не прошло ни секунды в сторону, зато сердце его прожило десять самых счастливых дней.       Бэкхён просыпается неожиданно резко, словно что-то в груди сдавливает. Он приподнимается и видит Кенсу, сидящего на стуле у его кровати.        — Братик Кенсу, ты чего тут забыл?       Средний принц молча протягивает игрушку лису, улыбка, появившаяся несколько секунд назад сползает с лица.        — Сэр Николас… Откуда? — неожиданно осознание накрывает его с головой, он подрывает, прижимая игрушку к груди и бежит в спальню к Чанелю.       А тут им даже уже не пахнет. Ветер, проникший через распахнутое окно, унес с собой даже его аромат. Бэкхён неверяще оседает на пол, держась за ручку двери, как последний очаг опоры.        — Чанель!!! — дико орет Бэкхён, сгибаясь пополам. Из соседней комнаты вылетает сонный Чонин, обтягивающий ночную рубашку.        — Что за шум?        — Кенсу, он не мог так просто уйти, не сказав ни слова, правда? Почему ты знаешь, а я нет? Почему он ушел, он обещал остаться со мной еще на десять дней?       Кенсу присаживается рядом, привлекая младшего в себе и прижимая к своей груди. Его сердце, несмотря на ту маленькую ненависть, появившуюся из ниоткуда, болит, видя зареванное лицо младшего.        — Он не ушел просто так, Бэкхён. Он оставил тебе письмо.        — Где оно?        — У тебя на тумбочке рядом с кроватью.       Бэкхён забирает бумагу, хватает игрушку и идет в сторону беседки, где он впервые сказал Чанелю, что тот нравится ему. Садиться на лавочку, поджимает под себя ноги и начинает бегать глазами по строкам.       Дорогой Бэкхённи.       Во-первых прости, что ушел так. У меня не было другого выхода. Если бы я остался с тобой еще на пятьсот падающих звезд, то я бы умер, потому что сама природа не хочет меня тут видеть. Прости, малыш, что так покидаю тебя, не сказав тебе в лицо, что люблю, не сказав, что ты красив.       Во-вторых, обещай мне, Бэкхён, что ты съездишь на пару месяцев во дворец. Поживи немного там, заведи себе друзей. Твои братья любят тебя, хотя ты иногда думаешь, что это не так. Просто они пытаются уберечь тебя ото всяких бед. И, я уверен, что твои мама и папа будут счастливы вновь увидеть тебя, ведь вы так давно не виделись.       А еще никогда не сравнивай себя с другими. Ты танцуешь лучше всех, не потому что я не видел как другие это делают, а потому что сказал правду. Если твой брат Чонин и танцует лучше, то попроси его научить тебя некоторым движениям, или Кенсу играть на том же фортепиано.       Прости меня еще раз. Помнишь того мальчика из детства? Это я, представь, хотя сам понял это буквально пару минут назад. Я переименовал игрушку в честь некого сэра Николаса. Я бы оставил тебе на память кулон, сережку, браслет, что угодно, но у меня с собой этого не было.       Не закрывайся от мира, хорошо? Я всегда буду рядом, ближе чем ты думаешь. Я буду в твоем сердце, стучать вместе с ним, дышать вместе с тобой.       Спасибо, что показал как прекрасен обычный мир, как прекрасны растения, как прекрасны небеса и как прекрасен ты. Я посажу у себя дома гардению, такую же как у тебя, чтобы и у меня было напоминание об этих прекрасных днях.       Я люблю тебя, Бэкхённи.       Твой Чанелли.       Бэкхён плачет, прижимая к себе все, что осталось от Чанеля, понимая, что такова их судьба. Он выполнит все о чем просит человек, потому что любит, потому что Чанель живет в нем, в его мыслях, душе и сердце.

21 год

       — Чанель, просыпайся, пора в универ, опоздаешь, — его мама безжалостно тычет ему в бок рукой и уходит готовить завтрак. Ему двадцать один и он в полном расцвете сил.        — Встаю.       Чанель поднимается, сразу же натыкаясь взглядом на гардению, что стоит на подоконнике. Он берет пульверизатор и пару раз пшикает на листочки. Белоснежные цветы дергаются под весом легких капель.        — Доброе утро.       После учебы нужно зайти в цветочный магазин и купить удобрение для цветка, потому что тому явно становиться хуже и это пугает.       Магазин, что недавно открылся рядом с университетом полон красивых цветов. От красных роз до ярко-желтых тюльпанов и от красивой сирени до гвоздик. Чанеля окутывает приятный аромат цветов.        — Добрый день, здесь есть кто?       Под прилавком кто-то встает, ударяется головой. Чанель видит только светлую макушку и закушенную губу. Он цепляется взглядом за пальцы, вспоминая пальцы лиса, потому что те очень похожи.       Чанель едва успевает схватиться руками за прилавок, когда видит перед собой точную копию принца. Такой же изящный, хрупкий, словно хрусталь, с мягкой нежной улыбкой.        — Вам чем-нибудь помочь?        — Удобрение, — отрешенно начинает Чанель, глупо хлопая ресницами, — для гардении?        — Жасминовой? — спрашивает продавец, подходя к дальними стеллажам и залезая на шаткую лестницу.        — Да, для нее.       Продавец тянется за нужным пакетиком, но вдруг стремянка начинает шататься, а сам парень летит спиной назад, грозясь упасть позвоночником прямо на каменные декоративные статуи.       Чанель реагирует очень быстро, подхватывая легкое чужое тело. Продавец цепляется пальцами за его худи, неверяще глядя перед собой, пытаясь понять что произошло.        — Спасибо огромное, — испуганно выдыхает парень, вставая на ноги и порываясь вновь залезть на лестницу, но его останавливает Чанель.        — Это? — спустя пару минут вещает из-под потолка Чанель, указывая пальцем на очередной пакетик. Самым сложным оказалось найти нужное.        — Нет, левее. — смеется парнишка чистым смехом, от которого Чанеля бросает то в жар, то в холод, ведь он так похож на смех лиса. — Да, этот.       Чанель расплачивается карточкой и ожидает пока терминал оповестит об оплате покупки, неожиданно спрашивает продавца.        — А как Вас зовут?        — А Вас?        — Чанель. Пак Чанель, — по слогам говорит парень.        — А меня Бэкхён. Бён Бэкхён, — в той же манере отвечает продавец, отрывая чек.        — Ну, Бён Бэкхён, как насчет сходить в кино в качестве награды за спасение?       Продавец мнется, что-то считая на пальцах, а затем кивает головой, соглашаясь. Чанель счастлив и светится как неоновая лампочка, понимая, что все-таки их с лисом миры параллельны, и что возможно тот Бэкхён встретил такого же Чанеля.       Теперь у него и у Бэкхёна нет ограничений, равных пятистам падающим звездам.