Практика

Глубоко, влажно, томительно и страстно. Таким был поцелуй сидящей передо мной парочки. Подобными были мысли о проходящем мимо и приветливо улыбающемся мне парне. Я долго провожала его взглядом, полным желания и тоски. Так долго, что влюблённые передо мной уже закончили свои нежности. Я смотрела на них с белой завистью, думая, как и все девушки в нашем вузе. Софа и Алексей стали неким эталоном отношений. Поначалу это не вязалось ни с какой логикой. Только пару дней назад они пилили друг друга взглядами, перекидывались едкими фразочками, а сейчас уже ходят за ручку и смотрят друг на друга влюблёнными глазами. Это даже у меня не вязалось в голове. Я помню, как ждала Лёшу к нам в гости, как ждала возвращения Софы с продуктами. Ни того, ни другого не было до позднего вечера. Я не на шутку испугалась, что слишком поздно забила тревогу, и случилось что-то непоправимое. Случилось действительно непоправимое. И слава богу, что я оказалась такой опрометчивой подругой. Благодаря моей рассеянности или железному терпению (я ещё не определилась, что тогда взяло надо мной верх) образовалась такая красивая парочка. И теперь я жду к себе в гости совсем другого парня. Никто не знает, как Софа и Алексей начали встречаться, когда произошёл этот случай, кардинально изменивший их жизни. Теперь это наша история, которую я вспоминаю со звонким хохотом, а они с нежным трепетом. Я помню, как открылись створки лифта передо мной и лифтёром, а на полу в обнимку валялись два счастливых и размякших тела. Пьяная, с расстёгнутой наполовину блузкой, до красноты зацелованная Софа, и помятый, с оттопыренной ширинкой, до нетерпения возбуждённый Лёша. Тогда я прифигела на пару с ремонтником. К слову, Лёша в тот вечер занимался не физикой. Не со мной. Впрочем, тогда физикой никто так и не смог заняться. Лёша с Софой были заняты весь вечер. А я весь вечер слушала, как громко, страстно и сильно Лёша хотел ещё и ближе. Заняться физикой, конечно. Правда, сил не хватило. И всё стало замечательно. Счастливые Софа и Лёша теряли себя, тонули друг в друге. Сейчас у них была та стадия отношений, когда хочется оказаться ближе настолько, чтобы мир начал существовать только от него до неё, сужая свои границы так, чтобы к ним не смогла пробраться ни одна мошка, ни один человек, чтобы не нарушалась та идиллия, царящая у них, чтобы не исчезала та волшебная атмосфера. И уж тем более им не хотелось отвлекаться друг от друга, отстраняться. Сейчас их тревожили лишь они и их чувства, в которых они утопали с головой, не имея возможности вдохнуть свежего воздуха. Но, к слову, дышать друг другом у них получалось ещё лучше. Поэтому я даже не смела предположить, что Лёша продолжит заниматься физикой со мной. Впрочем, он натаскал меня настолько, что я могла бы уже и сама заниматься с другими. Но, видимо, ребят глушило некое чувство вины передо мной. За то, что так неожиданно и приятно обретя друг друга, они отодвинули наши тёплые, дружеские отношения куда-то далеко, за пределы их маленького мира. И я не винила их, понимая, что им нужно время для прохождения «медового месяца», а после всё стабилизируется, и они начнут замечать других вокруг себя. А пока что они сами не могли поверить своему счастью, распробовать его, поэтому вкушали друг друга вновь и вновь. И я всё прекрасно понимала. Потому что ценила их. Потому что сама недавно столкнулась с таким. Я всегда была натурой романтичной, и, будучи снаружи технарём, внутри я была истинным гуманитарием. Читая романы девятнадцатого века, я мечтала о той романтике, идеальности и утончённости, о которой писали авторы. Я мечтала ощутить те чувства, которые испытывали героини, попасть в ту обстановку, в которой находились они. Повстречать того, кто взбудоражит мою кровь и заставит её бежать в обратном направлении. И, чёрт, как это неожиданно обрушилось на меня, когда Лёша заявил, что не оставит глупенькую меня наедине со злосчастной физикой. Теперь нас было трое. Трое в моей квартире, не считая моего двадцатичетырёхчасового возбуждения. Я, которая понимала физику на твёрдое «отлично», Саша, который пытался научить меня физике и, собственно, сама виновница торжества, физика.

***

Мы проводили все вечера скрупулёзно, всегда одинаково. Я косила под дурочку, никак не желая впитывать простые истины точной науки, чтобы иметь возможность лицезреть причину моего охриплого голоса, трясущихся рук и мокрых трусиков как можно чаще. А Саша с полной самоотдачей и так ответственно подходил к своей работе, пытаясь заставить мой затуманенный желанием мозг включиться в работу. И он злился, когда вновь и вновь ничего не выходило, ведь я не отвечала на его вопросы. Не потому, что не знала, и даже не потому, что не хотела. А потому что не могла. Из моего рта выходили лишь хриплые, нечленораздельные звуки: полувсхлипы, полустоны, полувздохи. Ведь когда Саша злился, его лицо становилось таким невероятно красивым: сжатая от напряжения челюсть, нахмуренные брови и сложенные в тонкую полоску губы. И мне так хотелось, чтобы он сорвался и показал мне, что будет, если я не перестану его бесить. Мне самой становилось страшно от своих диких и необузданных желаний. Я не была искушена в этом деле, имея всего одного сексуального партнёра и парня в одном лице в прошлом. Он не был опытен в делах амурных, следовательно, и я не блистала познаниями. Поэтому сейчас ощущала всё острее, пробуя эти новые для меня чувства. И, стесняясь своей неопытности вкупе с животным желанием, я молча сводила сильнее колени и тяжело, глубоко дышала, успокаивая себя всего на пару минут. Он скоро уйдёт, и я вновь позволю себе запереться в ванной и представить картинку альтернативной физики, ловко орудуя внутри себя пальчиками. Всего пара минут… Я зажмуриваюсь, приводя в порядок мысли, пропуская его очередной вопрос мимо ушей. — Неужели ты настолько безнадёжна? — Саша устало потёр переносицу. — Аня, сосредоточься. А я продолжала корчить из себя дурочку, с диким желанием поглядывая на его пухлые и такие манящие губы. Сил, как и желания противиться и терпеть, не было. Это всего лишь чёртова физиология, которая играет со мной злую шутку. И даже если с ним сейчас не происходит того же, что со мной, я это исправлю. — Может… — я провела язычком по пересохшим от возбуждения губам. — Может, займёмся… практикой? Я нервно сглотнула, наблюдая за реакцией парня. Он смотрел на меня, не мигая и не смея оторвать взгляд, а после улыбнулся и тихонько помотал головой, как бы молча ведя диалог с самим собой. А после его глаза, в которых плескались смешинки, снова взглянули на меня, выбивая воздух из лёгких вместе с тихим стоном. Ну как, как можно одним лишь видом так заводить других? — Аня… — он произнёс моё имя тихо и с придыханием, отчего внизу живота сладко потянуло. — Мне нравится твоё стремление… к физике. Ох, чёрт, я кончу от одних его фраз и намёков. Почему я раньше не пустила все на самотёк? Сейчас, давая ему понять, что я хочу видеть его в горизонтальном положении, желательно надо мной, а затем и подо мной, я вижу в его глазах желание, вторящее моему. Но мы не двигаемся с места, насилуя друг друга глазами. Судя по взгляду, он уже поимел меня в своей голове. Как бы то ни было, я в этом деле преуспела раньше. Я позволила телу расслабиться, перестав напрягать и сводить колени. Я выпрямила ноги, разводя их немного в стороны, расстегнула верхние пуговицы своего платья-рубашки и откинулась на стуле. — Я начертила рисунок к нашей задаче, может, ты взглянешь поближе? Его не пришлось просить дважды. Он встал со своего места, обходя стол, заходя мне за спину и исчезая из моего поля видимости. Я слышала его сзади себя, но не двигалась. Нервы, как струны, натянулись до предела, но я терпела. Я почувствовала его свежее, мятное дыхание в районе своей шеи. Оно щекотало кожу, но он слегка наклонил голову вперёд, заглядывая мне в тетрадь и в декольте. Даже не знаю, за что больше зацепился его взгляд. Теперь его дыхание опаляло мою грудь, заставляя соски встать. По коже пробежали мурашки, а живот сводило от теснящего возбуждения. А ведь он даже не притронулся ко мне. — Твой рисунок неточен, нужно исправлять. Его голос охрип так же, как и мой, но от этого он ещё сильнее действовал на меня. Я не смела перечить ему, взяла в руки карандаш и начала перечерчивать детали. Я даже не задумывалась, что и как я делаю. Мы оба знали, что лишь проверяем друг друга на выдержку. И физика интересовала нас меньше всего. Пока я пыталась сделать хоть что-то дрожащей рукой, его пальцы развязали бант на моей талии, а после начали расстёгивать пуговицы, которые мешали снять наряд полностью. Начиная свой путь от груди, Саша опускался ниже, обнажая меня до конца. Я была дома и не имела привычки носить здесь лифчик. И сейчас это казалось мне самым верным решением в жизни. Как и ему. Расстегнув платье по пояс, он почти невесомо коснулся моей груди, пробежался пальцами по выпирающим рёбрам, опустился к животу, заставив мышцы сжаться. Огладив округлый животик, он опустил руки ниже, скрывая их за тканью платья. Я не видела, что он делает. Но так ярко чувствовала. Его пальцы коснулись внутренней части бедра, нажали на половые губы поверх ткани белья, массируя мой комок нервов. Тело словно свело судорогой от его действий — я выронила из руки карандаш, впиваясь в кожу пальцами. А он, довольный реакцией моего тела, отодвинул в сторону край моих трусиков, пробираясь пальцами внутрь. И я протяжно застонала, откидывая голову на его плечо. Я закинула руки назад, цепляясь за его напряжённые плечи. Он насиловал меня своими пальцами, игрался с клитором, пока я шептала ему на ухо, прикусывая мочку. — Ох… быстрей! — я стонала ему в шею, зацеловывая до засосов, насаживаясь на его пальцы. Тело требовало разрядки, сейчас же, сию минуту. Он растягивал меня изнутри, нажимал на стеночки, царапал, а извивалась в его руках, как лоза. Мне было мало, чертовски мало его манипуляций. Я хотела чего-то большого, хотела его всего. — Саша… п-пожалуйста… — я вцепилась в его руку, толкая ту глубже в себя. — Дикарка… — он произнёс это так восхищённо, с таким звериным желанием, глядя на движение наших рук. Почти… ещё чуть-чуть… Но он, не повинуясь натиску моей руки, прекратил свои действия, из-за чего я громко и недовольно кричу, чувствуя, что разорвусь на куски, если он сейчас же не потушит пожар внутри меня. Я вскакиваю на трясущихся ногах, опрокидывая стул. Поворачиваясь к Саше лицом, с остервенением припадаю к его губам, терзая их, кусая, и посасывая каждую по отдельности. В то же время мои дрожащие руки стараются как можно быстрее разделаться с его ремнём, пока он разрывает платье — пуговицы с грохотом падают на кафель. Моё платье летит на пол, и я остаюсь лишь в тоненьких трусиках. Хватаюсь за края его штанов вместе с боксерами, тяну их вниз. Мы движемся куда-то в сторону, оставляя за собой дорожку из одежды. Он перешагнул свои брюки, сжимая мою талию руками, и с силой припечатал меня в ближайшую стену. Мы оба были не в силах дойти до кровати. Не в нашем состоянии. Он подхватывает меня под ягодицы, и я тут же обвиваю его торс ногами, чувствуя, как он начинает заполнять меня всю. Эта животная страсть накрыла нас обоих, снося крышу окончательно. Он вдалбливал меня в стену, кусая, а затем зализывая мою шею. Я царапаю его спину до крови, срывая голос от криков. Он сжимает мою талию и грудь огромными ладонями до синяков. И нам мало, мы чувствуем, как нам невыносимо мало друг друга. — Аня… — он задыхался. — Ах… — Ты… блять, чертовски узкая. И его слова стали пиком: я чувствую, как сжалась вокруг него. Он толкнулся ещё раз и задрожал, кончив мне на бедро. По нам струйкой бежал пот, тела сотрясались. Я висела на нём, не в силах пошевелится, а он тяжело дышал, уткнувшись мне в шею. — Я… — дыхание сбилось от криков. — Я, кажется, догнала физику. — Нет… — он хрипло смеялся, сотрясаясь всем телом. — Тебе нужны дополнительные занятия. Как можно скорее.