ПТСР по-перводомски

Скажи, Соловушка, зачем он тебе? Разве я отказал бы, избери ты кого-либо из эльфов Дориата? Или пусть даже golda — лишь бы не из проклятого дома Феанора. И что же? О. Брилева «По ту сторону рассвета»

Автор задумчиво погрыз кончик карандаша, повторяя про себя закономерный вопрос Элу Синголло, заданный непокорной дочери. Представил обиженно-непонимающий взгляд Короля, узкое породистое лицо, со знанием дела и эффектно оттененное светом, льющимся сквозь специальные окошки, проковырянными уже не мастеровитыми гномами, но выслуживающимися подданными. Узрел непримиримо вздернутый подбородок девы, прищуренные серые глаза, вздымавшуюся от частого и нарочито взволнованного дыхания грудь. На какое-то мгновение забылся, загляделся на вычурную вышивку лифа, потом почесал проклюнувшиеся рожки и нехорошо так ухмыльнулся. - А то! – Лютиэн упрямо мотнула головой, как норовистая лошадка. Черное покрывало волос стегнуло по спине и накрыло переплетенные руки. Тингол поморщился – этот жест чаще всего являлся предтечей разбитых ваз, долгих и бурных истерик, вызванных закономерными капризами. И, как выяснилось, причиной могло быть и замужество. - Он мой! – синдэ так притопнула ногой, что вынудила отца дернуться и приглядеться, не пострадали ли дорогие мраморные плиты. – Я его нашла! Привела! Отбила… - Выстирала и высушила, – закончил Король, закрывая глаза длиннопалой рукой. – Прямо не муж, а какая-то свободолюбивая простыня. - Папа! – возмущенно взрыкнула Тинувиэль, меча взглядом искры. - Папа, папа, – согласился Элу, возвращаясь к трону, поскольку ноги стали предательски подрагивать. – Была умница-дочка, а она откопала мне сыночка… Чего молчит-то, выстраданный твой? Гордый? Или немой? Лютиэн перевела взгляд влево, заметно смутилась, но позиций не сдала. - Он плохо говорит на синдарине, отец, – проигнорировав возмущенное сопение сбоку, принцесса посильнее сжала руку и добилась-таки молчания. - Ну да, сквозь кляп это как-то нелегко. – покладисто согласился Король. - Зато хорошо ругается на нолдорине! – парировала синдэ, отстаивая честь и достоинство своей добычи. – А в нашем королевстве это запрещено! - Значит, ты его избавила от искуса сквернословия. – Тингол умилился бы выдумке дочери, если бы не некоторые но. Молчаливая «добыча» была высока, относилась к виду эльда, подвиду нолдо, а, судя по тяжелому взгляду и общим признакам – восьмиконечная звезда, вычеканенная на пуговицах, пряжке ремня; выполненная в виде фибулы плаща; руническая вышивка, складывающаяся в сакраментальное «Мы дали зуб, что свистнем Сильмариллы», клеймо на рукояти меча «Мадэ бай Феанаро фор беловд сан намбер 3» - класс оной особи был феаноринг. Тингол подавил малодушное желание побиться головой о спинку трона и приступил к повторному осмотру. Нолдо был мил. Ладно, симпатичен. Ну, ладно-ладно, красив. Так, хватит вкрадчиво сопеть мне в ухо! ПРЕКРАСЕН был этот нолдо. Замирал от вида его дух, спирало дыхание, поджимались пальцы, хотелось прижать буйну головушку к груди, погладить кудри златые, утешить скорбь необъятную, что морщинами впечаталась в лоб высокий… Что? Перебор? Зубки от кариеса свело? Ну и не мешай тогда. В общем, непривычно золотоволосый феаноринг столь же непривычно … вписывался. Подходил и к вычурному убранству Менегрота, оттенял красоту дочери, одновременно сияя своею же и вообще. Породист, хорошая родословная, вон как вытянулся-подобрался, хоть сейчас на выставку… Тингол представил себя в качестве хозяина феаноринга-медалиста. А там как раз потомство пойдет, так можно свой питомник открывать… - … в общем, если его братья придут – ты нас не видел и не слышал. Я у дяди Келеборна спрячусь, ну, как тогда. Он не откажет. – Лютиэн подталкивала сопротивляющегося нолдо в спину, одновременно сжимая в руках конец веревки, которой феаноринг был перетянут, как сушеная рыба. Которую не плохо было бы запить пивом. «Пригласить Келеборна, осчастливить его…» - Король внезапно вздрогнул, опомнившись. - Братья? – переспросил он. Лютиэн шепотом выругалась на гномьем, заработав изумленный взгляд от нолдо, но все-таки повернулась к отцу. - Братья?! – в голосе Тингола послышалась плохо скрытая истерика. Тинувиэль хотела было что-то объяснить, но отец был глух к доводам. Просто не слышал. - БРАТЬЯ?! – взвизгнул Король, в качестве подтверждения упершись взглядом в ехидно-довольную физиономию феаноринга. Тот пробурчал что-то сквозь кляп. Что-то не совсем почтительное, приблизительно содержащее «братья, братья». - Дочь моя, мать твоя майэ, отец твой я, скажи, что за ним придет Маэдрос или Маглор. – Тингол привстал с трона, но оторвать рук от подлокотников и простереть их в умоляющем жесте не смог, зацепившись рукавами за потрескавшееся дерево. – Скажи… Лютиэн стыдливо потупилась, шаркнув туфелькой по полу. Король рухнул седалищем на кресло и приложился-таки затылком об спинку. - Кто?! – трагично спросил он, мало на что надеясь. - Да был там, какой-то. – синдэ внезапно шарахнулась в сторону от пленника, услышав его гневное рычание. – В смысле Куруфин. «Один» - облегченно подумал синда, собрался было выдохнуть, но скоропалительно приобретенное умиротворение внезапно скукожилось в едкий комок, и настойчиво полезло обратно в горло, в итоге застряв где-то посередине. В светло-серых глазах феаноринга явно читалось торжество и презрение. «Как же, один. Ну-ну. Мечтай-мечтай, королек – птичка певчая». «Значит, придут все. И кровные родичи и вассалы. И сочувствующие.» - надо было что-то сказать, поэтому Тингол просипел, не в силах справиться с собственным голосом. - Почему он?! - Я люблю его – невинно хлопнула глазками принцесса. Точно так же, в юном возрасте она полюбила кота и извела мать просьбами сделать кису ездовой. Повзрослев, девочка полюбила украшения и одежду, выматывая не столько родителей, сколько портних и ювелиров Сокрытого Королевства. И прогрызала нехилую дыру в государственной казне. Предпоследней «любовию» Лютиэн был Даэрон – и то, несчастный менестрель, посмевший ответить деве взаимностью, вскорости раскаялся в своем поспешном решении. Сумасбродка измочалила певцу душу, то привечая, то отталкивая, меняя свое решение по нескольку раз на дню. А последней «судьбой» был человек. Кстати! - Стоп. А тот-то где? Сын там чей-то, вассал Финрода? Лютиэн нахмурила бровки, задумавшись над вопросом. Покосилась на феаноринга, но тот хранил неподкупное молчание и лишь возвел глаза к небу. Точнее, к потолку. Видеть сквозь камень нолдо все-таки не умел. Тингол вскинул бровь, изломил её вопросительно. Молчание продолжалось. Лицевые мышцы постепенно затекали – Король вздохнул и привел брови в нормальное положение. - Ах этот! – вспомнила принцесса. – Это прошлый век, па. Немытые человеки – фи. Вот нолдо это да. – синдэ одобрительно крякнула и покровительственно хлопнула пленника по ягодице. Тот издал мученический стон и смиренно склонил голову. Тингол поймал упавшую челюсть и совершенно утвердился на счет предстоящей попойки. По крайней мере, чтобы забыть и вымыть из памяти это воспоминание. В этот момент дверь тронного зала распахнулась и впечаталась на пядь в стену. На пороге, тяжело дыша замер еще один незнакомый эльф. В его левой руке струною был натянут поводок из мифриловой цепи, заканчивающийся мохнатым, отчаянно скребущим когтями по многострадальному мрамору, псом. На кулаке правой руки был намотан ремень, на котором болтался приснопамятный человече. Ему Тингол обрадовался как родному. Если бы не вооруженный отряд за спиной нэра с собачкой. Лютиэн оттеснила своего феаноринга к стене и прикрыла телом, нехорошо уставившись на вторгшегося чужака. Тот, собственно, отвечал таким же «ласковым» взглядом, в котором мелькала-таки искра теплоты и участия, когда в поле зрения попадал пленный сородич. В сродстве этих двоих Тингол не сомневался – более того, прибывший был до скрежета зубовного похож на некий словесный портрет, прибывший осанвэ-почтой под грифом «Разыскивается особо опасный эммм… принц. Просьба, при встрече запомнить место и время. Вступать в контакт запрещается, в противном случае, Валинор ответственности за моральное уничтожение и физическое втаптывание в грунт не несет. ЗЫ: Объект чаще всего передвигается в окружении семерых детей.» Иными словами, на Феанора. Куруфин, а это был именно он, выпрямился, подтащил за поводки свою «свору» и изрек. - Значит так, граждане тунеядцы, балующиеся киднеппингом. – нолдо криво усмехнулся. Эту ухмылку охотно подхватили сопровождающие его воины – их светлые глаза нехорошо мерцали в сумраке тысячи пещер, напоминая блеск глаз невиданных хищников, что селятся в шкафах непослушных синдар. Тингол дернул кадыком и почуял предательскую каплю пота, скользнувшую между лопатками. - У вас – товар, у нас – купец. – продолжил феанороподобный феаноринг. – Будем договариваться или как? – один особо могучий воин потянул из ножен клинок, показывая «как» будет в случае отказа. Радужные видения питомника потрескались и с крупяным шорохом осыпались куда-то в пятки, вслед за перетрусившей душой. Все сознание отчаянно протестовало против этого «иликака», шикало на поднимавшее голову самодурство и требовало удовлетворить просьбу нолдо полюбовно. Несмотря на волчий взгляд дочери и нахально-торжествующий смешок пленного. Лишь бы ушли. Не побили ваз и витражей и не поцарапали мраморные плиты. - Насяльника, - синда от нервов перешел на родной диалект, поэтому последовавшие фразы были восприняты карательным отрядом так – аглбымагалбы, зашем ругаешься? - Чего? - Шшего? Аламбыбагарымба брата – Король ткнул пальцем в светловолосого нолдо, возмущенного до глубины своим новым прозванием. - Папа!! – возмущенной кошкой взвизгнула принцесса, вжимая собой феаноринга в стену дворца. – Как ты можешь?! - Ну, не за Камнем же его посылать – справедливо заметил Тингол. - И то верно, - поддакнула дева, немного отодвигаясь. Пленник, наконец, смог вздохнуть полной грудью, этот жест ни от кого не утаился и уподобился вожже, хлестнувшей просителей чуть пониже спины. Куруфин вздрогнул и дернул ремнем, запуская человека в увлекательное путешествие по тронному залу. Тот юзом прошел по широкой дуге, чуть было не задев Короля, во время поджавшего ноги и взобравшегося с ними на трон, чтобы в итоге приникнуть в ласковые объятия девицы, по инерции отталкивая её от феаноринга. Обретя свободу, нолдо не стал разыгрывать комедию и дожидаться, пока его позовут или позволят отойти к родичам. Метнулся сам, скрылся за спиной брата, окруженный взволнованными последователями. Они сгрудились вокруг лорда, одновременно развязывая хитроумные узлы вервий, оценивая нанесенный ущерб и вытаскивая изо рта кляп. Вокруг могучей кучки кругами носился пес, тоже алкая встречи с любимым хозяином. Собравшиеся ждали три минуты, потом пять, потом десять. Наконец, Куруфину надоело слушать приглушенный писк старшего брата, которого, видимо, раздирали на кусочки – с ошарашивающей обстоятельностью он цапнул его за воротник и приподнял как нашкодившего котенка. Лютиэн томно вздохнула, оценив возможности феаноринга, запоздало признавая совершенную ошибку. Блеснул вытащенный из голенища нож, беззвучно опали разрубленные веревки – поставив брата на пол, Куруфин осторожно потянул кляп из его рта. Получив свободу голоса Келегорм размял затекшие челюсти, белозубо ухмыльнулся окружающим воинам и разразился тирадой, в которой поминал Тингола, его дочь, смертного, тупоумных синдар и почему-то курительный табак. Яда в феаноринге накопилось на несколько лет вперед, поэтому, чтобы, наконец, убраться из порядком поднадоевшего места, младшему пришлось зажать его рот ладонью. - Значит так. Мы пошли, а вы оставайтесь. – веско подытожил он. – А вы, нис, слушайте внимательно и не говорите потом, что не слышали. Увижу рядом с моим братом, этим или любым другим – скую пояс верности и потеряю ключ, компрене? – Лютиэн машинально кивнула. Тинголу феаноринг ничего не сказал, лишь презрительно фыркнул. «И они еще смеют упрекать, кого бы то ни было в плохом воспитании детей?! За собой бы следили!» Посольство нолдо, окружив воссоединившихся братьев, чеканя шаг, распевая походные частушки, потрясая кольчугами, мечами и бубнами, удалилось прочь. В тронном зале повисла настороженная тишина. Тингол не мог поверить, что отделался столь малой кровью. Муха, осмелившаяся взлететь со спинки трона, сделала несколько кругов почета по помещению и присела отдохнуть на люстру. Оттуда обзор был лучше. Принцесса медленно закипала – мало того, что отобрали новую игрушку, так еще запугали. -Ну, я пошел? – внезапно подал голос Берен. Тингол милостиво махнул рукой, позволяя тому делать все что угодно. Смертный попытался поймать взгляд насупленной девы, потерпел неудачу и пошел на выход, справедливо задумавшись о собственном здравомыслии. Кажется, поход за камнями откладывался по техническим причинам. Дверь глухо клацкнула, закрывшись за барахирионом. И тут принцессу прорвало. Вопли «папа», «доколе», «какого балрога» раздраженным хрусталем звенели в ушах синдара, мечтавшего о покатом, чуть запотевшем боку двухлитровой бутылки с элем. - С меня хватит! – Тингол взвился на ноги и рявкнул, выскакивая в боковую дверь, ведущую в потаенный коридор. – Выходи хоть за гнома! У короля и королевы синхронно дергался левый глаз. Перед их троном замерла живописная скульптурная группа – статная дева, тискающая пенькообразного рыжебородого гнома. Муха, засмотревшись на это светопреставление, попалась в паучью сеть. Сам членистоногий ткач от такой неожиданной удачи свалился на пол и погиб смертью храбрых, но невзрачных, под подошвой нервно хихикающего Даэрона. Последний понял, что теперь его ничего здесь не держит, и, собрав вещи, отправился в долгое целительное путешествие по территориям феанорингов. Там порой орки бегали. Их хоть убивать можно. Лютней по голове. Флейтой в ноздри. Арфой крошить позвоночник. Загонять медиаторы под ногти. И выть «Белый я стрекозел любви» сводя тварей с последнего ума. Орки икали от ужаса, ощущая смутно надвигающуюся угрозу. Феаноринги, вместе с одумавшимся Келебримбором и подоспевшим Береном, изумленно взирали на интригующе и ритмично подрагивающие кусты. Хуан флегматично вычесывал блох из-за правого уха правой же задней лапой, при этом держась зубами за штанину обретенного хозяина. Нужна постоянная бдительность и внимательность! Так чихнешь, а владелец уже женат! А это совсем-совсем-совсем не правильно. В небе насмешливо кудахтал Торондор, метко гадя на свежевыстиранную и подсыхающую мантию Моргота. Последний грозил нахальной птице кулаком, ругался предпоследними словами и пинал под жесткий зад упирающегося Глошу, басовито твердившего хозяину: – Рожденный ползать летать не хочет! Саурон заливал горе спиртом, предчувствуя если не скорую гибель питомца, еще не умеющего планировать с балкона Тангородрима (а кто умеет-то?!), то скорую генеральную уборку и день стирки. А у него на бесплатный порошок, которым снабжали его хозяина вастаки, была аллергия. Значит, снова насморк и шерсть будет клочьями лезть. Значит что? Значит опять уборка. Круг замкнулся. Автор не виноват - это не персонажи такие, а мир такой.