Белые руки Красной Смерти

Мелкий и противный дождик шёл уже несколько часов. Он мягко стекал вниз по сочным, зелёным листьям деревьев, покрывал ручейками холодные, гранитные надгробия, усеивал капельками чёрную ткань платья королевы Орнеллы. Вдовствующей королевы Орнеллы. Она стояла перед памятником супругу, и всё происходящее казалось ей сном — и дождь, и испачканные в вязкой грязи туфли, и ребёнок внутри, который никогда не увидит своего отца. Король Джузеппе обещал любить её и их детей, но обещание ему выполнить не пришлось. То, что осталось от него, растоптанного разъярёнными кабанами, пришлось хоронить в закрытом гробу — но об этом Орнелла точно не жалела. Смотреть на точно слепленное из воска безжизненное лицо любимого мужчины она бы не смогла. — Ваше Величество, пора возвращаться, иначе Вы можете простыть и заболеть. Это может повредить наследнику, Вы же помните, что говорили лекари. Ребёнок очень слаб, он может умереть уже сейчас, даже не родившись. Состояние очень опасное, — скрипучий голос камердинера словно вытащил Орнеллу из вихря воспоминаний и тяжёлых мыслей. — Да, конечно. Уже иду. — Орнелла аккуратно сложила маленькие руки на округлом животе, наклонилась к надгробию так, что почти коснулась губами ледяного гранита. — Ваше?.. — Спи крепко, Джузеппе, — свистящий шёпот королевы заставил слугу умолкнуть и внимательно прислушаться. — Пусть никто не тревожит твой покой. Я выращу нашего сына достойным правителем, обещаю. Я назову его Просперо… Я ведь знаю, тебе нравилось это имя. Оно означает «успешный, удачливый»… Прекрасное имя, достойное будущего короля. Прости. Прощай. В карете было тепло, и Орнелла почувствовала себя спокойнее. Материнский инстинкт настойчиво отгонял картины мрачного надгробия, мелкого дождика и хлюпающей под ногами грязи. Материнский инстинкт требовал сосредоточиться на главном — на маленькой, едва теплящейся жизни внутри, которой Орнелла собралась посвятить себя целиком. Просперо рос бойким, весёлым мальчиком. Он не мог ни минуты спокойно усидеть на месте, друзья тянули его за собой, он постоянно убегал куда-то, залазил на деревья, падал, обдирая колени в кровь. Королева Орнелла же неумолимо старела — первые морщины собрались в уголках тёмно-карих глаз. Тем временем всё королевство сильнее и сильнее погружалось в тревогу — необъяснимая болезнь, названия которой и придумать-то никто не мог, не только не исчезала, но и продолжала набирать обороты. Число жертв, ранее не внушающее особого страха, теперь росло с удвоенной силой, словно кто-то запустил дремавший до этих дней механизм смерти. — Что мы будем делать, Ваше Величество? — с этого вопроса начался очередной Совет. — Мы должны найти лекарство. Чем заняты наши лекари? — Они работают, Ваше Величество. Но они в замешательстве — раньше они ни с чем подобным не сталкивались. Они не понимают, как затормозить болезнь, а уж тем более как исцелить. От появления сочащейся из всех пор крови до смерти проходит не более получаса. — Это ужасно, — королева прикрыла лицо рукой, морщась от сильного приступа головной боли. — Но пусть лекари продолжают свою работу. Я предоставлю им лучшие лаборатории и лучшие инструменты, они в любой момент могут попросить у меня деньги из казны. Я готова на всё, лишь бы победить эту болезнь! Когда собрание окончилось, королева вышла во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха. Просперо не было на том месте, где она разрешила ему играть — опять убежал. Орнелла обняла себя руками, стараясь унять тревогу, но выходило плохо. С тех пор, как болезнь (наречённая суеверным народом «Красной Смертью») превратилась в настоящую угрозу, ей всё чаще хотелось буквально запереть Просперо дома и никуда его не отпускать. Королева ловила себя на мысли о том, что болезнь пугает её вовсе не потому, что уничтожает жителей королевства — она боится лишь того, что окровавленные руки недуга доберутся до её сына. Однако, Просперо тревог матери вовсе не разделял. Вот и в тот вечер вернулся совсем поздно с другими детьми, весь в грязи и очередным ободранным локтем. — Мне не нравится, что ты слушаешь этих детей и уходишь с ними, когда я запрещала тебе так поступать, — но сын не удостоил Орнеллу ни словом в ответ. Королева, стиснув зубы, вырывала у себя всё новые седые волоски — а уже взрослый юноша Просперо мог сутками не появляться дома. Окружённый собутыльниками и развратными девицами, он радовался жизни, как мог — а что ещё оставалось, когда, может быть, уже завтра из твоих пор начнёт сочиться красная жидкость, и жизнь твоя кончится. — Я устала от этого, — слёзы стекали по впалым щекам Орнеллы, когда Просперо, благоухающий перегаром и потом, всё же возвращался. — Я не могу так больше! Эти твои друзья… Я тебе уже столько лет говорю, что они не доведут тебя до добра! Они пользуются твоими деньгами! Они… Они шакалы! Они кровь твою пьют! Ну послушай ты мать… — Не твоё дело, — голова принца гудела, и меньше всего на свете ему хотелось выслушивать морали стареющей матери. Он умывался ледяной водой и падал на кровать одетый, не в силах даже стянуть сапоги, чтобы, проспавшись, закатить вместе с друзьями очередную пирушку. Болезнь, тем временем, набирала всё больше и больше силы. Сами лекари умирали один за другим, даже близко не подойдя к разгадке самой страшной загадки — откуда же берётся Красная Смерть? Она возникла абсолютно из ниоткуда, будто чёрт выпрыгнул из табакерки, и принялась за свою ужасную жатву. Королева Орнелла бросила вырывать у себя седые волоски — это стало бесполезным. Вся голова её теперь была усыпана серебристыми прядями, а кожа напоминала высохший лист пергамента. Орнелле так хотелось быть сильной, хотелось защитить сына ото всего — от болезни, от его дурной компании, от всего мира. Спрятать, закрыть, нацепить сотни замков на единственного и самого любимого мужчину в жизни... Но тому было всё равно — теперь уже совсем взрослый мужчина, Просперо по-прежнему находился в объятиях похоти и разврата. Его, казалось, совсем не волновало то, что происходило вокруг — он уверовал в то, что родился под счастливой звездой, что Красная Смерть закрыла на него свои мёртвые глаза. Когда умирал кто-то из друзей, Просперо не волновался — свита его прихлебателей была слишком велика, чтобы переживать о ком-то. Орнелла же искала выход — кто виноват в том, что её сын опустился в самую грязь? Самого Просперо она винить не могла — любимый сын казался ей непогрешимым, милым и добрым мальчиком, которого просто втянули в калейдоскоп разврата. Втянули… И в один день в голове старой, одинокой женщины будто щёлкнуло. Она нашла виноватых. Друзья. Проклятые прихвостни и глупые потаскухи. Вот кто виновен. Вот от кого нужно избавиться. Безлунной ночью, когда темнота опустилась на королевство, Орнелла, укутанная в чёрный плащ, выскользнула из замка и быстро побежала вниз по течению реки. Лес, раскинувшийся там, казался диким — ухали совы, а кроны деревьев складывались в причудливые и страшные картины. Орнелла не боялась — она знала, это путешествие принесёт ей избавление. Тропинка в лесу была путаная, грязная, ветки больно хлестали по ногам, а потом след и вовсе кончился. Орнелла побрела в самую чащу, интуитивно чувствуя верную дорогу. Она была здесь лишь один раз — но этот раз отпечатался в её памяти на всю жизнь. Она знала — она найдёт верный путь даже с закрытыми глазами. Река, тропа, деревья, чаща, густой туман — и небольшая, деревянная лачуга со скрипящими ставнями. Орнелла чувствовала — Симона тут. Та самая ведьма Симона, жуткая молва о которой ходила по всей стране. Сколько бы раз её не пытались схватить и казнить — всё безуспешно. Все, кого посылали за головой Симоны, никогда не возвращались назад. Постепенно Симона стала живой страшной легендой, которой матери пугали своих детей — и только Орнелла знала, что Симона вовсе не миф. Она знала, Симона — брюнетка с горящими зелёными глазами, которая выглядит совсем юной, хотя, если верить слухам, ей уже не меньше сотни лет. А ещё Орнелла знала, что колдовская сила Симоны вовсе не ложь — именно Симона в ту самую роковую ночь вдохнула жизнь в умирающий в её животе плод, обменяв его смерть на жизнь короля Джузеппе. После той ночи Джузеппе и погиб на охоте — просто умер, сидя верхом на лошади, и упал прямо под ноги кабану — на зверя потом всё и списали. — Давно не виделись, Ваше Величество, — в обращении Симоны столько яда, что он по каплям просачивается в воздух, но Орнелла лишь тихо склонила голову и села на деревянную, отсыревшую скамейку. В доме Симоны нет королей и королев, нет авторитетов и тех, кто склоняется перед ними ниц. Здесь есть лишь жизнь и смерть. — Симона… Помоги мне. Спаси. Мой сын, он… Падает в бездну. Но он ни в чём не виноват, это всё его друзья!.. — Ты… — голос Симоны — тихий, приторный, будто патока, с лёгкой хрипотцой. — Хочешь получить жизни друзей Просперо? — Я заплачу столько, сколько пожелаешь! — Орнелла вскочила, прижав руки к груди, но тут же отшатнулась — ведьма будто одним прыжком приблизилась к ней и заглянула прямо в душу через слезящиеся, подслеповатые глаза. — Ты же можешь это сделать… — Ты просишь не меньше тысячи жизней, Орнелла, — Симона отошла к окну, повернувшись спиной к королеве. — Ты знаешь цену. За каждую жизнь нужно отплатить жизнью, причём дорогой для тебя жизнью. Жизнь твоего Просперо куплена на жизнь Джузеппе. У тебя есть тысяча близких людей, Орнелла? — Нет, но я… Может, есть возможность сделать это как-то иначе?! Мне больше некуда идти, — по сухим щекам побежали дорожки слёз, которые Симона с отвращением проводила взглядом. — Возможность есть. Думаю, она тебе подходит, — Симона взяла со стола небольшой, продолговатый предмет — в полумраке лачуги королева не могла понять, что это. — Ты — демон, Орнелла. И люди демоны. Все вы хотите брать, не давая ничего взамен. Все вы хотите пожинать, ничего не посеяв. У всех вас одна судьба. Что же, устрой свою жатву! Орнелла даже охнуть не успела — секунда, и тот самый непонятный предмет оказался в её груди с левой стороны. Резная рукоятка со змеёй, обрамлённой синими камнями по контуру. Кровь на светлой ткани платья. Кинжал. Лачуга и искажённое яростью лицо ведьмы, растаявшее в глазах. Когда Орнелла пришла в себя, то обнаружила, что кинжала в груди больше нет, а сама она лежит на холодном полу. — Я… жива?.. — королева изумлённо пощупала собственную руку, точно не веря, что она настоящая. — Где я? Место, в котором Орнелла оказалась, точно не было жилищем ведьмы Симоны. Высокие, тёмные потолки, тяжёлая резная дверь, которая была заперта, задёрнутые голубыми шторами окна. Она никогда не бывала здесь раньше. Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вошёл человек (хотя, человек ли)? Лицо существа, одетого в чёрный балахон, было скрыто капюшоном, доходившим до самого подбородка. — Я… — начала было Орнелла, но фигура лишь вскинула руку, тем самым велев королеве молчать. — Я всё знаю, — женский скрипучий голос разнёсся по залу. — Кто ты, что ты и зачем ты тут. Тысяча жизней, Орнелла. — Я не понимаю… — Я всё объясню. Но ты должна дать ответ. Тысяча жизней, Орнелла. Ты действительно готова пойти на это? Ты готова к проклятью? Я могу дать тебе силу, но ты должна быть готова. Орнелла глухо сглотнула. Тысяча жизней. Жизнь единственного сына. — Я готова, — тихо ответила королева, прикладывая к груди вспотевшие ладони. — Так узри, — женщина откинула капюшон, и Орнелла с громким криком отшатнулась. Лицо женщины напоминало труп — оно и было лицом трупа. Белые, точно снег, редкие волосы безобразной паклей спадали на её плечи. Тёмные круги очерчивали пустые глазницы. — Кто ты?! — крик Орнеллы ударил в окна зала. — Я та, кто может забирать жизни без числа. Я та, кому не нужно платить. Я та, кто даёт силу тем негодяям, которые жаждут чужой жизни, не имея при этом ничего за душой! — Я не понимаю… — Не понимаешь, значит, — женщина горько усмехнулась и накинула капюшон обратно, скрывая посиневшую кожу. — Как ты думаешь, Орнелла… Что такое Красная Смерть? Ты думаешь, это болезнь? О нет… Красная Смерть — проклятье презренных людей, что хотят напиться чужой крови. Все те, кто жаждали жизни без платы… Все вы мои слуги! Так иди же, неси своё проклятье! — и Орнелла почувствовала, как ледяная рука с гниющими ногтями впивается ей в то самое место, где раньше находился кинжал Симоны. О безумное затее принца Просперо судачило всё королевство. Поговаривали, что с тех пор, как исчезла мать принца, он окончательно впал в неистовство. Принц заперся в укреплённом монастыре вместе с тысячей друзей и устроил маскарад невиданного доселе размаха. Орнелла брела среди людей, скрывая лицо и тело, укутавшись в чёрный саван — люди шарахались от неё и обходили стороной. Впрочем, ей было всё равно, она уже не была живой. Достаточно было одного её прикосновения к человеку, и уже через полчаса его жизнь заканчивалась в страшных муках — в этом Орнелла убедилась, случайно коснувшись врезавшегося в неё мальчишки. — Не солгала, — лишь тихо прошептала она, когда кровь хлынула из пор ребёнка. — Я и вправду Красная Смерть… Путь до монастыря был неблизкий, но Орнелла преодолела его быстро — новое тело, тело покойницы, усталости не чувствовало. Бывшая королева вошла, совершенно не таясь, — после превращения она перестала походить на себя прежнюю. Не было больше тех русых волос, карих глаз и лёгких веснушек, была лишь мёртвая белизна кожи да пустые глазницы. Когда Орнелла переступила порог и вошла в круг ряженых, часы уже пробили полночь. Друзья Просперо походили на чертей из ада — они орали, пили, ругались, кто-то дрался, кто-то творил разврат. Сам Просперо показался Орнелле чужим и родным одновременно. Располневший, небритый, разнузданный — внутри бывшей королевы лишь сильнее разгорелась ненависть ко всей этой пирующей толпе. Пирующие, однако, тоже быстро заметили Орнеллу. Сложно было не заметить её — публика пришла в ярость. Никто из них не дерзнул обрядиться Красной Смертью, изобразить ужасный багрянец на лице, залить кровью одежду — это было слишком даже для них. Толпа роптала, приняв Орнеллу за зарвавшегося шутника. — Схватите негодяйку, сорвите с неё маску! Казним её утром! — ряженые устремились к незваной гостье, выкрикивая проклятья. — Устрой свою жатву! — промелькнули в голове Орнеллы слова ведьмы. Быстро, почти танцуя, бывшая королева касалась тех, кого ненавидела — друзья Просперо падали один за другим, обливаясь кровью и умирая. Пирующие застывали в оцепенении, падали, пытались бежать — но никому было не скрыться от смертоносного танца Красной Смерти. Она была быстрее их всех, быстрее даже самого ветра. Она несла смерть, смерть ужасную, кровавую, и не чувствовала при этом ничего — лишь удовлетворение. Враги сгинут. Умрут. Просперо будет жить нормальной жизнью. Жатва закончилась. Горы трупов валялись по всем монастырю — ступить было негде. Побледневший Просперо сидел в углу — тело отказывалось двигаться. С ужасом смотрел он, как один за другим умерли его товарищи, а сердце почти выпрыгнуло из груди, когда фигура в саване двинулась к нему. — Просперо… — раздался негромкий, хрипящий шёпот, который будто вывел принца из оцепенения. С громким возгласом кинулся он прочь, подальше от этого жуткого места. — Стой! — мать рванулась к сыну. Вскрик. Холод. Рука в руке. Орнелла немигающим взглядом смотрела на руку сына в своей, гниющей и холодной, словно не верила, что всё это происходит наяву. Забыла, потянулась на эмоциях, на миг будто ожила — и опомнилась, как от ведра ледяной воды. Касание — пусковой механизм. Проклятье. Все люди Красной Смерти прокляты. Просперо умер спустя полчаса, пачкая кровью руки и саван той, что уже никогда не найдет покоя.