first love

Иногда то, что мы считаем мёртвым, долго ещё не хочет умирать. О. Уайльд

Каждый вечер Юнги доставал из шкафа небольшую металлическую коробочку и садился на диван. Спустя столько лет пальцы уже не дрожали, поднимая погнувшуюся в некоторых местах крышку, а дыхание не сбивалось, когда он смотрел на улыбающегося с фотографии юношу. Это было достижением. Юнги осторожно взял помятую фотографию и вздохнул. За шесть лет лицо на ней, конечно, совсем не изменилось. Всё та же широкая улыбка и лучистые глаза, которые, Юнги помнит, всегда заставляли его чувствовать себя чуть лучше. — Ты всё такой же, — тихо проговорил мужчина, проводя большим пальцем по запечатлённой щеке, — И навсегда таким останешься. Юнги облизнул губы и откинулся на спинку дивана, не выпуская снимок из рук. Прошло столько времени, а он до сих пор не может оставить это позади. Воспоминания преследовали его каждую ночь, вселяя пережитый ужас снова и снова. Каждую ночь Юнги до боли сжимал ладонь Хосока, видя во сне одни и те же глаза. Те самые, что когда-то искрились восторгом и юностью и могли осветить весь мир. Глаза, смотря в которые Юнги понимал, что он лучше, чем о себе думает. Мужчина сжал губы и отвёл взгляд. Он даже не мог заплакать, чтобы стало легче. — Эй, я дома, — Юнги услышал, как открылась дверь, и увидел вошедшего в комнату Хосока. В руках у него были большие пакеты с продуктами, и Мин поспешил помочь ему. — Спасибо, — Хосок разулся и потянулся, — Тяжёлый был день. А как ты? Юнги обернулся, ставя пакеты на стол, и пожал плечами. — Как обычно. Хосок улыбнулся и чмокнул Мина в щёку. — Я соскучился. Юнги на секунду заколебался. — Я… тоже. Хосок сдержанно кивнул и бросил взгляд на журнальный столик у дивана. В груди неприятно кольнуло, но он предпочёл проигнорировать это. Не увидел ничего нового. Каждый вечер Хосок заставал Юнги за рассматриванием старых фотографий. Он знал эту историю от начала и до конца. Знал, что за юноша изображён на снимке, всегда лежащем поверх прочих. И знал, как много этот парнишка значил для Юнги. Хосок помнит, как четыре года назад, когда они с Юнги встречались уже несколько месяцев, он, наконец, узнал, откуда в его глазах столько холода и отчаяния. Помнит, как дрожащим голосом Мин рассказал ему, что пару лет назад был влюблён в своего ученика. Юнги тогда преподавал игру на фортепиано, и Чонгук — тот самый юноша — пришёл к нему по объявлению. Грустно улыбаясь, Юнги говорил, что тогда его жизнь изменилась. Он влюбился в длинные бледные пальцы, влюбился в лучики морщинок, собиравшиеся у глаз всякий раз, когда Чонгук улыбался, сыграв несложный этюд. В каждое движение и каждое слово. В каждый поцелуй и каждое объятие. И Юнги был счастлив. Потому что никогда и никого прежде не любил. Он был счастлив до тех пор, пока жизнь Чонгука не оборвалась в ослепляющем свете фар. Хосок опустил голову и поджал губы. Отчего-то теперь он не мог заставить себя сойти с места. Он знал — Юнги отдаёт ему всё, что у него есть. И не сможет дать большего, даже если пройдёт двадцать лет. Но Хосок не мог перестать чувствовать обиду, понимая, что ничего уже не изменится. Что каждый вечер он будет видеть Юнги сидящим на диване с клочком бумаги в руках. Что всю жизнь будет делить его с призраком. Хосок наклонился и осторожно взял фотографию в руки. На обороте размашистым почерком написано: «Ты и я. Мой первый концерт. Запомни этот день, хён.» Он поднёс снимок ближе, чтобы прочитать короткую подпись в самом низу. «P.S. Ты — моя первая любовь. Чонгук.» Хосок убрал фотографию в коробочку и накрыл крышкой. В тот же момент он почувствовал, как тёплые руки обнимают его за пояс, и улыбнулся. — Я сейчас приду, только переоденусь, — мягко сказал он, обхватывая чужие ладони своими. — Прости меня, — тихо начал Юнги, опуская взгляд, — Я не думаю, что когда-нибудь смогу отпустить его. — Ты и не должен, — Хосок повернулся к нему лицом и сглотнул, — Он был твоей первой любовью. Но я… Он подался вперёд и осторожно коснулся чужих губ своими. — Я буду твоей последней.