— Masterpiece.

Утро будней, выходных, да любого дня, независимо от времени, здесь всегда протекает оживлённо: по одну сторону возвышается огромное современное здание со стеклянными стенами и песчано-молочным фундаментом, больше похожее на идеальной формы кристалл, отражающий в себе все краски городских огней, по другую — бледные и низкие отреставрированные дома, которые не позволяют свету озарить их и показать в ином обличье. Кружат над всей местностью птицы, словно играя в салочки или догонялки. Синее, чуть сизое небо, а иногда чисто голубое, как, что отражается в недалеко находящимся пруде, который начал цвести из-за того, что про него вовсе забыли, начинает медленно белеть, превращаясь в дымку — густую и плотную, сплетённую из витиеватых туч и облаков. Нарушает всю картину лишь типичный городской шум с позвякиванием светофоров, грохотанием машин, но он попросту не проникает в сознание, когда ты оглядываешься по сторонам. Её начало дня, как и обычно, началось с выхода из подземного тоннеля и остановкой в самой середине дороги. Так же взгляд был устремлен на одно и то же строение, будто взятое с фотографий европейских столиц с утонченной архитектурой. Недлинный бульвар изящно гармонировал с пейзажем, наводя то ли тоску, то ли задумчивость под жемчужным куполом неба. Как бы часто ни была она здесь, но все равно была восхищена этим… шедевром. Непревзойденным творением для неё одной. Она — с внутренним миром, неизвестным, как и глубины океана, — внешне скромная девушка с глазами василькового оттенка, светлой кожей и силуэтом, удачно скрывающимся среди всей обстановки. Прохладный ветер дует по переулками и улицами, что слегка бодрило, а шарф еле уловимо отдавал дурманящим сахарно-клубничным запахом молодых чувств — влюбленности, восторга и таинственной нежности.

***

— «Последний месяц осени, — начинала она, — уже оказался под властью зимы, что в первые дни стучал мороз и мёрзло всё на свете. Но не всегда погода бушевала, и нередко я выходила в расстёгнутой куртке и кое-как надетых сапогах на шнуровке. Ладони чуть озябли, розовея, а медные кудри так и вились на плечах». Прохладный, «живой» воздух насыщал легкие и наполнял душу мыслями о пережитом и ныне происходящем, о мелочах, составляющих сущность нынешнего бытия. Но больше всего меня волновало то, что ещё не было мною исследовано, как явление природы, но тем и прекрасное — человеческие отношения. Внезапно случается и то, что за собственные решения некоторые люди просто начинают тебя презирать, оскорбленные собственным путём в жизни, отличающимся от твоего, вовсе не желая добра. Вероятно, что именно они меня и убивали, уничтожив во мне и то, что я чувствовала до этого. Своей непоколебимой верностью к мнимой интеллигентности и бесчувственности, они затоптали восприимчивых, искренних и вдохновлённых. Я разучилась любить их и с ними, потому что однажды мне отказали и долго припоминали ошибки. Я разучилась искренне смеяться в компаниях, боясь колкого высказывания в свой адрес. Они были и слабыми внутренне: это небольшое общество делилось на высших и низших, мнение последних всегда зависело от первых. Пойти наперекор чужому представлению ситуаций мешал глупый и позорный страх за свою шкуру. Жизнь подобных созданий виделась мерзкой и угнетающей. Это что ни на есть фестиваль лицемерия и слабости духа. Ныне с ними меня не связывает ничего. И ровно с этого момента я поняла, что с пустого места начнёт прорастать новый цветок, и рано или поздно прежнее ощущение жизни вернётся тёплым ветром перемен. Но он долго не приходит, особенно, когда ты его ждёшь очень настороженно, как главного гостя. В это время так перестраивались мои взгляды на каких-то новых людей, постепенно привыкала к новому раскладу жизни в учебном заведении совсем другого уровня. Лицей — удивительное место, ставшее мне уютнейшим пристанищем. Один хороший человек оттуда защитил меня от того прошлого, потому что тоже его знал. «Она обретет здесь настоящих друзей, » — повторял он, и эта надежда согревала меня. Собственно, так и случилось. Лучшие из нас смогли найти счастье среди невзгод, наши истории сплотились вместе в дружном трио. За окном свистела вьюга, но стихия не значила ничего. Мы радовались, как в последний день, оставаясь преданными друг другу, поддерживали, вместе грустили. Мы были и есть богаты духовно, счастливые подростки с тяжелой судьбой. Я правда верю в то, что настоящая дружба — это высшая благодать, а её рушит неискренность, недопонимание и иногда любовь. Третье подкралось незаметно, но я не думаю, что смогу испытать это снова. А всё было тем же до жути холодным декабрём.