мне не место среди вас.

свет. камера. мотор. снято. и джин, как всегда, в конце. как всегда в ауте. как всегда не виден. – намджун, когда мне уже дадут выразиться? – спрашивает он, всегда слыша один и тот же ответ. – я не знаю, – отвечает сокрушенно намджун и будто случайно задевает руку. и джин, как всегда, улыбается. он помнит, как в первый раз принёс свои тексты продюсеру. не приняли. и во второй раз не приняли. и в третий. но джин не сдается. концерт. джин улыбается. все остальные тоже. фанаты кричат от восторга. да вот только внутри у джина пусто и хочется заплакать, но нельзя. нельзя. и намджун понимает. намджун умный. красивый. джин любит намджуна. а намджун джина – нет. ну, так джин думает. и на фанмитинге джин улыбается. лучезарно и, вроде бы, правдиво. и все верят. он видел много постов в твиттере о том, что к нему относятся без уважения, хоть он и самый старший. ему приятно, что некоторые все понимают. может быть, некоторые фанаты на встречах видят грусть в его глазах; вечную синюю грусть и глубоко спрятанную обиду и слезы. он должен оставаться сильным. должен выстоять. он сможет. и в общаге, когда он готовит, он улыбается. все также лучезарно; и заражает своим смехом людей. и мемберы верят. все, кроме намджуна. намджун все понимает. но не может помочь. собственно, и не надо. джин и сам справится. мемберы поехали гулять и в магазин. джин дома остался. несмотря на все уговоры намджуна. сказал, что будет убираться и готовить что-то к их приезду. и посмотрел на джуна грустными большими глазами. тот понял, что спорить бесполезно и отпустил красивые руки; они будто бы безжизненно полетели вниз. и как только хлопнула дверь, джин разрыдался. да так сильно, что от ярости и обиды расцарапал себе руки собственными ногтями; он зажался в угол и изо всех сил стиснул зубы, чтобы не закричать; он из последних сил балансировал на лезвии жизни, чтобы не упасть. в легких закончился воздух, и пришлось шумно вдыхать и всхлипывать, чтобы не умереть; хотя хотелось, но нельзя, нельзя. что без него будут делать остальные? ах да, он же все равно не нужен. плевать; все равно нельзя. есть же ведь еще намджун. который одним-единственным словом может утешить и заставить заткнуться. и джин, вспоминая теплую улыбку намджуна, успокоился. убрал все, как и обещал, и еды наготовил из того, что в холодильнике было. мемберы вернулись; младшие, чонгук и тэхен, как всегда побежали к джину, рассказывать ему о поездке; он лишь радостно, причем с неподдельной на этот раз радостью, смеялся над их шутками; и в глубине подсознания догадывался, что они сейчас за руки держатся; он уже давно узнал об их неравнодушии друг к другу. ну, оно просто было видно. хотелось бы и ему держать руку намджуна и счастливо улыбаться ему в поцелуй; да вот только он... стоп, что это? – чонгук, тэхен. выйдите, я поговорю с джином. голос намджуна джин из миллиарда узнает. мелкие вышли спокойно, хихикая друг другу в лица, и держась за руки. так джин и предпологал. джун уселся напротив джина, печальным взглядом смотря на него. – перестань рыдать мне в подушку, – сказал он со вздохом. – ты ничего не понимаешь, да? – спросил джин, подняв на него блестящие глаза и проигнорировав просьбу. – всмысле? я... – ты умный, намджун, в плане задач, их решений и гениальных планов. ты умён почти во всем, кроме одного. – и в чем же мой промах? джин просто опустил голову и посмотрел на исцарапанные руки. – джин? а джин не ответил. хотелось бы накинуться на шею джуну и поцеловать его сладко и нежно, чтобы без лишних ухмылок и слов; да вот только нельзя, нельзя. – я... мне правда так жаль, джин. я бы хотел сделать что-то, но я же ничего не могу, сам знаешь. ты очень важен для меня, – на этих словах сердце джина ухнуло вниз, – как и все остальные, – а на этих обратно вернулось, – поэтому... не уходи, пожалуйста. я всегда рядом. и, прошу, перестань плакать в мою подушку. он вышел и закрыл за собой дверь маленькой кухни. ему легко говорить, у него много партий; хотя бы точно больше, чем у джина; так что он не понимает, что это такое – быть отвергнутым. и его тексты были всегда успешны, он микстейп целый выпустил, а джин что? куча выброшенных в мусорку стараний и одна только ничтожная сольная песня. джин старался стать лучше, но, видимо, не получается ничего. или так думают продюссеры и директор. остается только стараться дальше. – хё-ен, мы хотим есть! – чонгук влетел на кухню, отвлекая джина от раздумий. – ох, да, конечно, все уже готово, – все с той же блестящей улыбкой говорит джин и идет к плите. // снова ночь без сна. джин пытается хоть какую-то песню придумать, или мотив, но ничего не выходит. он на кухне, под светом луны, сидит и водит карандашом по нотному листу. все уже спят, как он думал. – джин, уже так много времени. почему ты до сих пор не спишь? – говорит джун, входя на темную кухню. – а ты? – безразлично отвечает джин, хотя внутри у него все трепещет. – мне стало беспокойно за тебя. я еще не спал, когда ты выходил из своей комнаты, поэтому услышал шаги и хлопок двери. – так я уже давно здесь сижу. – а я и давно собрался идти, но... побоялся чего-то. он сел напротив, как всегда. голова джина была опущена и одной рукой подперта. другая узоры вырисовывала на нотных строчках, столь надоевших джину. – что делаешь? – спросил джун, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку. – думаю о тебе, – абсолютно честно ответил джин, на что намджун удивленно промычал что-то. наверное, не поверил. джин не поднимал глаз, потому что в их уголках скапливались уже слезы. но намджун сам за подбородок взял и поднял и увидел покрасневшие склеры. – джин, что сияет ярче любой звезды? джин задумался. – я не знаю. намджун посмотрел на луну и потом на джина. прямо в глаза, и от этого по коже старшего пробежал холодок, ну или мурашки, или что-то кожу опалило, сами решайте. – ты. и опустил руку. джин удивленно посмотрел на него красными от слез глазами и не поверил, что он это сказал. поэтому переспросил: – что ты сказал? – а ты разве не слышал? я сказал, что ты сияешь ярче любой звезды. джин снова опустил голову. на этот раз он уже заплакал. – ну, ну. намджун погладил по голове, пытаясь успокоить, но джин уронил ее на сложенные на столе руки и еще сильнее начал всхлипывать. напряжение сказалось. да тут еще и намджун со своими словами. джун, кстати, встал и поставил свой стул рядом со стулом джина. тот все еще мелко трясся. намджун обнял старшего, одну руку на спину закинув, а другую под телом просунув, и руки в замок. джин даже удивляться не захотел; он просто посмотрел на намджуна и одним взглядом сказал спасибо. на утро джин оказался в своей кровати. как только парень открыл глаза, он сразу вспомнил события ночи. наверное, намджун принес его сюда потом. на теле кольцом горели прикосновения джуна и тяжесть его руки все еще чувствовалась. улыбка прорезала лицо. сегодня должны выдать партии для новой песни. от мыслей об этом стало тошно. снова будет одна строчка. максимум две. или бэк-вокал. в общем, как обычно. поэтому джин встал и сразу пошел в душ, чтобы смыть с себя эти липкие грязные мысли. идя к душу он с удивлением обнаружил, что все еще спали, а, поглядев на часы в гостинной, понял, почему. шесть утра же. и почему его жопа поднялась в такую рань? в душе он пробыл не больше десяти минут, по привычке; он всегда быстро мылся, чтобы уступить место другим мемберам. и всегда пользовался полотенцем намджуна. холодная вода приятно обволакивала тело и заставила расслабиться на немного, хотя должно было быть наоборот. выйдя из душа, джин снова посмотрел на часы, где было всего семь минут седьмого. за окном уже вовсю горел рассвет; джин стоял у окна кухни и улыбался солнцу, приветствуя его; и точно понял, что на следующий день специально встанет пораньше, чтобы не пропустить это грандиозное зрелище. // на листке форматом А4 был весь текст песни. и во всей песне опять у джина две строчки. он, пока еще все сидели и обсуждали что-то о предстоящем камбэке, просто сидел и поддакивал на некоторые реплики. злочастный листок он положил прямо перед собой и пялился прямо на него, иногда переводя взгляд на джуна. но тот нечасто смотрел на сокджина, стараясь уделить внимание всем. умный намджун. целый час они мусолили одни и те же вопросы; и за этот час юнги успел посраться с чонгуком; тэхён успел уснуть; а джин успел пять раз разочароваться в жизни. к концу собрания обстановка опять сменилась на дружескую и непринужденную, и джин снова смеялся и улыбался. остаток дня он провел смутно. помнит только, что упал на кровать и снова заплакал; и чьи-то сильные руки подняли и понесли куда-то. вечером он как от долгого сна проснулся и обнаружил у себя в руке что-то, похожее на лист. руку он во сне сжал в кулак, да так сильно, что пальцы онемели. когда он все-таки развернул руку, он понял, что это был лист с текстом долбанной песни. // "как же все надоело," – думает он уже на записи, стоя около микрофона, который ему почти не нужен будет. за всю песню он только пару раз открыл рот, да и то деля свою партию с чимином. только голос намджуна в наушниках заставлял его влюбляться в этого рэпера еще больше. после записи парней отпустили по комнатам и джун пошел рядом с джином. тот и не возражал. а чего возражать? хотелось столько всего рассказать намджуну, уткнуться в его плечо и заплакать, но он обещал себе не плакаться никому. вообще никому. хотелось бы рассказать намджуну, что на душе цунами и в голове грусть волнами яростно бьет, а нельзя, ведь он себе обещал молчать. никому не говорить, молчать. хотелось бы сжать намджуна в обьятиях и говорить ему всякие теплые слова на ухо, а нельзя. тем временем, парни уже подошли к комнате джина и намджун зашел с ним, а джин и не возражал. намджун закрыл дверь на щеколду, а джин и не возражал. намджун начал осматривать комнату, а джин и не возражал. – как ты это объяснишь? – спросил джун, указав на пачку сигарет на письменном столе. – чёрт. спрятать забыл. хочу сказать, что я почти не курю, только когда совсем все плохо. – я вижу, у тебя все плохо, да? – спросил намджун, открыв пачку, в которой лежало всего две сигареты. – да, – сказал джин, упав на кровать и подумав, что неплохо сейчас бы покурить, чтобы протвезветь уже от этой полудремы наконец. – а мне дашь? – спустя пять минут спросил намджун. – тебе-то зачем? ты же не куришь, – сказал джин, повернув голову на окно. – ну, один раз можно. и джин встал и пошел за зажигалкой и взял из теплых пальцев намджуна сигареты; и подумал, что неплохо бы сейчас было поцеловать каждый из этих прекрасных пальцев; но вместо этого он просто, смотря намджуну прямо в глаза, достал сигарету из пачки зубами; все также смотря джуну в глаза прикурил и выпустил первую порцию дыма. намджун дрожащими пальцами вытянул сигарету, пока джин открывал окно и прикурил. – ты уже курил когда-то? – спросил джин, смотря, как умело и почти без кашля намджун курит. – да. без слов парни уселись на подоконник и начали выпускать дым прямо в открытое окно. ветер ласкал чистые волосы и дул прямо в глаза, отчего намджун жмурился, а джин просто прикрывал эстетично глаза, ведь привык уже к яростному ветру, вырывающему из головы последние остатки разума и души. – а как же пожарка? – спросил джун как будто невзначай. – она пленкой затянута. можешь не беспокоиться, не реагирует. намджун, наверное, кивнул; джин не видел, ведь его глаза были закрыты. после он выкинул сигарету прямо в окно и открыл глаза. следом окурок выбросил и намджун. джин просто начал смотреть джуну в глаза и восхищаться ими; и так они несколько минут сидели; просто без слов, просто молча, чтобы не портить момент. и намджуну нравилось. // с каждым днем джин все больше походил на хорошего актера дешевой полнометражки. каждый день надевал одну и ту же маску и делал один и тот же грим, потому что роль-то одна и та же. несмотря на все невзгоды он все так же ярчайше улыбался людям, и намджуну каждый день говорил, что все хорошо, и не надо беспокоиться. и каждый день ветер вышибал из головы последние мысли, не оставляя ничего, кроме намджуна. намджун каждый день все равно приходил и курил с джином, запираясь в комнате. и каждый день они оба полоскали рот одним ополаскивателем, чтобы убрать запах перегара; и каждый день плевали его в окно, потому что надоело; все надоело; и хотелось бы, чтобы этот зеленый раствор упал кому-нибудь на голову. однажды это все-таки случилось. ох, как парни ржали тогда с криков какого-то прохожего. как-то ночью, перед концертом, джин и намджун сидели и курили на подоконнике. собственно, как и всегда. – знаешь, – сказал намджун. – я пытался говорить с продюсерами насчет твоих партий... – и что они? – они сказали, чтобы я шел своей дорогой. джин раздосадованно вздохнул, но джун продолжил. – а потом они сказали, что ты не так важен в песнях. и что тебе необязательно давать большие партии... джин открыл глаза и посмотрел на намджуна. – знаешь что, намджун? мне уже все равно. он спрыгнул с подоконника и подошел непозволительно близко к намджуну. он стоял так, что намджун был ниже, и джин мог видеть его сверху. он вдохнул дым и поднял голову, чтобы выдохнуть, показывая намджуну изгибы своей шеи, которые так и хотелось покрыть засосами. – мне все равно, – тихо сказал джин, приблизившись прямо к лицу намджуна. – пускай хоть вообще строчек не дадут. мне все равно. и мне не место среди вас. он потянулся к пухлым губам намджуна, столь желанным. – джин... – заткнись. губы парней соприкоснулись. как же давно джин ждал этого. попробовать губы джуна на вкус и заставить его краснеть – он давно об этом мечтал. и, хоть намджун и умный, в любовных делах он никак не мыслит. и поэтому джин все предугадал вместо намджуна. он знал, что тот не подумает отстраниться или оттолкнуть, потому что тоже влюбился. джин знал это. недавно узнал, когда нам стал оказывать ему больше знаков внимания и сигареты приносить. джин тем временем отстранился, неторопливо вдохнул дым и снова поцеловал намджуна, с наслаждением запуская дым в его рот. серая нега заполонила его разум, наверное, он был пьян; но, в любом случае, он был счастлив сейчас. // – я люблю тебя, – рвано кричал джин в поисках воздуха ночью на его кровати. – и я тебя, – наклонившись, сказал ему намджун. оба закончили в один момент и излились на белое покрывало. счастливо и беззаботно улыбнувшись друг другу, они укрепили любовь поцелуем. на следующий день они поднялись спозаранку, чтобы убрать все и собраться, ведь сегодня концерт. который прошел, между прочим удачно. после него намджун помог джину с текстом, иногда прерываясь на поцелуй. остальным оставалось лишь догадываться, что делают парни за закрытой дверью. ведь их даже крик "пожар" не заставлял выскочить из-за двери. они были счастливы быть вместе и проводить время вместе. текст намджун отнес продюсеру, который похвалил намджуна за достойную работу. но джун разбил все его догадки. – это не я писал. это писал джин, которого вы все так ненавидите. после этого он ушел, а продюсер текст выкинул. джин все еще не находил себе места в жизни и все еще не считал себя частью группы. он не мог принять себя в ней. слишком он был далек. но его потихоньку приближал намджун, который отдавал ему некоторые свои строки, хоть и немного, но помогал ему. джин стал по-настоящему счастливым.