Катализатор

Когда Юля исчезает, Ден не находит себе места. Меряет шагами свою маленькую квартирку. В сотый раз обновляет страницу «Вконтакте». Нервно курит и, не в силах дотянуть сигареты до конца, сминает их снова и снова. Все звонки сделаны, всё «Слово» поднято на уши. В Питер едут родители Юли, будут писать заявление в полицию. Третьи сутки Ден чувствует гулкую пустоту, разъедающую желудок. Хлопает дверь — парни все эти дни, по молчаливому решению, толкутся в квартире Чейни, будто в штабе. Есть телефоны, бесконечные: «В пятой больнице её нет», «В том баре нет», «Нет, в универе никто не знает», «Нет, нет, нет…», но когда рядом — так проще. Андрюха Замай приходит с пакетами жрачки. Ден не смотрит в ту сторону: от мысли что-то съесть в горле встаёт горький ком. … Никто даже не знает, когда Юля пропала. Должна была прийти на вечеринку, не пришла. Звонили — телефон недоступен. У Чейни забот полон рот — договориться со светом, аренда звука, работу никто не отменял, у отца день рождения был, обещал съездить, не смог, некогда. За эти дни, вертящиеся как стёкла в калейдоскопе, сердце ни разу не ёкнуло. Денис ненавидит себя за это. Пустое серое небо — но на душе куда гаже, чем на улице. Слава, молчаливый, похож сейчас на актёра, сбросившего маску после команды «Снято», хлопает по плечу. Молча подкуривает сигарету, которую Ден уже минуту мнёт бездумно. Со Славой легко и спокойно, поэтому Денис больше не скрывает своих мыслей. — Не уверен, что она жива, — голос садится, губы сжимаются тонкой ниточкой. Карелин молчит, пуская дым в бесконечное вечернее небо. — Надо верить, Ден. — Три дня, Слав, три дня уже нету, — горячится Денис. — Юля бы не сбежала, она бы всё сделала, чтобы мы не волновались! Она не такая. Она… — голос предательски срывается, Ден не хочет, Ден не может, не желает верить в самое худшее. Слава неловко притягивает его к себе, холодными руками по-братски хлопает по спине. Они не смотрят друг другу в глаза. *** Пост с ориентировкой Юли перевалил уже за миллион просмотров и десятки тысяч репостов. Запись размещают все без исключения ведущие батл-рэперы, на помощь приходит «Версус», у всех сейчас один и тот же закреплённый пост. На связь выходят СМИ: сначала одно, другое, затем сотни сообщений, новость о пропаже «лучшей девушке в женском батл-рэпе» выходит в топ «Яндекса». Ден надеется, что теперь-то хоть кто-то из этого грёбаного города опознает Юлю. Но личку разрывают только вопросы и подбадривания, ни одной стоящей информации. Ден бледный, Ден хмурый, Ден ненавидит сейчас весь мир, проводит остаток ночи в родном баре. Вокруг всё те же лица, все поддерживают друг друга, вражда забыта, да и не было её никогда, в центре круга — одни личности, выходят — совсем новые. Ден методично заштриховывает ещё один квадрат на карте, таких уже много, Питер разделён на зоны, и они ходят, проверяют, спрашивают, показывают фото. Ден никому не говорит, что взялся за организацию поисков лишь потому, что иначе съедет с катушек. *** Ден выходит на улицу, зябко кутается в утренней прохладе. В руках — энергетик, в голове чехарда из обрывков воспоминаний. Чейни думает, что они с Киви разные, слишком разные, невозможно разные. Но как два разных парных пазла могут быть только вместе и ни с кем другим. Юля простая, но сложная, Юля гордая, но весёлая, Юля всегда волнуется, как в первый раз, но выдаёт мясо снова и снова. Батлы Юли всегда восхищали Чейни, и камера беспристрастно снимала его реакцию — смех, одобрительные крики, руки в воздух. Камера сняла не только это — озлобленное лицо после того, как Букер сжал Юлю в объятиях. Это было очевидно, слишком понятно, настолько, что Ден обещал стиснуть все эмоции в груди. И это удавалось. Слишком хорошо удавалось. Установка «Мы-друзья-и только» стала его константой. Чейни настолько сросся с этим девизом, что не ведёт даже бровью, отвечая на вопрос в «Перископе»: «Трахал Киви?» «Нет», — бросает как будто между делом константа, и переходит к следующему вопросу. Вот только никто из перископеров не видит, как левая рука сжимает изо всех сил горло пивной бутылки. *** Ещё одни сутки, а новостей никаких. Давали всем «Словом» показания для усталого полицейского, ничего нового, старались изо всех сил, но вряд ли чем помогли лейтенанту. Квадраты на карте уходят всё дальше и дальше от центральной точки — квартиры Юли, но поиски не сдвигаются с места. Они обещают сначала вознаграждение в 200 тысяч, затем Ден снимает все спонсорские деньги на следующий сезон, и плевать, как он будет расплачиваться по счетам, закладывает дорогие часы, а больше ничего за душой и нету. Ребят много, они вкладывают, что могут, и вознаграждение вырастает до полумиллиона. Глаза Дена сухие, душа замёрзла. Он клянется всем богам, что больше не потратит ни одной минуты впустую. Что наплюет на мнение друзей, толпы, безликих комментаторов из Сети. Что будет жить, а не мечтать. Делать, а не строить планы. Сражаться, а не отступать в тень. Эдик заставляет его поесть, и Ден перебарывает себя, чтобы только не уговаривали. Еда как резина, а вот тёплый виски — как лекарство. Денис вытирает с губы горькие капли, уговаривая себя остановиться и не упасть в благословенное забытьё. Получается через два стакана. Странно, но он даже не захмелел, организм на бешеном коктейле из страха, надежды, паники и молитв не нуждается сейчас ни в каком допинге. *** Ден вертит в пальцах фотографию Киви, одну из многих, что лежат на стойке бара. Их отпечатали несколько пачек, чтобы развесить на улицах. Юля на фото серьёзная, в жизни она не такая. Денис, сам того не замечая, гладит глянец подушечками пальцев. Представляет, что, когда найдёт её, — будет так же нежно проводить по щекам, глазам, губам. Он вспоминает, как Киви отказывалась от гострайта, звонко смеялась, закидывала в себя шоты один за другим после проигрыша в полуфинале, но не пьянела. Они всё время были рядом, всё время на расстоянии дыхания, Денис чувствовал, как натягивается внутри струнка, когда смотрел на неё, пил вместе с ней, смеялся вместе с ней, давал ей пять. «На следующий сезон пойдёшь?» «Издеваешься? Только если в судьи» «Да вообще не вопрос» Чувство родственной связи уже не просто звенит внутри, а бьёт набатом. Но Ден сдерживается, сдерживается, всё время сдерживается. Проклятье! Он выстроил вокруг них такую стену, что никто, совсем никто, разве что школьницы-зрители из Сети, но на них поебать, не верят в Чейни и Киви, не верят в Дениса и Юлю. И Юля не верит, и Дену так легче. Он не хочет публичности, он не хочет служебного романа, не хочет сплетен и кривотолков. Только Юлю он всё равно хочет. *** Спит он урывками, и его сновидения тревожны, Денис беспокойно ворочается, подушка мокрая от пота. Встаёт резко, надо что-то делать, хотя сам понимает: всё сделали и даже больше. Ходит по квартире, прямо по мусору из одноразовой посуды, огрызков еды и листов с треками, которые никогда не выйдут. Звонок застаёт его в полузабытье, в углу у балкона. Ден смотрит на броуновское движение пылинок в утреннем свете, не глядя, нажимает на «Ответить». Когда голос в трубке выдыхает: «Нашлась. В больнице. Живая», Ден застаёт себя в прихожей, в двух разных кроссовках, плевать, с трясущимися руками, которые не могут открыть дверь. Живая. Приступ какой-то, Ден не разобрал, документы были не свои при ней, в сознание только пришла, угрозы никакой нет. Щёки влажные, Денис не понимает, отчего, лбом прижимается к дверному косяку, шепчет богу ли, дьяволу ли, — он в эти дни душу готов был продать: «Спасибо». И ныряет в холодный подъезд. За спиной остаётся грязная квартира с недоверием, сомнениями и нерешительностью.