Они теперь дома

Я не знаю, почему, но мне кажется, что это как-то связано с тобой

У Перси мурашки пробежали по коже, когда он открыл дверь своей комнаты. Да, он слишком долго не был здесь. Помещение небольшое. В углу, у окна стоит кровать. Напротив письменный стол, а справа от двери шкаф. Но даже для такого маленького помещения здесь было очень даже чисто. «Не иначе, как мама прибиралась» — подумал Перси. Сам-то он, находясь дома, обычно разводил тут полнейший беспорядок. А сейчас его кровать была аккуратно застелена, одежда нигде не валялась, на столе тоже был порядок​: куча бумаг сложены в одну стопку, линейки и транспортиры стоят в ярком зелёном стакане… Чего? С каких это пор у него появилась любовь к черчению? Затем Перси уловил знакомый и приятный запах цитрусовых. — Когда я искала тебя, то часто оставалась здесь, в твоей комнате, — Аннабет облокотилась о косяк двери, мягко улыбаясь. Это у неё волосы пахнут лимоном. Лучше аромата на свете нельзя и придумать. Перси улыбнулся. Он всегда был рад, когда Аннабет оставалась у них в доме, что случалось, как он помнил, не так часто. Тогда Аннабет много часов проводила за проектами по перестройке Олимпа и большую часть времени находилась в Лагере. Однако его мама, ужасно обрадованная тем, что они наконец-то встречаются, каждый раз звала дочь Афины в гости. Перси был счастлив, думал, что они смогут посидеть вдвоем за просмотром какого-нибудь фильма как самые обычные подростки (насколько они вообще могут быть обычными). Но стоило Аннабет пересечь порог квартиры Джексонов-Блофисов, как Салли на неё накинулась с объятиями, а потом увела на кухню, сказав Перси, чтобы он даже не смел вылезать из своей комнаты, пока она вдоволь не наговориться с его девушкой. Последние слова она выделила особенным тоном. Не сложно представить, как у сына Посейдона покраснели уши от неловкости. И они говорили. Говорили и смеялись до десяти часов вечера, из-за чего Перси начал ревновать Аннабет к собственной матери. В конце концов, он уснул, сидя в кресле, а когда проснулся, было уже утро. Аннабет спала в гостиной, её светлые волосы разметались по подушке. Выглядела девушка настолько мило, что Перси не удержался и поцеловал её в нос. Светлые воспоминания. Тёплые воспоминания согревали его, но Перси все равно чувствовал где-то глубоко затаенную злость на одну богиню. Сколько времени он потерял из-за её плана? Он мог бы сидеть тут рядом с Аннабет и просто смотреть, как она чертит новый храм, как её светлые пряди выбиваются из собранного хвоста, а брови чуть нахмурены. Он хотел бы сейчас послать Геру куда подальше за то, что она нарушила его тогда только начавшуюся мирную жизнь. А разве прошлое вернёшь? Нет. И тех, кто там остался, тоже не возвратишь обратно. Оставалось только радоваться настоящему, тому, что происходило сейчас, в данный момент. Девушка подошла к нему и сплела их ладони. Она могла знать его чувства как никто другой. И он был счастлив этому, ведь в иные моменты Перси не хотелось даже говорить, а уж объяснять что-то — совсем не в его стиле. — Теперь все хорошо. — Да, — собственный голос показался ему каким-то отстранённым. Он ещё не вышел из мира воспоминаний. Перси ещё раз кинул взгляд на стол, рядом со стаканом стояла фотография в рамке. Он и Аннабет искренне улыбались в камеру. Они сделали это фото в Кони-Айленд, когда зашли в фотокабинку. Лучше мгновения нельзя и представить. — Эй, ты теперь дома, — Аннабет обнимает его со спины, кладя голову на плечо. Тонкие пальцы девушки выводят узоры на его животе. Как она делает так, что от одного её прикосновения у него сердце совершает тройной кульбит? Разве такое возможно? — Ты тоже, — Перси поворачивается и прижимает Аннабет ещё ближе к себе. Приподнимает лицо за подбородок и легонько касается губ. Затем вновь обнимает, зарываясь носом в её шелковистые волосы. — Ты будешь спать со мной, — бормочет он. Аннабет фыркает в ответ, но ничего не говорит. Перси кажется, что он совершенно счастлив. У Аннабет щеки невольно покрываются румянцем, когда Перси произносит те слова, но, слава Богам, парень не видит этого. Пусть лучше не думает, что заставляет её краснеть, ведь это совсем не та Аннабет. Но он знает, как именно действует на неё и иногда пользуется этим. Однако дочь Афины уже давно имеет иммунитет к его фирменному щенячьему взгляду, от которого не может устоять никто. Кроме неё, разумеется. Тут в комнату заходит миссис Блофис, с наигранным возмущением говоря: — Перси, отпусти девочку! Ей нужно отдохнуть хоть немного от тебя. Аннабет, дорогая, пойдем я тебе налью чая. Аннабет порывается высвободиться из объятий Перси, но тот и не собирался её отпускать. Девушка снова краснеет, проклиная своё смущение, которое, с посещения этой квартиры, стало её частым спутником. У сына Посейдона выражение лица с совсем не наигранным возмущением. — Но мы только что обедали! — ворчит он. — Сидели за столом два часа! Салли машет рукой на сына: — Я должна быть обижена на тебя, но я так не делаю, так что имею право поболтать с Аннабет. Аннабет мягко отстраняется. — Мы не долго, хорошо? — целует надутого Перси в щеку. — Знаю я ваше недолго. Аннабет обожает Салли до одури. Ей кажется, что в этой женщине собрано все самое доброе и хорошее, какое только может быть у матери. Не удивительно, что сам Посейдон не устоял перед ней. Она могла бы соревноваться с богинями, ведь тем совсем не свойственна частая забота о своих детях. А Салли заботится обо всех, кто заходит в её дом. Афина так не будет делать. Она не будет сидеть и пить с ней чай с синим печеньем, разговаривая о том, что совсем не относится к жизни полубогов. За этот год она очень сильно сблизилась с миссис Блофис. Они были друг для друга поддержкой в то время, когда Перси пропал. Аннабет находила долю утешения в этой квартире, пропахшей сладостями и выпечкой. И, как ни странно, только Салли могла понять, что чувствовала Аннабет, какой комок злости, отчаяния и тоски рос в её груди. А сейчас всё хорошо. Они теперь дома. Раньше у Аннабет была привычка считать, что её домом являлся только Лагерь Полукровок, где собраны такие же, как и она сама, ребята. Она никогда не предполагала, что появится какой-то другой дом, не выпускающий из-за своей двери. До тех пор пока не встретила одного парня с рыбьими мозгами и неумением сидеть на одном месте. Да, Аннабет с уверенностью может сказать, что здесь тоже её дом. Две небольшие спальни, кухня смежная с гостиной… Дочь Афины впервые не волновала обстановка, ей нравился уют и тепло этой небольшой квартиры, нравились её обитатели. Перси не зря возмущался. Они просидели за чаем до девяти часов вечера, болтая обо всем. Ни с одной подругой Аннабет не могла говорить так. Салли спрашивала то, что её интересует, но, тем не менее, не забегала за рамки. Она разговаривала с ней как… Мама. Обычная смертная мама. У Аннабет покраснели уши от такой мысли. Сын Посейдона парень все же не выдерживает такого долгого отсутствия Аннабет и подкрадывается к ней со спины, обвивая крепкими руками её талию и оставляя поцелуй на шее, наплевав на то, что на них смотрят. Рыбьи Мозги стал вести себя с ней более уверенно. Кажется, взрослеет. Но озорной блеск в глазах говорит совсем обратное. — Идём спать. Перси наотрез отказывается слушать о том, чтобы Аннабет ложилась в гостиной, за что она ему благодарна. Кошмары не собирались бросать их даже в обычном мире. Слишком много ужасных воспоминаний, которые никак не хотели покидать голову. В его комнате темно, а в объятиях тепло как никогда. Им впервые за долгое время становится спокойно. Потому что теперь они дома.