R o m a n t i c

Дверцу его шкафчика украшает очередная грубость, по карманам рассованы записки, сорванные со спины во время большой перемены. Он переминается с ноги на ногу и прикрывает лицо капюшоном. — Никто в этом мире не любит педиков, Паркер. Просто прекрати быть им и все! — кричит вслед Робертс, целясь в голову Питера Паркера банкой Колы. — Просто прекрати быть мудаком, маленький ублюдок. Как же хочется сорваться, привязать Робертса и его дружков к стене и оторваться на них еще раз, как в прошлом году. Но тогда рядом с ним была Гвен, «эта сопливая дурочка Гвен», как назвал ее причина всех его сегодняшних бедствий. Уэйд-м а т ь е г о-Уилсон. — Зови меня Дэдди, малыш. Чтоб его! И чем этот самовлюбленный козел смог зацепить его? Ворвался на экзамен, разозлил профессора так, что пришлось дважды пересдавать чертов зачет, чуть не стер губы жалкой студенточке в очках. Почему? — Не получится забрать тебя из школы, Питти. Сам доберешься? — … — Ну, конечно, ты же Человек-Паук. Паучок :) Он бесил, невыносимо раздражал. Свой безответственностью. Халатностью. Постоянными дурацкими шутками, ставящими в неловкое положение. Порой хотел врезать ему, разбить это и так поврежденное личико, бросить все и уйти, черт знает куда. — Ты должен это видеть, Питти. Подними свою хрупкую голову вверх. И что? Питер поднимал и каждый раз ругал себя за это, мысленно обещая, что Уэйд огребет свое за такой сюрприз этим же вечером. Сколько там трупов? Двадцать? Двадцать шесть? Поначалу Питер удивлялся, где можно было взять столько преступников. Затем попросту искал на их «конечностях» разрывы и татуировки. Если не находил, звонил вечно недоступному Уэйду и начинал «разрывать своим бесцеремонным криком его драгоценные барабанные перепонки». — Как тебе на этот раз, малыш? — Ты перестарался, — отвечал он сквозь зубы. — Я никогда не устану стараться для тебя. Гребанный романтик! Он пробегает квартал за кварталом, на ходу пытаясь достать фотоаппарат из переполненного рюкзака. Учебник по химии (кому он вообще нужен?!), пара яблок (я их все равно не ем, УЭЙД!!!), несколько измятых купюр, стопка тетрадей и … — Как ты мог положить его сюда без футляра? Он же мог разбиться, идиот! — кричит Питер, накидывая на шею ремешок. — Хорошо, что тебя здесь нет. Тебе повезло, слышишь, Уэйд? Телефон разрывается от звонка, Питер ругается в тысячный раз за день и нехотя берет трубку. — Чего тебе, Уэйд? — Подними свою хрупкую сексуальную голову вверх, крошка. — Я же просил… — шипит Питер. — А я ничего и не сделал. Последний раз, Уэйд, последний раз. Питер с опаской смотрит на ближайшие небоскребы, но ничего похожего на кровавые любовные послания не замечает. Только небо, покрытое розовыми облаками, похожими на мягкое одеяло, привлекает его внимание. — Жду тебя на крыше, Питти. Поторапливайся. Кажется, Питер даже слышит, как подмигивает этот хитрый левый глаз. Удалось ведь поразить мерзавцу! — Используешь паутину, маленькая скромница? — Иди ты, Уэйд! — Я же просил тебя! Питер фыркает и забирается на крышу, отталкивая поданную руку. — Ладно, принцесса, — усмехается Уэйд, — фотографируй уже. Сделав несколько пробных снимков, Питер размещается повыше и пытается запихнуть в маленькое оконце целый мир. Постепенно экран фокусировки замечает и довольную физиономию Уэйда Уилсона, любующегося вечерним небом. (Или только делающего вид?) — Эй, Дэдди! Щёлк. И у Питера получается непосильная задача. В памяти фотоаппарата сохраняется целый мир. Мир Питера Паркера, невзрачного парня из Нью-Йорка, спасающего мир в красном костюме Человека-Паука. — Ты удивил меня, Уэйд, — сообщает парень, выбираясь из чересчур крепких объятий. — Я, наконец, прочитал, кто такой романтик, — отвечает Уэйд, указывая на стандартную парочку в окне напротив. — Слишком глупо, Питти. Это первый и последний раз. — Трупы тоже отменяются. Уэйд делает вид, что обиделся. — Смс-ки? — Можно. На следующий день Питер будет украшать унитаз не переварившимся завтраком, потому что его идиот так и не понял, что написать слово «люблю» внутренностями — это не романтика. — Романтик херов!