***
Когда Лен открыл глаза, то немного пожалел об этом: хотя глаза не резало от света – тот был погашен, тело сразу напомнило о своем не самом лучшем состоянии. Тупая боль вновь просыпалась в руках, по спине разливалось неприятное тепло от ушиба о стену, с которой он столкнулся, но голова гудела от ледяной мокрой тряпки, подложенной чьими-то руками. — Как заботливо, — пробормотал Лен, с тихим кряхтением переворачиваясь набок, когда кто-то резво подскочил к нему, только завидев, что он очнулся. — Эй, Снарт, как ты? – Барри Аллен догадался вместо комнатного освещения зажечь лишь настольную лампу, направив ее свет на противоположную стену. За это Леонард был ему премного благодарен. Барри без стеснения опустился на край кровати, подобрав под себя одну ногу. Он бережно придержал Леонарда за шею, забирая из-под его головы мокрый бинт, который уже начал теплеть от температуры тела Снарта. Доктора Сноу поблизости не наблюдалось. Леонард только в этот момент догадался, что это место ему не было знакомо – явно не СТАР Лабс, если только в лабораториях не затерялась комната, поразительно напоминавшая подростковую. — Почему мы в твоей комнате? – голос выходил слабым и хрипловатым, словно в глотку насыпали песка. Барри, видимо, исходя из опыта, в сполохе молний метнулся из комнаты, возвращаясь уже со стаканом воды в руке. Лен поморщился, сжимая и разжимая руки, но те еле поддавались его усилиям, все больше и больше раздражая. Но Барри, кажется, нравилось играть в медсестру и больного, так что он поднес стакан к губам Лена, наклоняя и позволяя ему попить. Не слишком холодная, чтобы не шокировать мозг резкой сменой температур. — В СТАР Лабс никого сейчас нет, и я подумал… — Хорошо, — Леонард не дал ему закончить, прокашлявшись и снова обводя взглядом комнату, пребывавшую в уютном, небеспокоящем полумраке. Они молчали, пока Лен старался прийти в себя и сосредоточиться на дыхании вместо того, чтобы думать о своих ноющих руках. Он то закрывал глаза, чуть ли не проваливаясь в дрему, то снова открывал, чтобы посмотреть на притихшего Барри, глядевшего на запотевший стакан в своих руках. В комнате было тепло. Даже слишком для человека, лежавшего на постели в свитере, парке поверх и тяжелых ботинках, не отличавшихся воздухопроницаемостью, так что Лен чувствовал, как его грудь, живот, шея под всеми слоями одежды покрываются легкой испариной. Язык прошелся по пересохшим губам. — Как ты себя чувствуешь? – Барри наконец спросил, отвлекаясь от своих мыслей. Лен был готов поспорить, что он занимался самобичеванием, виня себя за то, что случилось со Снартом. У него было слишком доброе сердце, чтобы злорадствовать даже над Капитаном Холодом. — Чудесненько, — Лен усмехнулся, поворачивая голову так, чтобы смотреть на лицо Барри, рассеченное линией, по которой соприкасались свет и тень. Он и вправду выглядел обеспокоенным и порядком побледневшим – никакого румянца на этот раз. Лен двинул ногой, не нарочно задевая бедро Барри. – Все хорошо, Scarlet, я не хрустальный. Барри наконец хмыкнул. Улыбка его горчила грустью, но даже это было маленькой победой: — Конечно, Снарт. Ты же изо льда. Ухмылку Лен сдержать не смог. Да и не нужно было: Барри при виде ее ощутимо расслабился, словно напряжение отпускало его скованные плечи и нахмуренные брови. Барри и сам тихо засмеялся своей шутке, в конце концов успокаиваясь, лишь проведя холодной от стакана с водой рукой по лицу. Он промычал себе что-то под нос, снова переводя взгляд на Снарта. Лен осторожно повернул голову, стараясь выбрать положение поудобнее для головы. По ощущениям, кожа повреждена не была, и на затылке кровавая корочка отсутствовала, но небольшое уплотнение — шишку — хорошо можно было почувствовать, несмотря на то, что подушка под головой была сверхмягкой, проваливавшейся под весом по-детски приятно. Леонард снова постарался сжать руки в кулаки, но боль усилилась настолько, что он опять поморщился, сглатывая слюну. — Головокружение? Тошнота? — Барри обеспокоенно протянул к нему раскрытую руку, но так и не решился прикоснуться. Боясь, по всей видимости, причинить больше боли или побеспокоить и без того расшатанный организм. Леонард выдохнул через нос и постарался расслабиться. Боль никуда не уйдет, даже с таблетками, но вместо борьбы с ней можно было смириться и принять ее как должное. Хотя бы на некоторое время. — Я буду играть с тобой в медсестру и больного, только если ты будешь в белом халатике, — Лен фыркнул, отчетливо видя даже в темноте, как Барри закатил глаза. — Снарт, будь хотя бы немного серьезнее... — Да нет у меня сотрясения, успокойся, Scarlet, — он протянул, стараясь заверить Барри в собственной правоте. — У меня бывали сотрясения, и я отлично знаю, что это такое. Так что у меня не сотрясение. Конец фразы он уже пробурчал, думая о том, что уже предостаточно воспользовался чужим гостеприимством и чужой постелью. Боль раздражала, и все, чего хотел Лен, — это добраться до собственной квартиры, где его ждали болеутоляющий алкоголь и уединение, в котором он смог бы попытаться размять руки, хотя бы на некоторое время забыть о проблеме. — Ладно, хорошо. Если ты так считаешь... — Барри нехотя согласился, ненадолго ослабляя натиск своей заботы, и Лен решил, чтобы это было подходящим моментом. Подходящим для того, чтобы свалить. Из-за всей этой ситуации он чувствовал себя уязвимо. И слабо. А слабость Леонарда с детства приучали прятать. Собрав в себе силы, он поднялся с кровати на ноги, шаря взглядом по комнате в поисках криопушки. Навряд ли Барри оставил бы ее на складе, открытом для любого излишне любопытного жителя Централ-сити. — Спасибо большое за теплую постель и холодный бинт, kid, но кажется, мне пора... Пушка действительно была тут же — лежала на столе, готовая к использованию в любой момент. Снарт шагнул, чтобы взять то, что принадлежало ему по праву его недобросовестного владения. — Что ты дела-... — Барри вскочил с постели несколько заторможенно, но, когда пальцы Лена свело тупой болью, он успел, сверкнув молниями, подхватить у пола пушку, выпущенную из окаменевших пальцев Леонарда. Снова. Опять. — Ты еще слаб, тебе нужно отдохнуть! — он чуть ли не кричал, кидая пушку обратно на стол и оставляя там же стакан, который держал в другой руке. — Умерь свой пыл, Scarlet, я не твой комнатный цветок, — Лен процедил сквозь зубы, дергаясь в сторону выхода. В конце концов, пушку он может забрать и позже. Барри вздрогнул, словно слова Лена дали ему пощечину, но тут же нахмурился, заводясь от собственной злости с пол-оборота. Только вот Леонард злился не на Барри — он злился на себя за слабость, за незащищенные места, в которые могли с успехом бить враги, если бы они только прознали об этом. — Снарт, тебе нужен отдых! Позволь мне позаботиться о тебе! — ух, Барри практически рычал на него, и Лен определенно насладился бы зрелищем, если бы не необходимость сматывать удочки. — Я не ребе-... Он уже занес ногу над порогом комнаты, когда знакомо захлебнулся воздухом от сверхчеловеческой скорости, кинувшей его с раздражением обратно на кровать. Распахивая глаза, неожиданно для себя зажмуренные, Лен обнаружил Барри сидящим на своей груди и удерживающим его за предплечья. Его пальцы впивались в кожу с такой силой, что наверняка останутся синяки. — Ты ведешь себя как ребенок! — Барри закричал, все еще распаленный вспышкой гнева, но тут же стих. Видимо, сам шокированный своей реакцией; наверняка еще и стыдливо прикусил язык. Колени Барри опирались в матрас по обе стороны от груди Лена, а его руки прижимали к подушке предплечья Снарта, пока Флэш всем своим весом вдавливал Леонарда в кровать. Сам Барри был не таким уж тяжелым, если сравнивать его с Миком, которого навряд ли Лен смог бы с себя поднять, но от усталости и разморенности теплом Леонард не мог бы спихнуть и Барри. Тем более, если пацан давил на него с упорством десятерых карапузов, увидевших конфету. Кроме того, этот вес Барри на груди ощущался приятно. Даже жесткая хватка его пальцев на предплечьях скорее говорила о крепости и силе, заключенных в этом поджаром, мускулистом теле, полном сил молодости, чем об агрессии. Даже в злости Барри подлинного зла было меньше нуля. — Не подозревал, что ты с таким рвением будешь укладывать меня в свою койку, — Лен не смог сдержаться, глядя на рассерженно-растерянное лицо Барри. Тот, точно так же не выдержав, хмыкнул, и румянец снова возвратился на его щеки. Наверняка потеплели даже от скабрезной шуточки. — В чем проблема, Снарт? Пальцы Барри постепенно ослабляли хватку, и Лен смог освободить руки, вздыхая. Но Барри, спохватившись и, кажется, испугавшись, что Леонард снова попытается уйти, перехватил их снова, только в этот раз сжимая в своих руках ладони Снарта. Не крепко, но и этого было достаточно, чтобы Лен, дернувшись под Барри, задушенно застонал от боли, вдруг прострелившей яркой вспышкой через все нервные окончания. Глаза Барри уставились на него с невысказанным вопросом, и все, что Лен мог на него ответить, было «Кажется, теперь я от тебя точно не отвяжусь, Scarlet».***
Барри, испугавшись реакции Снарта, постарался ослабить хватку на руках, но отпустить не мог — он правда не хотел, чтобы тот сейчас бродил по ночному Централ-сити в таком нестабильном состоянии. Все что угодно могло с ним случиться. И меньшее из зол — это полицейский патруль. Когда для Барри полицейский патруль стал злом, он предпочитал не думать. Раздражение, волной поднявшееся в Барри из-за бессильного желания помочь, постепенно улеглось, оседая в воде сознания на дно, и Барри снова попросил: — Позволь мне тебе помочь. Скажи, что не так, Снарт, — фамилия, соскочившая с языка, резанула слух, и не ему одному — Леонард под ним напрягся, крепко сжимая зубы. На его лице стали заметны желваки. Но сам того не замечая, Снарт прижимал руки к себе, скрестив их под подбородком, пока Барри настойчиво за них цеплялся, не собираясь отпускать. Кожа черных перчаток скользила под пальцами и ногтями, и все же Барри скорее привяжет Снарта к кровати, чем отпустит. Тот, очевидно, поняв это, упрямо смотрел в темный потолок, поджав губы. С таким же упрямством он отказывался давать признательные показания каждый раз, когда попадал в руки полицейских, и молчал, начиная с допросов и заканчивая отправлением в Айрон Хайтс. И все же. Руки. Барри вспоминал, как Снарт нехарактерно для себя выпустил пушку из руки там, на складе, как уронил ее здесь, стараясь удрать из комнаты Барри. Все дело было именно в руках, но Снарт отказывался говорить об этом. Делая вид, что у него не было слабостей. Что он не был человеком. — Леонард, — Барри осторожно позвал, и, хотя внешне это никак не проявилось, но Снарт откликнулся. На свое имя. — Лен, — Барри попробовал еще раз, словно вышагивая по тонкому льду глубокого озера имени Снарта, и мягко обернул свои руки вокруг рук Снарта, отнимая их от его груди. Он взял в ладони сперва одну его руку, пока вторая безвольно скользнула на его бедро, и медленно стянул перчатку, которая была плотной и тесной настолько, что чуть ли не приклеивалась к рукам. То же самое Барри проделал и со второй рукой Леонарда, и тот, казалось, даже не дышал. Грудь не ходила под Барри ходуном, но тело Снарта слегка дрожало. Барри на мгновение задержался, осматривая руки Снарта. Не было ожогов, не было ран, но, видимо, проблема была глубже, пряталась под кожей. Природа, к слову, Снарта одарила изящными руками: с аккуратной ладонью и длинными тонкими пальцами с выступавшими косточками фаланг. Даже ногтевые пластины, о которых мужчины обычно забывали, выглядели ухоженными. — У тебя... красивые руки, — Барри подметил. — Полезные, — тихо исправил его Снарт, и Барри хмыкнул. Ну конечно, для вора не могло быть иначе. — Профессиональные болячки? На этот вопрос Снарт уже не ответил. Он молча следил за тем, как Барри, снова отпустив одну из его рук, начал медленно поглаживать вторую. Деликатно. На пробу. Но неожиданно Леонарда под ним подбросило и с шипением выгнуло в спине. — Прости, тебе больно? — Барри хотел уже отказаться от затеи, посетовав на собственный идиотизм, когда заметил, что в этот раз Снарт жмурился совсем по-другому. Не как тогда, на складе, перед тем как его руки спазмировало. Прямо сейчас Снарт облизывал губы, прикрыв глаза, и судорожно сглатывал, будто ему было нестерпимо жарко и душно. Барри снова погладил ладонь Снарта, но уже чувствительнее, и тот нетерпеливо и шумно вздохнул, как будто ему было мучительно приятно. — Я продолжу, хорошо? Внятного ответа Леонард не дал, но что-то промычал, пока Барри самыми кончиками пальцев поглаживал гладкие костяшки пальцев. Но Барри и не подозревал, что Снарт может звучать так сладко, так беззащитно, сдерживая стоны изо всех сил, пока Барри сжимал, гладил, сдавливал его ладонь, массируя так, как помнил еще с пройденных в годы колледжа курсов. Пальцами он давил на специфические точки, сменяя грубоватую силу с осторожными растираниями, от которых рука Снарта стала приятно горячей, а дыхание самого Леонарда участилось. Он по-прежнему не открывал глаз, но постоянно сглатывал, и кадык то и дело дергался под кожей. Барри подошел к делу со знанием, разминая места на ладони, от прикосновений к которым Леонард по-особому выдыхал сквозь приоткрытые губы, а его ноги непроизвольно подергивались, ударяя ботинками о деревянную спинку кровати. Размяв руку как следует – до теплоты и, как ему показалось, пульсации под кожей – Барри взял вторую, сначала оглаживая ее, как бы знакомясь — очень тактично: подушечками пальцев изучая каждый изгиб, каждую косточку, от большого пальца до мизинца, на котором Барри и остановился, неожиданно почувствовав холодный металл. — Pinky ring, м? – Барри спросил, улыбаясь. Снарт прежде не носил это кольцо, иначе Барри бы помнил: на ощупь оно было достаточно массивным, а Снарт всегда разговаривал «руками», и Барри не мог не заметить. Леонард снова ничего не ответил, только сонно приоткрыл глаза, поглядывая из-под ресниц, как кот, пригревшийся на солнышке. И, не желая останавливаться, он даже с привычной для него нагловатостью похлопал Барри по бедру свободной ладонью, пролепетав что-то невнятное. — Хм? – Барри переспросил, обходительно и осторожно скручивая с мизинца кольцо под тихий короткий стон Снарта, полный облегчения. — Давай уже, — повторил он отчетливее, и этим самым признал свое поражение. Смешок Барри, праздновавшего победу, вышел даже слегка напыщенным, но он послушно принялся за вторую ладонь, проделывая с ней то же самое, что и с первой. Но на прикосновения к этой руке Снарт реагировал даже острее – правая рука, видимо, страдала больше левой, и Леонарду приходилось закусывать губы, чтобы стоны, гудевшие у него в груди и горле, не вылетали неприлично. Хотя сам Снарт выглядел порнографично: тонкая, прозрачная вуаль испарины покрывала его лицо, поблескивавшее в полусвете, тонкие брови были сведены, веки с трепещущими ресницами неплотно прикрыты, и зубы то и дело впивались в нижнюю губу. Барри никогда еще не видел Снарта таким. Чувствительным. Теплым. И даже немного ранимым. Таким уязвимым. Барри назвал бы даже его изголодавшимся по прикосновению. На самом деле, Барри поймал себя на мысли, что сожалеет, что не может видеть Снарта при свете – тот совсем не попадал на кровать, и Леонард оставался в тени, не показывавшей, покраснели ли его щеки и губы. А ведь Барри никогда не видел, чтобы Капитан Холод краснел, но был убежден, что именно сейчас краска расползается приглушенным розовым цветом под его скулами. Когда Барри покончил со второй рукой, выпуская ее из своих ладоней, глаза у Снарта были абсолютно пьяными.***
Когда Барри поднялся с него, Лен практически застонал, желая, чтобы этот момент продлился чуть дольше. Но приятный вес чужого тела исчез с груди, его руки, размякшие и легкие, безвольно лежали на постели, а сам он медленно спекался в парке, пока его тело верно разгоралось тянущим возбуждением. Соображать здраво Лен не мог — ему было очень хорошо, чего не случалось уже очень давно: такие незатейливые ласки превращали его в нечто податливое и безвольное, не способное сражаться и выгрызать лакомый кусок из добычи. Доверить такую власть над собой в чьи-то руки? Увольте. И тем не менее, вот он — на кровати Барри Аллена, который только что планомерно довел его до состояния полета, ни на секунду не задумавшись о том, как это было глупо и безрассудно. Барри редко задумывался над этим. Лен вздохнул, лениво выпутываясь из парки и сбрасывая ее на пол, пока Барри жадно осушал стакан с водой у рабочего стола. Увидеть этого Лен, не вставая с кровати, не мог, но зато услышать... — Ты можешь поспать, — Барри поставил стакан, на дне которого звякнуло снятое кольцо, и вернулся, стараясь не наступить на парку на полу. Дожидаясь ответа, он замер скульптурой над Леном, пока тот пытался собрать мозги в кучу. Чего он хотел? От манипуляций с руками его член предсказуемо затвердел, причем настолько, что на мгновение Лен решил, будто сможет кончить без прикосновений. Но тот все еще тяжело оттягивал ширинку, требуя внимания. И Леонард ощущал, что от сладких языков пламени, лизавших его живот изнутри, не избавиться, просто скинув парку или любую другую часть одежды. Леонарду следовало хотеть уйти из этого дома, но вместо этого он потянулся с долгим зевком, разминая залежавшееся тело. Уязвленность, доставлявшая ему только дискомфорт, сейчас ощущалась по-иному: без горечи, без привкуса страха. Ему словно снова было двадцать, и он соблазнял симпатичного полицейского, чтобы минетом заработать билет на свободу от преследования. — Могу и не поспать, Scarlet, — голос на удачу был хрипловатым и тихим. Лену даже не приходилось стараться подобрать правильные интонации — и без того звучало достаточно интригующе, чтобы заглотить наживку. После того, что Барри сделал с его руками, под кожей ладоней словно выросли тысячи мелких ледяных иголочек, щекотно покалывавших изнутри. — Что ты имеешь в виду? — Мм, — Лен протянул, мысленно смакуя каждое слово, что собирался произнести. — Сначала ты вырубаешь меня, затем приносишь к себе домой, в свою комнату. Настойчиво укладываешь в постель, а потом приводишь меня в беззащитное состояние, пользуясь моими слабостями... Собираешься воспользоваться мной, Флэш? Барри подавился воздухом и закашлялся, пока Лен с прищуром глядел на его черную фигуру в тени, вздрагивавшую от приступов кашля. — Ты соблазняешь меня, Снарт? – он просипел, все еще стараясь вернуть себе способность нормально говорить. Леонард ответил не сразу. Он облизал пересохшие губы, еще раз осматривая Барри Аллена, высокого, худощавого, но подтянутого. Он определенно нравился Лену, а Лен не казался отвратительным для Барри, так почему бы нет? Они оба были зависимы от адреналина, и чем-то вроде секса для них были постоянные сражения и стычки, когда они могли получить разрядку. На порядок иного рода, но все же. После столкновения с Флэшем Лена затапливало ощущение, похожее на послеоргазменную негу, превращавшую тело в мягкое нечто. Леонард готов был поспорить, что не он один испытывал такое с Барри, и обмен подобными эмоциями для них совсем не чужд. — Можешь звать меня Лен, — Леонард усмехнулся, завуалированно отвечая на вопрос Барри. И, сжигая все мосты, пока телесная память о массаже рук заставляла его голову кружиться и забывать об адекватных мыслях, добавил. – Но только если собираешься трахать меня. На этот раз Барри не среагировал – только рвано выдохнул и замер, словно пытался сообразить, насколько сильно Лен повредил голову. Но, может быть, то, что Барри трогал его руки (сминал, сжимал, тер, проделывал нечто совершенно невероятное), и сделало его по-пьяному взбалмошным и ветреным, но Лен отдавал себе отчет в своих действиях. Он просто вдруг ощутил себя таким юным, когда легче доверялось другим людям, особенно с красивыми лицами, когда не нужно было думать постоянно о предательстве и боли, которую ему могут причинить, если он хотя бы на минуту расслабится. Теперь же все было по-другому, но только сейчас его доверие к Барри достигло той точки предела, за которой Лен хотел довериться ему. Отпустить себя ненадолго. — Ты сказал, что хочешь помочь мне, Флэш, — сказал Леонард уже без прежней игривости. – Могу я не быть неприступным ледяным камнем без чувств и эмоций хотя бы час? Барри не произносил ни слова. Казалось, что, прислушавшись, можно уловить скрежет его туго соображающих мозгов. Лен раздраженно закатил глаза, и неприятное ощущение никчемности туго сдавило горло. Он вел себя глупо. Глупо в его возрасте (как смешно ни звучала бы эта фраза) и с его историей жизни отдавать себя супергероям. Но Барри врывался в его настроение со скоростью молнии: — Ты хочешь, чтобы я… — Твои ноги явно быстрее, чем мозг, — Лен вздохнул несколько устало. Этот разговор уже не мог быть более унизительным для Снарта, чем он уже был. Он поднялся на локтях на кровати, думая о том, что это как раз-таки самое время уйти, желательно по-английски, пока его руки отпустило, но порыв воздуха снова ударил его в грудь, откидывая обратно на подушку. Приятная тяжесть давила на его грудь – Барри, упиравшийся коленом в край матраса и нависавший сверху, ладонью удерживал его прижатым к кровати, а его глаза разве что не горели огнем. Они светились крохотными искрами электричества, вспыхивавшими в центре зрачка. Второй рукой Барри нашарил в темноте ладонь Лена, сжимая ее и заставляя Снарта вздрогнуть, зашипев сквозь сомкнутые зубы. Слишком чувствительно. Уже порядком остывшее после ласк тело Леонарда снова начало оттаивать, делая его податливым и восприимчивым. — Я позабочусь о тебе, — давление на груди ослабло, и рука Барри проскользила вдоль тела, останавливаясь на ремне. Подушечкой большого пальца он прошелся по полоске голой кожи над поясом джинсов, где она была особенно чувствительной. – Лен. «Можешь звать меня Лен. Но только если собираешься трахать меня». Лен, не веря собственным глазам и ушам, замер, глядя куда угодно, кроме Барри. В конце концов он задержал взгляд на потолке. Он уже был в полнейшем беспорядке, хотя ничего не произошло; между тем, ему постоянно приходилось делать над собой усилие, расслабляя то и дело напрягающееся тело, не привыкшее быть таким доступным к чужим прикосновениям. Тем более таким интимным. Кожа к коже. — Думаешь, справишься? – и, конечно же, Лен по привычке не мог не оставить последнее слово за собой. — Я думаю, ты мне поможешь с этим, — Барри усмехнулся, и черт, Лен хотел помочь ему. Хотел сразу поднять белый флаг своего поражения, не борясь хотя бы раз в жизни. — Хорошо, — произнес он как можно покорнее, садясь на кровати. На лице Барри отразился испуг – он подумал, что сделал что-то не так, расстроив или разочаровав Лена, но Леонард только дрожащими пальцами расшнуровал ботинки, бросая их на пол вместе с носками. И хотя руки его тряслись, с этим они справились за какие-то жалкие пятнадцать (четырнадцать, подправил себя Лен) секунд, и Леонард снова лег на кровать, скрипнувшую под его весом. Он медленно, как бы на пробу, согнул ноги в коленях, слегка их разводя. Освобождая место для Барри между ними. Сам Барри, шумно сглотнув, исчез куда-то на короткое мгновение, а после приземлился прямо на спружинивший под их телами матрас, становясь на колени между ног Лена. Приятная дрожь прошлась по телу от ощущения пламени, разгоравшегося в Барри и опалявшего Лена. Его бедра, по которым на пробу скользили ладони Барри. Его пальцы прошлись от колена вверх, практически до члена, но, пропустив его, скользнули под свитер. Пальцы Леонарда же впились в простыню под ними. В кончиках их еще эхом отдавала пульсация. Лен прикрыл глаза: ладонь под свитером скользила по животу до груди и обратно, немного притормаживая каждый раз, когда рубцеватый шрам попадался на пути. Форму каждого шрама Барри скрупулезно повторял кончиками пальцев, изучая его. Разогревая его замерзшее тело. И все-таки руки Барри убрались из-под его свитера, и тогда Лен смог открыть глаза, чтобы посмотреть на Барри. Кратко, без намерения установить зрительный контакт, только вот оторвать глаза было невозможно. Лен не мог перестать следить за тем, как Барри снова и снова выводил круги на внутренней стороне бедер, словно ему они очень нравились. И даже сквозь грубую джинсу кожа горела от прикосновений. Но возбуждение, стянувшее низ живота, ни с чем нельзя было сравнить, когда Барри поцеловал его. Не в губы, нет. Он склонил голову, прижимаясь губами к колену Снарта на долгое, сладкое мгновение, полностью разбившее Лена в стеклянную крошку. Вереница поцелуев тянулась вверх по бедру. Влажные гладкие губы остановились и над ремнем, и после... — Боже, — Лен выдохнул, впервые за долгое время взывая к Богу, в которого не верил. Язык Барри был там, внизу живота, и кончик его то и дело проскальзывал под пояс джинсов, касаясь резинки нижнего белья. Руки Барри, поднявшись по бедрам, с силой сжали задницу Лена, сминая ее и массируя. — Боже, Барри, — Леонард снова выдохнул, но Барри только набирал темп. Это было не всем, на что был способен Флэш. Барри, придержав край свитера рукой, с головой скользнул под него, ведя языком до самой груди. Он буквально вылизывал старые и новые шрамы Лена, отчетливо слыша, что Леонард уже не может остановить громких полустонов. Звонких. Без привычной тяжести голоса. Свитер Барри оставил как он есть, задранным до груди Снарта, и снова вскинул голову с абсолютно спутанными волосами. Его рука нашла руку Лена, сжимая его ладонь и надавливая большим пальцем в самый ее центр, пока Леонарда со стоном не выгнуло под Барри. Его ноги крепко стиснули тело между ними, и Барри поцеловал его руку, заставляя его задрожать от миллионов мурашек, разбежавшихся по коже. Он поочередно целовал каждый его палец, каждую фалангу, прикусывая подушечки пальцев и быстро зализывая укус. Пытка была прекрасна и невыносима одновременно. Это наслаждение скапливалось в груди, разрастаясь все больше и грозясь выломать ее изнутри. — Иди сюда, — Лен наконец притянул Барри к себе за шею, целуя в губы и выдыхая от неожиданности, когда горячий язык Барри напористо толкнулся между губ. Не терпя возражений. Но он по-прежнему не выпускал из ладони руку Лена. Вторую руку он обхватил за запястье, стискивая пальцами до невозможности. Лен был уверен, что его запястье расцветет синяками, но черт, как же он хотел этого! Барри окончательно лег на него, и Леонард застонал, потому что о Боже мой: он мог чувствовать возбужденный член Барри напротив его, во рту — язык Барри, изучавший его до мельчайшей подробности; пальцы Барри стискивали его ладони до искр из глаз. Барри и сам низко простонал в поцелуй. Его руки, оставив в покое ладони Лена, быстро расправились с пряжкой ремня Снарта и пуговицей на джинсах, а после – с собственными брюками, спуская их. Он, отстраняясь на секунду, полностью разделся во вспышке света. Одежда бесформенной кучей свалилась на парку Лена, лежавшую там же, на полу. Джинсы Лена он дернул вниз, стаскивая по ногам и отбрасывая в сторону. И в этот раз нетерпеливость Барри победила его осторожность, и Лен даже усмехнулся: — М, грубая сила, Scarlet. Барри ожидаемо смутился, наверняка покраснев, и тут же постарался загладить вину, нежно оглаживая бедра Леонарда и коротко целуя их. У Леонарда даже пальцы на ногах поджались от ощущения, а руки сжались в кулаки. Но от себя он не ожидал того, что отчаянно заскулит, когда Барри стащит по ногам его белье и потрет кончиком указательного пальца вход. Какой же все-таки изнеженной сучкой Лен был подо всей своей наносной холодностью. Язык Барри прошелся по его напряженному члену, но лишь дразняще — не минет в полном его смысле. Лен даже не смог сдержать разочарованного стона, когда Барри с кривоватой, но по-прежнему доброй ухмылкой отстранился, и его рука снова нашарила ладонь Лена, крепко переплетая пальцы. — Ты можешь не сдерживаться, Лен, — он снова навис сверху, соприкасая их лбы, кончики носов. Между губами оставалось всего ничего — пара миллиметров. — Я никому не расскажу, — он прошептал и снова поцеловал его. Грязно, глубоко. Отстраняясь, но по-прежнему трахая кончиком языка приоткрытые губы Лена. — Входишь в роль, Барри? — подкол Лена звучал несерьезно, но он действительно чувствовал, как Барри наполняется тяжелой силой. Как будто в форму заливают раскаленный свинец. Сила закипала в Барри, в каждом миллиметре его жил, она обжигала хваткой на руке и белыми полукружиями ногтей, впивавшихся в его кожу тыльной стороны ладони. — Я уже чувствую себя принцессой. Вместо ответа Барри накрыл горячей влажной ладонью его щеку, проводя по контуру лица и надавливая на его челюсть, оттягивая вниз. Большим пальцем он очертил губы и, снова приблизив свое лицо к лицу Лена, вместе с языком протолкнул в рот Леонарда два пальца. Лен застонал, чувствуя, как его губы обняли пальцы Барри. Второй рукой Барри все еще сжимал его руку, то сдавливая сильнее, то ослабляя хватку. Рука Лена пульсировала до невозможности, как и его возбуждение внизу живота. Он знал, что может кончить, как шестнадцатилетний сосунок, — быстро и без помощи рук. Но он хотел, чтобы Барри не отпускал его руку, — никто и никогда прежде в постели не уделял его особенности столько внимания, и это было так ново, будто он снова впервые в жизни увидел фейерверк. — Пожалуйста, Лен, — Барри целовал все его лицо, глаза, влажные от испарины виски, надавливая кончиками пальцев на язык. Лен застонал вокруг пальцев и послушно начал их посасывать, подавившись в момент, когда немного одуревший Барри протолкнул пальцы глубже, проезжаясь подушечками по языку. Слюна скапливалась в уголках губ, и Лену было так чертовски хорошо, потому что Барри, лежавший между его ног, наконец начал двигаться, проезжаясь своим членом, обтянутым синтетической тканью боксеров, о член Леонарда, лежавший на животе, а его пальцы обвились вокруг запястья, и большой палец поглаживал чувствительное, нежное местечко на стыке с ладонью. — М-м, — Лен снова простонал, зная, что выглядит слишком жалким, жадным до прикосновений и нуждающимся в Барри, но свою гордость он послал далеко и надолго еще в момент, когда развел для Барри ноги, приглашая себя отыметь. Барри был везде и сразу: он покачивал бедрами, потираясь о член Лена; он ласкал его ладонь своими пальцами, и от этих щипков и надавливаний она по ощущениям даже опухла – она тепло пульсировала; пальцы Барри имели рот Леонарда, все убыстряя и убыстряя темп, пока Лен старательно пытался их сосать, как если бы он сосал член, и пошлые причмокивающие звуки то и дело мешались со стонами и его, Снарта, жалобным хныканьем. Барри было слишком много и слишком мало одновременно. Даже в том, как он целовал шею Снарта, засасывая и прикусывая кожу, чтобы наверняка остались засосы. Но внезапно он остановился, отстраняясь и садясь на пятки все там же, между ног Лена, который только и мог, что осоловело моргать, ежась от нахлынувшего холода. — Барри, — он протянул, всеми силами выражая свое недовольство. Барри был настоящим дьяволом, пусть и выглядел весьма безобидно. Барри и вправду выглядел нерешительно; Лен даже приподнялся на локтях, превозмогая слабость, поразившую каждую мышцу в его теле. Его кости будто превратились в желе, а вся кровь в организме прилила к члену и ладоням, в которых каждый удар сердца отдавался пульсацией. — Я хочу попробовать кое-что, — Барри привстал на коленях, глядя только в глаза Лену. Какой джентльмен, усмехнулся про себя Снарт. Сам он навряд ли смог бы не смотреть на дырку Барри, если бы тот лежал с раздвинутыми ногами, — уж слишком часто он представлял ее себе, доводя себя до оргазма с помощью лишь фантомных картинок, вспыхивавших перед глазами. – Я никогда не пробовал такого, но мне кажется, это было бы уместнее… — Kid, не вгоняй в тоску. Ты как будто просишь у меня прибавку к зарплате, — Лен выдохнул, отпихивая настойчивые мысли о том, что же такого хочет Барри сделать, если не просто трахнуть его, как это было бы привычно. – Если я наконец смогу кончить, то делай что угодно. — Все-все? – даже в темноте было видно, как Барри расплылся в улыбке, которая разве что чудом не дотягивалась до ушей. — Обойдемся без плеток и связывания, пожалуйста. — Был неприятный опыт? – Барри поинтересовался как бы между делом. – Капитан Холод не любит, чтобы его наказывали? – и он все-таки не смог удержаться, чтобы сказать это: его голос сочился удовольствием от шутки. — Капитан Холод любит наказывать, а не быть наказанным, kid, — Лен усмехнулся, наблюдая, как Барри стыдливо опускает голову, наверняка зардевшись от мыслей, пронесшихся в голове. – К слову, одному засранцу в красном костюме уже давно пора получить по заднице. Не знаешь, о ком я говорю? — М, в общем, я могу попробовать, да? – Барри постарался быстрее перевести тему в нужное ему русло, и Лен не мог не усмехнуться. Сегодня все шло очень гладко, и, если Барри согласится, они могли бы продлить такое сотрудничество. — Ну попробуй, — Леонард с интересом наблюдал, как Барри снова взбирается на него, но не садится – упирается коленями в матрас по обе стороны от живота и остается так, слегка упираясь рукой в грудь Снарта, чтобы уловить равновесие. Любому другому Лен ни за что не позволил бы делать то, что было у него на уме, то, о чем Лен поставлен в известность не был. Ему необходим был контроль. Но с Барри все было по-другому. Глупое убеждение в том, что Барри Аллен не способен причинить ему боль, валило его на лопатки без шанса на победу. Барри потянулся за его рукой. — Не двигай ею, хорошо? – не дожидаясь утвердительного ответа, Барри обернул ладонь Лена вокруг своего члена, и Лен почувствовал, как его щеки заливает краска: каждый миллиметр кожи на его ладони ощущал крепкий ствол, тяжелый от возбуждения, и Лен на самом деле трогал чужой член так в последний раз четверть века назад. Правда. Он избегал прикосновений к чужой коже и, тем более, к интимным частям тела, потому что это были связи на одну ночь. Или потому, что это были его подельники, с которыми его не связывало ничего существенного, ради чего можно было раскрыть свой секрет. По всему телу Лена побежали мурашки – рука Барри лежала поверх его, удерживая ее от движений. И член Барри был настолько приятным, что сверхчувствительные нервные окончания кричали от восторга. Сам Лен даже не заметил, что часто, сбившись, дышал через рот и пялился в потолок. Пялился, но ничего не видел. — Как тебе? Лен не ответил, и тогда Барри мучительно медленно толкнулся в его руку. Влажная головка члена скользила в кольце его пальцев, предэякулят мазал его пальцы и член Барри. — Черт, — Лен выдохнул почти бесшумно. Рука Барри все еще удерживала его, заставляя гореть от контраста суховатых мозолистых пальцев на ладони и гладкого, скользкого члена, двигавшегося внутри. – Черт, — Лен снова повторил, когда Барри вошел до предела в его хватку, и ребро ладони уперлось в паховые волосы. Слегка подвинув большой палец, Лен тронул и кожу яичек, заставляя Барри тихо застонать. — Твою мать, ты пялишь меня на свой член лучше, чем те, которые пихали мне член в зад, Scarlet, — поток слов сам рвался из него наружу. И он даже не пытался его сдерживать. Барри фыркнул, но ничего не ответил. Кажется, не стоило говорить ему про другие члены, подумал Лен, мысленно прикусывая язык, когда Барри начал действительно трахать его ладонь, упираясь в грудь Снарту одной ладонью. Он отрывисто качал бедрами, практически полностью выходя и оставляя в кольце между указательным и большим пальцами лишь головку, чтобы снова войти. Полностью. До шлепка. Лен уже не сдерживал жалобных стонов. Каждый толчок Барри в его руку заставлял его тело содрогаться от табуна мурашек и очередной волны возбуждения, прокатывавшейся по телу от ладоней до низа живота, где все стягивало туже и туже от желания кончить. Барри шумно выдыхал через нос каждый раз, толкаясь внутрь, пока Лен был необычайно громким – он испускал жалкие стоны, тянувшиеся как один непрерывный, потому что ему никогда не было так хорошо. — Вторую, — выдох, толчок. – Руку, — выдох, толчок. – Добавь, — выдох, толчок. – Лен. Леонард с трудом сообразил, что от него требуется: слова Барри долетали до него словно из-за стены из наслаждения и тумана, но мозг сумел обработать информацию, хоть член Барри, кажется, пульсировал в его ладони, готовый к разрядке. Еще чуть-чуть: Барри уже был на грани. Все его тело, скованное напряжением, блестело от пота, а стоны вылетали с хриплым надрывом. И Барри хотел еще одну его руку. — Давай же, Лен, — Барри пробормотал, подгоняя. – Хочу кончить на твои прекрасные руки, — он сорвался на стон. Член в ладони Лена скользил уже не так ритмично, словно Барри из последних сил заставлял себя двигаться, преодолевая тяжесть возбуждения, но он был неимоверно твердым. – Лен, — Барри повторил, и Леонард обернул вторую руку вокруг его члена, вбивавшегося часто и коротко. Пошлые шлепки кожи о кожу сносили голову, Лен каждой клеточкой своей ладони ощущал выпуклые венки на члене Барри, который уже упирался в грудь Леонарда двумя руками, словно объезжал его. Но все, о чем мог думать Лен, — это семя Барри на своих руках. — Ты прекрасен, Лен, — Барри стонал, нависая над ним и безотрывно глядя в глаза, которые Лен постоянно отводил, чувствуя непривычное смущение. Стыд даже. – Я собираюсь кончить, Лен, — его голос неожиданно упал до шепота, мешавшегося с придыханием. – Прямо сейчас, Лен, — повторил он, громко протянув имя. – На твои пальцы, Лен… Последние слова Барри прошептал практически бессильно, погрузив член в хватку рук до упора и замирая. Его рот приоткрылся, позволяя вылетать коротким уязвимым стонам; колени крепко сдавили бока Лена, а его ногти впились в грудь Лена, оставляя красные полосы за собой. — Лен, — проскулил он, задрожав всем телом, завибрировав даже, и под громкий стон Лена горячее семя плеснуло ему в ладонь. Барри кончал, и его спермы было много, очень много – она сочилась между пальцев Леонарда, она хлюпала в его руках, пачкая ладонь, и заставила Лена выгнуться в спине, чуть ли не сбрасывая Барри: оглушительный оргазм накрыл его с головой так, что все вспыхнуло перед глазами цветными пятнами. Внизу живота словно взорвалась тугая пружина, и Лена так оглушило этим взрывом удовольствия, что он не мог даже слышать себя, хотя ему казалось, что он кричал, пока он кончал, ни разу не прикоснувшись к собственному члену. Постепенно к Леонарду возвращались его чувства. Первое, что он почувствовал, — сперма на его руках, и от этого ощущения волна дрожи прокатилась по его телу. Ему показалось, что Барри, сползший с него и улегшийся рядом, что-то спросил, но уши словно все еще были забиты ватой, сквозь которую с трудом можно было что-то различить в словах. — Что? – наконец переспросил он, не узнавая свой охрипший голос. Связки в горле горели, и Лен не мог представить, каким же громким он был этой ночью. — Тебе холодно? Могу принести одеяло, — Барри повторил свой вопрос, поднимая голову. Он почему-то усмехнулся блаженному лицу Лена и, видимо не удержавшись, обвел губы по контуру кончиком пальца. — Лучше принеси салфетки, — сперма уже начинала стягивать кожу ладоней, и Лен не хотел бы разбираться с засохшим семенем позже. Но ему было хорошо: он почти не мог чувствовать своих рук, те только гудели от переизбытка ощущений. Ему казалось, что все его сверхчувствительные нервные окончания трясутся в наркотическом кайфе, постепенно тяжелевшем и наполнявшем руки бронзой. Тяжесть курсировала по телу с кровью, и вскоре все его тело тянуло в сон. Он прикрыл глаза, не морщась от холода, нахлынувшего, когда Барри исчез из постели. Он подумал, что, конечно же, не уснет. Но уже сквозь дрему, которую не мог сорвать с себя, Лен чувствовал, как бережно Барри вытирает его руки влажными салфетками, стирая с кожи и запах своей спермы, как убирает сперму Лена с его живота и опускает его свитер, который был задран до груди; он чувствовал, как Барри накрывает его одеялом и ложится рядом, еле умещаясь на односпальной кровати между стеной и Леном, а после целует его подбородок, щеки и местечко за ухом, шепча то, что Лен даже сквозь дрему мог слышать отчетливее собственного дыхания. — Ты потрясающий, Лен. Твои руки – просто произведение искусства. И если Барри так действительно считал, то Леонард был бы не против позволять ему их реставрировать время от времени. Но об этом он скажет Барри попозже. Ровно после того, как выспится.***
Подкравшееся утро было тягучим и тяжелым. Лен с трудом смог прийти в себя, открывая глаза и пытаясь осмыслить некоторое время, где он. Теперь он мог во всех подробностях разглядеть комнату Барри, залитую рассветом, пока сам Барри посапывал рядом, забросив на Лена одну из своих длинных ног. Перед тем, как лечь спать, Барри надел штаны. Про себя же Лен предпочел не думать, потому что все, что на нем оставалось из одежды – это свитер. Отчего-то в таком виде он напоминал себе шлюху, и эта мысль и стала катализатором сил для того, чтобы выбраться из-под Барри и подняться с кровати. Как можно тише, он оделся, с трудом найдя свое белье, затерявшееся в складках одеяла, и натянул брюки, иногда морщась от сверхчувствительности ладоней. Барри все-таки отымел его руки, как никак. Уходить отчего-то не хотелось. Не хотелось опутывать бедро оружейными ремнями, не хотелось поднимать тяжелую криопушку, прощаясь с ощущением легкости в руках. Хотелось побыть Леном, тем, кого так легко принял и понял Барри, позволив ему не быть Капитаном Холодом. Леонард решил не торопиться с уходом. Он не спеша умылся, приводя себя в порядок или, по крайней мере, пытаясь: ворот свитера не мог скрыть багровые засосы, расцветшие на шее, и уж совсем ничего не могло спрятать того вида, который Мик обычно называл видом потаскушки. «Как будто тебя всю ночь имели, как какую-то потаскушку», — говорил он Лену, возвращавшемуся с утра либо после встречи с любовником, либо после особенно тяжелой работы. Постойте-ка, его действительно отымел Флэш. Оттраханный видок Леонарда был явно оправдан. Но, что важнее, Лен смотрел на себя в зеркало и не мог не заметить, как уязвимо он выглядел. Как он ни старался, острота взгляда словно испарилась в этой ночи, и Капитан Холод, его жесткая и жестокая часть личности, не возвращался. Лен спрятал его за семью замками, а ключ потерял. Лен вздохнул. В голове, к сожалению, не было так же пусто, как в животе, который неожиданно заурчал. Барри же не обидится, если Лен украдет у него сэндвич? Хотя бы в счет компенсации за красноречивые засосы, которые еще не скоро сойдут. И которые Лену придется прятать за свитерами с высоким воротом. Лен, совсем растаяв и размякнув, спустился вниз без задней мысли, безошибочно находя путь на кухню, на которой уже однажды готовил какао под Рождество. Мозги его были совсем отключены, потому он в шоке замер, сталкиваясь нос к носу на пороге кухни с Джо Уэстом. Позади Уэста на плите что-то вкусно шкворчало, отлично дополняя песню, тихо лившуюся из радио. Уэст и сам замер с приоткрытым ртом, глядя на Снарта с неверием. Лен пытался найти собственное сердце, улетевшее куда-то в пятки, потому что он не понимал, что Барри сделал с ним такого, что он совсем потерял голову: не слышал ни звука, погруженный в мысли, среди которых не было ни одной об осторожности. О чем он только думал? Это ведь был дом Джо Уэста. — Снарт, — Джо, наконец, разбил звенящую между ними тишину, и она стеклянными осколками засыпалась Лену в горло, который не мог сказать и слова. Мозг коротило, словно с жесткого похмелья, и Лен только стоял и стоял, позволяя взгляду Джо Уэста проехаться по нему, с ног до головы. — Так вот кто был у Барри вчера в комнате, — он наконец изрек, и Лен неожиданно почувствовал, как его щеки теплеют. — Уэст, — он начал было, но его голос сорвался, и слово вышло сипловато-хриплым. Он даже не мог говорить нормально. Его щеки стремительно заливала краска, и Лен не мог этого остановить. Уэст в ответ на это неожиданно усмехнулся, качая головой и отводя взгляд. — А я еще думал, почему голос мне так знаком. Лен ощутил себя двадцатилетним мальчишкой, столкнувшимся с отцом своего парня наутро после бурной ночи. Все действительно было так за исключением нескольких деталей: Барри не был его парнем, а сам он уже давно не был мальчишкой. Он был всего ничего младше Уэста. Леонард сглотнул – это не могло быть более ненормальным. И еще более смущающим. Он уже давно не чувствовал смущения или пристыженности, но, как оказалось, от этого чувства он не избавился совсем. Быть может, если бы он мог говорить (язвить, скорее), то все это не было бы для него таким. Но его молчание позволяло Уэсту разойтись в насмешках, к удивлению Лена. Он был больше в шоке от того, что пистолет все еще не был приставлен к его груди. — Да-да, Снарт. Я даже подумать не мог, что ты можешь быть таким громким, — Джо снова усмехнулся. — По крайней мере на допросах ты предпочитаешь молчать. Он что, слушал их с Барри от начала и до конца? — Не волнуйся, я просто посреди патруля заехал домой за сэндвичами. Как оказалось, зря, — Уэст развернулся спиной, рассказывая планомерно, медленно. Наслаждаясь каждой секундой смущения и ступора Лена – никто прежде не видел Снарта в таком виде. – Я отец Барри, и я явно не хочу знать, как именно он проводит свои ночи. В таких подробностях. Лен не понимал, к чему клонит Уэст. Что ждать от него, когда на его губах пляшет эта странная ухмылка-полуулыбка, словно он не собирался уничтожать Леонарда на месте. Вместо этого Джо вернулся к плите, поддевая на сковороде панкейк и выкладывая его в тарелку, на которой уже высилась башенка из американских блинчиков. — Присаживайся, здесь хватит на троих, — Уэст махнул ему в сторону стула, и Лен уставился, абсолютно не понимая, что происходит. Его отчаянно подбивало сбежать, потому что он никогда еще не чувствовал себя таким незащищенным. Может быть, лишь в детстве, перед отцом. Но это было так давно. — Садись-садись, Снарт, — Джо перевел на него взгляд, расставляя тарелки и раскладывая столовые приборы. Он был расслаблен настолько, что даже пританцовывал и подпевал себе под нос глупой попсовой песенке, звучавшей на радио. – Я не собираюсь тебя убивать, сажать и так далее. Сегодня ты совсем не похож на того преступника, которого я хотел бы увидеть за решеткой. По крайней мере, у Леонарда Снарта, которого я знаю по долгу службы, не багровая шея из-за засосов, оставленных моим сыном. И с этим Лен не мог не согласиться. То был Капитан Холод, но сейчас Леонард Снарт был просто Леном. Как оказалось, Джо мог это понять. А Барри это знал, потому он ни капли не удивился, спустившись к столу и увидев за ним Лена наедине с Джо, поедавших блинчики в кленовом сиропе. «Могу я не быть неприступным ледяным камнем без чувств и эмоций хотя бы час?». Он мог. И не только час.