***
Ты демонстрируешь своей гостье экран телевизора. Ты уже не уверена, как она вообще оказалась в твоей комнате, даже если разговор к этому шёл, ведь ещё никто и никогда не был в твоей комнате, и часть тебя хочет это понять. — Итак, — говоришь ты, — сейчас у меня в игре есть выбор. Я могу украсть сокровище, которое меня наняли охранять (и тогда получу в пять раз больше денег), а могу выполнить работу, заработать меньше, но не нарушить закон. Гостья пристально на тебя смотрит. Она с головой погрузилась во всё это, и ты не знаешь, как себя вести, потому что с тобой такое впервые. — Что будешь делать? — спрашивает она. Ты кашляешь, прочищая горло, хотя у тебя нет особых причин волноваться — речь ведь об игре, правильно? О чём ещё она может говорить? Иные варианты не кажутся тебе разумными… хотя, с ней ты чувствуешь, что не всё в этой жизни должно быть разумным. — Ну… наверное, буду охранять сокровище. — Почему? — Сегодня я отыгрываю Добро. — Ясно-понятно-ясненько! — Она восторженно хлопает в ладоши в такт словам, точно ребёнок, а её галстук подпрыгивает на немалых размеров груди. — Так в этой игре можно выбрать Добро? Ты просто киваешь, ведь у тебя нет столько энергии. — Угу. Каждый выбор может быть Добрым или Злым, и чтобы получить истинную концовку, нужно придерживаться чего-то одного. Сегодня я отыгрываю Добро. — А ты когда-нибудь отыгрывала Зло? — О, конечно! Эта игра такая захватывающая, что мне хотелось получить все концовки, поэтому один раз я выбирала только Злые ответы. Сегодня я просто переигрываю. И вот опять: твой ответ явно её заинтересовал, она придвигается поближе. Тебе неуютно… и уютно одновременно. Не в первый раз тебе хочется поставить жизнь на паузу, чтобы понять причину этого странного эффекта. — А твоё первое прохождение, — спрашивает она, — было Добрым? — …Да. — Почему? — Ну… — ты замолкаешь. Потому что это была самая верхняя опция? Потому что это логично, если вспомнить сюжет приквела? Она явно ждёт другого ответа, и ты пробуешь ещё раз. — Потому что нас учат творить Добро? Она откидывается на спинку стула, смакуя твою мысль, а с её губ срывается тихий, необычный смех. — Знаешь, что я думаю? — спрашивает она. — Нет, — говоришь ты, и вдруг понимаешь, что это едва ли не самый честный ответ за всю твою жизнь. — Сдаётся мне, что эта твоя игра куда проще реального мира! Всего два варианта, Добро и Зло… ух! Ну и хохма! На секунду ты вспыхиваешь от негодования, но затем думаешь, что это необязательно было критикой, так что лучше взять себя в руки. — Может и так, — медленно произносишь ты. — Конечно, в новых играх применяются куда более сложные моральные установки и дилеммы, но мне кажется, этот выбор всегда будет лежать в их основе. Реалистичность современных игр всё ещё ограничена, ведь гейм-дизайнеры хотят, чтобы каждое решение приводило к чему-то интересному, и никто не чувствовал, будто поступил неправильно, даже если выбрал Зло. Чувство, что на тебе сейчас сосредоточено всё её внимание, до капли. — И ты говоришь, это ограничивает реализм? — … — Ты молчишь. Это нетрудно, ведь ты всегда была тихоней. Тебе непонятно, каких слов она ждёт от тебя. Она смеётся. — Хм-м, ладно, так я от тебя ничего не добьюсь! Тогда зайдём-ка с другой стороны! Ты ведь знаешь, что наша школа ну оооооооочень любит эту идею Надежды? Вполне двумерная концепция, верно? И если на одной чаше весов в этой твоей игре была бы Надежда, то что тогда на другой? Ты снова медлишь, не зная, к чему приведут твои ответы, но быстро понимаешь, как глупы эти опасения. Всё это лишь слова — сами по себе они ничего не изменят. Будь это игра, ты бы пропустила всю кат-сцену одной кнопкой и никак не затронула бы геймплей. Но ты не пропустишь эту кат-сцену. — Отчаяние, — говоришь ты, невольно замечая, как тихо произносишь это, будто школа может услышать. — Да! Бинго! Одно очко для Чиаки Нанами! — В этот раз она возбуждена настолько, что вскакивает и танцует вокруг стула, прежде чем, спустя пару секунд, вернуться к вашему разговору. С её следующим вопросом к тебе приходит понимание: это не кат-сцена. Это обучающий режим. — Так скажи мне, Чиаки… эта Надежда, о которой мы вечно треплемся, она Добро или Зло? Добро — хочется ответить тебе. Ведь разве не поэтому ты поступила сюда? Но едва открыв рот, ты вспоминаешь Хаджиме, и слова застревают в горле. Вместо этого ты хмуришься: — Наверное, ни то ни другое? — О-хо! Почему же? На этот вопрос у тебя пока нет ответа; твоё комбо вот-вот сорвётся. Но что всё-таки приятно в обучающих режимах — их всегда можно переиграть позже. — Потому что, будь Надежда Добром, нам не нужно было бы отдельное слово? Её улыбка — широчайшая из всех, что ты видела.***
Лишь позже, укрывшись в ванной комнате, ты можешь сформулировать, что происходит. Она играет тобой. Ты — из всех людей! — её игра. Она хочет получить определённую концовку, вот и пробует на тебе разные приёмы, чтобы узнать, какой нанесёт больший урон или продвинет её по сюжету. Она — как там говорится? — играет в кошки-мышки. Твоя личность её не интересует вовсе. Ты прерываешь эту тираду, пусть и мысленную, ведь это не вся правда, верно? Она заинтересована в тебе. Когда вы были наедине, ты точно знала, по одному лишь её взгляду, что во всём мире для неё нет человека важнее тебя. Даже она не умеет так хорошо блефовать. Всё дело в том, что ты не единственный самый важный человек. Не было такого, чтобы она увидела тебя и подумала: «Да, Чиаки Нанами — та, с кем я свяжу свою жизнь». Ваш класс — все четырнадцать человек — теперь её подопытные, её игрушки. И услышанные тобой обрывки разговоров показывают, что мысли остальных волнуют её ничуть не меньше твоих. О, да, ты её интересуешь, но в рамках чего-то большего, к чему она пыталась — пытается — направить тебя каждый ваш разговор. И как у неё получается иметь какую-то цель, но сохранять искренний интерес? Ты не знаешь. Может, пришло время посмотреть прохождение или проконсультироваться у высокоуровневого игрока. Обычно в такой ситуации ты бы обратилась к учительнице Юкизоме, но не в этот раз. Остаётся только… Ты находишь его в спортзале. Ты заметила, что после знакомства с ней он проводит здесь куда больше времени; он часто смотрит на свои руки, будто раздумывая, на что ещё они способны. У тебя мелькает мысль, что ты и сама приобрела новые привычки, но сегодня ты не собираешься заниматься самокопанием. Пусть даже анализ её поведения неизбежно поможет разобраться в себе. — Некомару? — спрашиваешь ты, когда он отдыхает после очередного подхода. Ты даже не знаешь название тренажёра, ведь в твоём мирке спортзалы — это суровые здания, которые затемняют экран и увеличивают твою силу, уменьшая при этом энергию. Он смотрит сверху вниз, тут же расплываясь в огромной улыбке и одаряя тебя раскатами смеха, хотя ничего смешного не произошло. — Чиаки! — говорит он, закончив надрываться. — Не думал увидеть тебя в качалке! Как насчёт курса для начинающих? Ты отрицательно мотаешь головой и надуваешь губы: обидно, что он думает, будто ты ничего не смыслишь в упражнениях, даже если это чистая правда. — Нет, я… вообще, я хотела поговорить о твоём таланте. О тренерстве. Он снова хохочет, но ты уже не удивляешься. — Чего-чего?! Ты не только хочешь заниматься, но и решила создать команду? Да будет так! Я, Некомару Нидай, с радостью приведу тебя и твоих друзей к вершинам атлетического мастерства!!! На мгновение ты всерьёз задумываешься об этом, заражённая его энтузиазмом… но, девочка, у тебя есть миссия. — Нет! Я не хочу заниматься; мне нужно, чтобы ты кое-что объяснил. Я люблю, когда люди это делают. Объясни мне, в чём суть работы тренера. Он склоняет голову в изумлении, даже молнии в его глазах на секунду затихают. — Объяснить?! Но ведь мы не можем понять таланты друг друга. Взять твои игры! Я, скромный тренер, польщён, что ты их нам показываешь, да ещё оказалось, что я крутой перец и могу спасти президента! Но я никогда не пойму игры так, как ты. — … — Ты готова возмутиться вслух, и тебя останавливает лишь многолетняя привычка молчать. Ведь есть человек, готовый говорить с тобой об играх, разбираться в них, понимать всё, что для тебя важно. Но она твоя. Ты не хочешь делить её с Некомару, даже зная, что у них тоже бывают личные беседы, и она его ученица и… и учитель… — Ладно, — говоришь ты, — тогда можешь ответить всего на один вопрос? Когда ты тренируешь спортсменов, ты ведь заботишься о них, так? — Конечно! Моя любовь к каждому атлету — самое искреннее из чувств, испытываемых мужчиной! — Но… разве ты не пользуешься ими? Ты ведь тренируешь их, чтобы самому стать лучше? — Тренерство — это тренировка, верно!!! Я не понимаю твоих вопросов, Чиаки. Ты хмуришь брови. Тебе не удаётся сформулировать вопрос: то ли потому, что вы говорите на разных языках, то ли ты просто не хочешь знать ответ. Но если сейчас покинуть уровень и выйти в главное меню, твой прогресс не сохранится. — Что я пытаюсь сказать… если ты хочешь чего-то добиться от окружающих, разве твоя забота искренняя? Разве это не манипуляция? Некомару таращится на тебя ещё мгновение, потом подскакивает ближе, едва не разрывая свой пиджак силой воздуха в лёгких. — Ты покусилась на самую душу тренерской работы!!! — Он хлопает тебя по плечу своей лапищей, отвечая так, что слышно на весь спортзал. — Тренерство, обучение, руководство — всё это работает, только если учитель и ученик стремятся к единой цели! Ты искренне заботишься, потому что хочешь помочь! Ученик идёт по тропе успеха, а наставник знает, как её пройти! Ты отступаешь на шаг, и дело не только в его запредельной громкости. Все эти разговоры о Добре и Зле, Надежде и Отчаянии — путь, по которому тебя ведут… хочешь ли ты пройти его до конца? Она использует тебя или помогает? Ты знаешь ответ ещё до того, как хочешь его узнать. То, как она смотрит на тебя, слушает, как никто другой. Да, ты хочешь пойти её путём. Ты не знаешь, что ждёт в конце, и только она может показать тебе. Ты жаждешь этого. Ты хочешь дать ей о тебе заботиться. Ты стремишься понять, что она думает о надежде… и об отчаянии. Ты прошла точку невозврата, и концовку уже не изменить. Некомару смотрит на тебя; на его лице тень волнения от твоего долгого молчания. — Чиаки… всё дело в ней? В её словах?.. Ты киваешь. Кажется, он разделяет твоё желание сохранить интимность общения с ней, и никто не называет имён, но вы оба знаете, о ком идёт речь. — Она… думаю, она воспитывает меня, — говоришь ты. — Думаю, она может открыть мне глаза на новые стороны игр и моей личности. — Да!!! У меня те же мысли по поводу тренерства! — В следующую секунду он даже говорит с громкостью обычного человека; для него это сродни шёпоту. — Чиаки! Я пока не знаю, какой дорогой она ведёт меня. Зато знаю, что хочу узнать!!! Но клянусь тебе, если она будет плохо влиять на нас, я костьми лягу, чтобы защитить всех, — тут он вскидывает руки к потолку, гаркнув во всё горло, и сила его рёва такова, что тебя бросает назад, прямо в дверь спортзала, которую ты срываешь с петель, — или меня зовут не НЕКОМАРУ НИДААААААААААААААААААААААААААЙ!!!***
Она не первая навещает тебя в госпитале после неудачной встречи твоей руки с дверью, но её визита ты ждала больше всего. Она беззаботно проскальзывает в комнату, точно уже была здесь, просто отходила в коридор. Вместо приветствия, как у любого нормального человека, она таинственно подмигивает и драматично раскрывает занавеску в углу комнаты. За ней — телевизор, одна из твоих консолей и два подключённых к ней геймпада. Твоя челюсть падает на пол: — Как ты?.. Снова подмигивает. — Связи, дорогуша! Бродит тут поблизости один Абсолютный Невролог, который и помог мне с контрабандой. Удивлена? Ещё как удивлена, даже польщена, и гордость не позволяет тебе сказать это вслух. Поэтому ты молчишь несколько секунд, что для тебя вполне обычно, а затем спрашиваешь: — Ты хотела поиграть вместе? — Да! Очевидно. Зачем ещё мне тащить всё это, если я не хочу сыграть с тобой? Тут даже есть твоя глупая игра про Добро и Зло, если хочешь. — Это синглплеер, — замечаешь ты, начиная копаться в стопке дисков. — М-м, смотри. Есть файтинг… было бы весело, но моя рука к такому не готова. А эта игра так себе. О… как насчёт менеджмента ресурсов? Тут у тебя есть персонажи, которым ты каждый день даёшь задания, вроде, смастерить заколку, построить дом, лодку и так далее. Она пожимает плечами, падая на кровать возле тебя, и внезапно охлаждение в твоих щеках перестаёт работать. — Что за бред. Я правильно держу геймпад? — Да! — Ты улыбаешься, выбирая в меню режим для двух игроков. — Ты хотела сотрудничать или конкурировать? Это твой первый раз, так что— — Конкурировать! — Она скалит зубы, не дав тебе закончить предложение. — Нет такой вещи, как сотрудничество, Чиаки. Ты же это знаешь, правда? Ты смотришь на свою соседку по кровати, чувствуя прилив страха, и вспоминаешь разговор с Некомару. Для него сотрудничество было превыше всего, разве нет? Ты пытаешься восстановить в памяти не только его аргументы, но и уверенность, которую он излучал. — Нет! Мы сотрудничаем, когда идём вместе к единой цели. Например, если учитель— — Пф, учителя! Да ладно, Чиаки, ты же не всерьёз думаешь, что лучше меня разбираешься в обучении? — Тебе нечего ответить, и её глаза самодовольно блестят — она это заметила. — Сотрудничество — это как стрела в колено, чтобы ты случайно не побежала впереди паровоза. Нет, сколько бы неудачников ни разделяли твои цели, вы будете конкурентами. Скажи-ка, Чиаки… когда тебе полгода пришлось заботиться об одноклассниках, что ты делала? Ты медлишь секунду: ответ звучит чересчур хвастливо, хотя она вряд ли так его воспримет. — …Я организовывала мероприятия? Мотивировала приходить в школу каждый день? Или, например, научилась бронировать классы для встреч… — Ага, только менее конкретно! Что же ты делала в период невзгод? Смирилась и забила? Ты качаешь головой и выпрямляешься на кровати, чувствуя нотки гордости в своём голосе. — Нет! Я приложила все усилия. — Именно! За это тебя все и любят, Чиаки, — её слова застревают у тебя в горле, — ты всегда стараешься изо всех сил! И даже сейчас, когда вернулась ваша драгоценная учительница, неужели ты опять замкнёшься в себе, будешь тихой и ни на что не годной? — …Нет. Я продолжу стараться. — Ну, вот и всё. Такова командная работа… все стараются, как могут. Но ты ведь не можешь просто игнорировать их усилия, правда? Иначе ты бы не знала, что уже сделано, а что нет. Но тогда это похоже на игру, а? Кто-то будет лучшим игроком, может, даже и ты. Мы обе знаем почему, не так ли? Ты опускаешь взгляд на геймпад; ты так и не нажала кнопку Старт, поэтому на экране всё ещё высвечивается выбор режима. — Потому что я — Абсолютный Геймер, — говоришь ты, и это правда. Ты играешь ради победы, иначе… какой бы в этом был смысл? В итоге, выбран режим конкуренции, и какое-то время вы играете в полной тишине. Тебя это удивляет, пока не приходит осознание, что она действительно старается победить. Ты-то думала, что для неё игра будет очередным поводом сесть тебе на уши, навязать свою точку зрения, но так ли это? Или она испытала на себе затягивающее игровое веселье, что-то близкое и знакомое тебе самой? В чём ты точно уверена — у неё неплохо получается. До тебя ей далеко, ты же Абсолютный Геймер, да и не в первый раз играешь, но она продумывает свои действия наперёд, выстраивая долгосрочную стратегию. Она вкладывает недостаточно ресурсов в некоторые усилители, поэтому через пару ходов скажется твоё преимущество, но это не самая очевидная механика, и для новичка она играет отменно. Тебе интересно, ведёт ли она себя так с другими твоими одноклассниками? Не в игры играет, конечно, но пытается победить на их же поле, в их талантах, чтобы впечатлить ещё больше. — …Эй, Чиаки, — в какой-то момент произносит она, и ты снова удивляешься, потому что впервые слышишь её такой спокойной. Она пытается сказать что-то? Или просто сосредоточена? — М-м? — Ты ведь знаешь, что я в любом случае выиграю? Ты смеёшься, глядя на экран. — У меня в два раза больше очков, и осталось всего три дня. — Да не в этой глупой игруле! — Она с новой волной энергии плюёт на то, чем вы занимались последние сорок минут. — Есть ведь игры более масштабные, понимаешь? Типа, в реальном мире? Вроде той, которую ты разыграла со своими одноклассниками, когда пыталась заставить их вести себя так, как тебе нужно. Только ты убеждала себя, что это не игра, потому что они-то твои «друзья», а не запрограммированные машины. М? — Эм… — И, кстати, ты лжёшь себе! Это тоже игра. Ты делаешь вид, что не знаешь, о чём она, но едва ли это работает. Ты не говорила ей, да и кому-либо ещё, что у тебя проскальзывают такие мысли, но она прочла тебя, как раскрытую книгу, без особых усилий. Потрясённая этим, ты едва не путаешь команды «спать» и «убираться» у своего персонажа. — К чему всё это? — спрашиваешь ты, изумлённая злостью в собственном голосе. Может, ты заигралась? — О, да просто так! Но мы будем много играть, ты и я, в рамках нашего обучения тому, как устроен реальный мир. Игры тоже будут реальные. Просто решила заранее предупредить, что я выиграю. Ты столько раз слышала подобные фразы от парней, которые думают, что ты девочка, а значит, не можешь хорошо играть. И ты побеждала, но всё равно злилась, каждый раз, и сейчас ты тоже злишься. — Не думаю, — отвечаешь ты. — Да ладно? Какое высокомерие! Какая неукротимая надежда… или, всё же, отчаяние? Объясни мне, Чиаки! С чего ты взяла, что выиграешь? Потому что ты — Абсолютный Геймер? Или потому, что — хотя я только что объяснила, что буду тебя учить, и ты вроде должна хотеть сотрудничать — тебе слишком нравится соревноваться? Ты, не находя нужных слов, опять смотришь на геймпад. У тебя есть неприятное ощущение, что она права. Ты в два раза обошла её по очкам в игре, но впервые в жизни думаешь, что это, может, вообще ничего не значит. Или — хуже того — означает слишком многое. Так вот, каково это — прилагать все усилия? Быть лучше остальных? И неужели шансы настолько в её пользу? Глядя на твоё замешательство, отчаяние, она лишь хихикает: — У-пу-пу-пу-пу…***
Вы идёте рука об руку; она лопает пузыри из жвачки, а ты усердно проходишь очередной шутер на Game Girl Advance. Она непривычно тихая: наверняка поняла, что ты хочешь ей что-то сказать. Ты откладываешь разговор, как можешь, лишь бы позлить её, ведь она бывает такой жестокой — хотя тебе ли говорить, если ты её поощряешь. Как и всегда, в итоге ты сдаёшься. — Мы говорили о тебе, — начинаешь ты и думаешь, что это звучит совсем уж пространно. — Всем классом, в смысле. Остались после уроков и обсуждали, что ты с нами делаешь. На её лице не дрогнул ни мускул, хотя, вероятнее всего, кто-то ей уже рассказал. — Да ладно! Вы, сами по себе, затеяли такое важное обсуждение? И даже не пригласили эту бедную зашуганную училку?! — Нет, — ты сносишь последние капли хп боссу уровня, с удовлетворением наблюдаешь за его смертью и ставишь игру на паузу, чтобы полностью посвятить себя разговору. — Это касается только нас и того, что ты говоришь нам… о нас самих, о Пике Надежды. — Она не собирается отвечать, так что ты пожимаешь плечами и продолжаешь: — Некоторые думают, что тебе нужно прекратить с нами общаться. Думают, что ты — плохая компания. — А что на этот счёт скажет мой любимый геймер? — Ну, знаешь, — ты улыбаешься ей. — Ты та ещё плохая компания. Но разве из-за этого нам стоит прекратить общение? Когда я только поступила в школу, то думала, что проведу всё время, уставившись в экран, потому что не умела ничего другого. Я думала, что ничего больше не умею. Но за прошедшее время я столько всего узнала, и это благодаря тебе. Она хихикает: тем же чудаковатым смехом, как когда думает, что ты делаешь успехи. — Что насчёт остальных? Ты медлишь с ответом. Не хотелось бы называть имена, да и ты не сможешь выразить все мысли одноклассников. Махиру, что так долго скрывала боль от смерти подруги, завела длинную и сложную речь об истинной сущности Пика Надежды — как вообще это повторить? И слова Некомару о сотрудничестве и командной работе были вдохновляющими и подозрительно логичными, будто он уже давно спорил сам с собой. Танака… ну, не сказать, что ты до конца поняла его, но он тоже искренне верил в то, о чём говорил. Так что ты пожимаешь плечами. — Хиёко на твоей стороне, — ведь нужно хоть что-то сказать, и она наверняка уже это знает. — Всеми руками. Микан тоже, вот это меня удивило. — А-а-ах, да, моя дорогая Микан, — она улыбается и сплёвывает жвачку, хотя поблизости нет урны. — Знаешь, ты мне её немного напоминаешь. Ты вздрагиваешь. Влечение Микан скорее физическое и эмоциональное, нежели основанное на каких-то словах твоей подруги. И ты бы соврала, сказав, что на тебя это никак не повлияло, но лучше ей не знать об этом. Хотя, может, от неё вообще нельзя что-либо скрыть. И всё же, ты делаешь усилие над собой, пытаясь проигнорировать её выпад и вернуться к теме. — Мы решили проголосовать, хотим ли мы и дальше говорить с тобой… обо всём этом. Решение должно было быть единогласным. И, говоря «мы», я имею в виду себя. Это были в основном мои идеи. Она протягивает руку и запускает тебе в волосы, а ты снова вздрагиваешь. — Какое лидерство! Я так понимаю, голосование прошло успешно? — Да. Мы все… мы пришли к выводу, что можем тебя хотя бы выслушать. — Но почему ты вообще предложила это? А что, если бы кто-то проголосовал против?! Подумай, какое отчаяние ты бы испытала без наших разговоров. — Восторг на её лице не вяжется со словами, но это уже не в первый раз. — Это как игра, — на автомате говоришь ты. — Представь, что ты играешь в шутер от первого или третьего лица. Часть игры ты бегаешь с одним пистолетом, медленно копишь для него очки опыта, а затем находишь новое оружие. Перед тобой встаёт выбор: вкладывать опыт в старый пистолет или попробовать новый? Если продолжить играть со старым, то покажется, будто ничего не изменилось, но теперь ты привязана к нему куда больше, ведь у тебя был выбор. И мне хотелось, чтобы все сознательно выбрали тебя и вложили свои очки опыта в ваши разговоры. Какое-то время она только и делает, что хихикает, и ты бы расстроилась, если бы не знала — для неё это знак одобрения. Она уже не строит из себя саму заинтересованность, когда ты что-то объясняешь, как в тот первый раз у тебя в комнате, но ты всё ещё видишь: она ценит и понимает каждое твоё слово. Иногда ты думаешь, что необязательно вообще говорить вслух, чтобы она тебя поняла. Наконец, хихиканье прекращается. — Отличная работа, Чиаки! — говорит она, и от похвалы по твоему телу разливаются волны тепла. — Ты точно прошла уровень! Но готова ли ты к бонусным вопросам? — Да!.. Наверное. — Почему тебя так заботит их привязанность ко мне? Какое тебе вообще дело? Ей с блеском удаётся угадать, о чём на самом деле ты хотела поговорить. Иногда эта её удивительная способность доводит тебя до отчаяния. Можно отмазаться, мол, «Я хотела сделать тебе приятно», и это тоже правда, но действовала ты не поэтому, да и ей не нужна помощь. И без вашего голосования она уж точно нашла бы способ держать всех на коротком поводке. Может, ты немного подтасовала результаты, но ни у кого не возникло подозрений. Итак, повернувшись к ней, ты говоришь одно — правду — ведь тебе отчаянно хочется знать, что она об этом думает. — Я сделала это, потому что могла. — Ооооооо? — Ага. Я поняла, что столько раз собирала одноклассников веселиться вместе, что могу подбить их на что-то другое… наверное. И я обыграла их. Поняла, кто будет против твоих идей, кто — наоборот, и столкнула лбами. Когда я находила слабое место в чьём-то аргументе, то задавала нужные вопросы и наносила огромный урон. А так как я всегда такая тихая, говорю мало и по делу, едва ли кто-то вообще заметил. Её злая улыбка служит напоминанием, что она использует тебя. Нагло и неприкрыто использует. Но не всё так плохо. Тебе это нравится, и к тому же, когда-нибудь, получив достаточно опыта, ты можешь победить её в её же игре. Тот факт, что она наверняка знает об этих мыслях, мог бы волновать тебя и больше. — Только послушай себя, Чиаки! Ты прошла такой долгий путь, а? — Так и есть. И если я могу играть одноклассниками, стравливать их, то обыграю кого угодно, правильно? При определённой практике. Чем грустить, что в жизни недостаточно доступных вариантов, я могу сама считать жизнь игрой и открывать всё новые пути. Я могу убедить людей делать то, что нужно мне, — «Совсем как ты», — мелькает едкая мысль. — А раз все привыкли, что я тихоня, у меня полно времени на обдумывание дальнейших действий. Спорю, я и врать могу лучше. Она ухмыляется. От её взгляда не укрылось, что ты недовольна, несмотря на список настоящих и будущих достижений. — Нооооооо?.. — Но разве это не гринд? В смысле, это же обычная прокачка Харизмы? Я не могу просто так манипулировать людьми вечно, нужно какое-то достижение или битва с боссом или что-то ещё! Но в итоге я вижу только открытый мир и даже не знаю, где находятся подземелья! Тебя поражает, что ты плачешь; тебя поражает ещё больше, что она наклоняется и слизывает твою слезу. Ты совсем не готова видеть её лицо так близко, и тебя едва держат ноги. А она вновь ухмыляется: — Моему котёнку нужен квест? Она ещё не называла тебя так, и тут уж тебе точно нужно присесть. К счастью, за твоей спиной оказывается спасительный край фонтана. — Итак, — говорит она, пока ты смотришь снизу вверх, обуреваемая эмоциями, — помнишь наш замечательный разговор? О твоей глупой игре с дебильной моралью, когда ты ещё сказала, что Пик Надежды не может быть хорошим, потому что это другое слово? — Да, — выпаливаешь ты, потому что не хочешь, чтобы она замолкала. — Что думаешь теперь? Что на самом деле Пик Надежды пытается сделать с этим миром? Ты думаешь о себе, только-только поступившей сюда, напуганной, что твоя асоциальность закрепится ещё больше. Ты думаешь о бедном Хаджиме, его бедах и не понятном до сих пор мистическом исчезновении. Ты думаешь о её намёках, которые ты так и не смогла подтвердить, вроде неблагозвучного «Плана по созданию надежды». Ты думаешь о подруге Махиру и младшей сестре Фуюхико, и как мало ты знаешь об их смертях, будто школа решила замести следы того инцидента. Ты думаешь — недолго — о случае с Нагито и учительницей Юкизоме. Ты думаешь о словах Некомару о том, что два ученика никогда не поймут таланты друг друга. Если это правда, если ты никогда не сможешь разделить с другими людьми их самые сокровенные мысли, то зачем вы все здесь? Ради вас самих… или ради Пика Надежды? Ты смотришь на неё, утирая слёзы. — Думаю, Пик Надежды играет так себе. Может, он думает, что выбирает Добро… но в итоге большую часть времени идёт по пути Зла. — Да! И если, распространяя надежду, ты получаешь такие ужасающие результаты, чем тебе лучше заниматься? Слова застревают у тебя в горле. — Распространять… отчаяние? — Бинго. Ты слишком поздно понимаешь, что вы находитесь у вашего с Хаджиме фонтана. Она привела тебя сюда специально. Ты вспоминаешь ваш последний с ним разговор: ты думала, что выиграла его — хотя тогда даже не думала о победе и верила в сотрудничество, но выиграть сейчас ты не надеешься. Ты ещё ни разу не выигрывала разговоры с ней, и твоя надежда на это… приходит и уходит. — Но как отчаяние может быть хорошим? Она пожимает плечами. — С тобой вроде неплохо работает. Ты зависаешь. Это одна из самых непредсказуемых вещей, что ты от неё слышала. — Со мной? Но наши разговоры не вгоняют меня в отчаяние… я чувствую счастье! — Ещё как вгоняют! Не лги себе, будто не замечаешь только хорошее, потому что иначе ты бы совсем сломалась, — она хитро смотрит на тебя исподлобья. — Когда я только начинала с тобой работать, ты была многообещающей старостой, впервые завела друзей, верила, что существует командная работа и жизнь вне твоего таланта. А потом случилась я — и только посмотри! Какая ты жалкая! Теперь ты понятия не имеешь, как знакомиться с людьми. Ты снова закрылась в своём таланте, но теперь, вместо стрельбы по инопланетянам, ты манипулируешь теми, кого называла своими друзьями. Потому что можешь! Потому что снова считаешь жизнь игрой! Потому что хочешь победить! И как ты можешь мне говорить, будто не идёшь против идеалов Пика Надежды, будто твоя жизнь не находится в полном и беспросветном отчаянии? — Она смотрит на тебя и снова начинается смеяться, но вместо хихиканья это уже полноценный злодейский хохот. — Хочешь сказать, ты даже не заметила?! Да ты издеваешься? Офигеть, как это отчаянно прекрасно! И ради чего ты пошла на это? Потому что я делаю тебя счастливой! Ну, это должно тебе о чём-то сказать. Ведь меня заботит только отчаяние, Чиаки, и все мои действия ведут к нему. Ты смотришь на неё в упор, снова чувствуя слёзы на щеках. — Я… я не понимаю. Почему ты говоришь мне это? Я думала, что… я твоя ученица. Она опять гогочет. — Потому что это надо знать! Потому что думая, будто следуешь за надеждой, ты не сможешь нормально распространять отчаяние. Тебе нужно принять, кем ты стала — кем я сделала тебя — прежде, чем ты по-настоящему станешь отчаянием. Я знаю, у тебя получится. — Стану… отчаянием? — Задумайся, Чиаки! Ты научилась манипулировать окружающими, как будто ты в игре. Ну а кто сказал, что это не так? Разве тебя волнуют их чувства больше, чем чувства каких-то второстепенных персонажей? Ты можешь делать им больно, заставлять страдать, даже убить их… почему бы и да? Какая разница? Отчаяние захватывает тебя с новой силой, когда ты осознаёшь, что больше не знаешь ответа. Ты можешь ответить то, что ответил бы нормальный человек — но ты уже не веришь в это. — Но ведь это реальные люди. Я не могу просто перезагрузить игру и вернуть всё как было. — Существуют разные игры, Чиаки, — она читает нотации на единственную тему, в которой ты разбираешься. — И сколько там людей на этой грёбаной планете, семь миллиардов? Ты реально думаешь, что нагадить одному из них — большое дело? — Наверное… наверное, это похоже на рогалик или кликер… враги рандомизированы… Она наклоняется ближе и снова улыбается. — Верно, Чиаки. Враги рандомизированы, правильно? И они бесконечны. Ты снова думаешь о Махиру и Фуюхико, об их тяжкой ноше. Если кто-то умирает в реальной жизни, окружающие страдают от этого. Если быть точной, они поддаются… отчаянию? Можно ли использовать создание отчаяния как предпосылку против создания отчаяния? Как этот аргумент вообще выдержит весь её арсенал насмешек и улыбок? Разве ты не хочешь поскорее закончить разговор, чтобы она снова похвалила тебя? Это ведь ловушка, да? Ты и Микан — и все остальные в неё попались, в какой-то мере. Она не просто пытается перетащить вас на сторону отчаяния, вы теперь зависимы от неё. Она — непобедимый лидер целого движения, а ты — всего лишь тихая маленькая девочка. Конечно, во многих играх условия не в твою пользу, но она ясно выразилась, что намеревается победить тебя в любых играх реального мира. — Цель многих игр, — говорит она, и ты не в первый раз думаешь, что она читает твои мысли, — изменить всё. Если ты можешь влиять на людей, скучно заставлять их верить в надежду — они уже верят! Действительно умелый игрок, абсолютно абсолютный геймер должен уметь склонить тех, кто верит в надежду… к отчаянию. Весь мир — твоё разрушаемое окружение! Не пришла ли пора проверить, на что способна твоя видеокарта? Если бы ты могла остудить голову, то подивилась бы, сколько ловушек она для тебя расставила. Она говорит, что отчаяние людей неважно, а потом говорит, что оно важнее всего на свете. Она давит на твою любовь соревноваться. Она использует твой сленг. И, конечно, её красота — ужасная, роковая красота. Может, у тебя наконец-то кончились очки защиты. — Я ведь всегда могу передумать? — спрашиваешь ты. — Если мне не понравится. Я могу перестать распространять отчаяние? Она вскидывает руки и оглушительно хохочет. — Конечно! В этой жизни нет ничего окончательного, верно? И если по какому-то глупому недоразумению что-то бывает окончательным… — она отстраняется и нарочито театрально проводит пальцем по шее, — ну, и хрен с ним. — …Хорошо, — ты впиваешься взглядом в землю и изо всех сил стараешься забыть, какие разговоры происходили у этого фонтана раньше. — Я попробую. Ты смотришь на неё, в безмерно любимые тобой глаза, и она улыбается тебе. — Я попробую, — повторяешь ты. И впервые за очень долгое время, ты улыбаешься в ответ. Ты снова чувствуешь себя счастливой. Может, это и было твоё предназначение. — Я буду вселять отчаяние.***
Прошла немалая часть учебного года и твоих тренировок. Весь день она, взбудораженная, вела тебя куда-то, точно призванного питомца, и вот, наконец, всё готово. Ты сидишь в её — её! — комнате на кровати, не зная уже, чего ожидать. Ты уверена лишь в том, что любые её планы перевернут твою жизнь. Время перейти на новый уровень. «Вот и всё, Чиаки, к этому я готовила тебя всё это время!», сказала она тебе. «Ты мой самый важный проект, Чиаки, не то что твои неудачники-одноклассники». Тебя это улыбнуло: ты знаешь, что она не врёт, но и не говорит всей правды. «А что ты сказала моим одноклассникам?» «То, что ты неудачница, пф-ф! Да ладно, ты хочешь увидеть мой сюрприз или нет?!» Ещё как хочешь. Ты опускаешь взгляд на свои руки — как-то так вышло, что ты не держишь ни геймпад, ни карманную приставку. Ты даже не заметила. Ты не знаешь, что будет дальше. Вряд ли это будет чем-то физическим, ведь ваша связь другая — хотя и физическая тоже — но вариантов меньше не становится. У неё в руках твой счётчик опыта, он почти полон, и сейчас ты перейдёшь на следующий уровень… что бы это ни значило. — Оооо, Чиаки! Ты ещё здесь? Здесь здесь здесь здесь здесь?! — Она возвращается, её голос становится ближе и громче, она уже в коридоре возле своей комнаты. — Да, — говоришь ты, достаточно громко, чтобы тебя было слышно. — Отлично! Я ведь рассказывала тебе о «Плане по созданию надежды»? Проект Камукура Изуру? Было пару раз? Несколько подсказок? Теперь ты ещё меньше знаешь, к чему готовиться. — Да?.. Она врывается в свою комнату, а за ней идёт странный мальчишка с невероятно длинными волосами и самой зловещей аурой, что ты видела. — Ну, я подумала, пришла пора вам познакомиться! Изуру Камукура — Чиаки Нанами! Чиаки — Изуру! Ой, подожди, ошибочка вышла… Ты смотришь на мальчика — Изуру — в его пылающие красным глаза. Не в силах пошевелиться. Всё это кажется таким неправильным. — У-пу-пу-пу-пу! Разве это не отчаянно прекрасно? Как же я ошиблась! Разве я могу представить вас друг другу… Изуру смотрит на тебя в ответ. Его лицо не выражает ничего, разве что скуку. Он совершенно точно не узнаёт тебя. — …если вы уже знакомы?! Ты его узнаешь. Ты отказываешься назвать его по имени, но ты его узнаёшь. Ты помнишь милого, честного, переживающего мальчика, каким он был до исчезновения… которое, как теперь известно — на совести Пика Надежды. На секунду хватка отчаяния, сжимающая твоё сердце, слабеет, и тебя обуревает ярость: так вот оно — зло, к которому приводит надежда? Но даже эти эмоции быстро затухают. Хочется, как же хочется верить, что она привела Изуру к тебе, чтобы ты испытала этот гнев, но она и так настроила тебя против школы. Такие крайние меры были бы лишними, и она слишком хорошо это знает. Нет. Правильный ответ — удовольствие в направленном на тебя взгляде, сладость твоего отчаяния и ни намёка на любовь или дружбу. Она затеяла всё ради этого единственного момента. Она обучила тебя — воспитала — чтобы ты понимала, как она действует. И знала сейчас, без всяких сомнений, что она предаёт тебя и разрывает вашу связь. Недостаточно твоего отчаяния от встречи с Изуру и накрывших с головой воспоминаний. Она хотела, чтобы ты знала: ты была лишь игрушкой для неё, сосудом для отчаяния — ведь от этого твоё отчаяние закрепится ещё глубже. В последнее время ты замечала, как некоторые одноклассники бродят с остекленевшими глазами, и теперь ты понимаешь: твою жизнь разрушили не первой. Что-то тяжёлое ударяется о локоть, и ты видишь, что упала с кровати, как когда-то делала после поражения в игре. Но это тоже поражение. Плохая концовка. Тебя, гордость 77-В класса, соблазнило — заманило — совратило — это существо. И теперь она ликует, разрывая твою жизнь на кусочки. Ты перешла на новый уровень, и она сломала тебя, чтобы усилить собственное могущество. Теперь ты — часть той силы, что вечно хочет зла. Её знакомый, неумолкаемый смех окружает тебя. А ты смотришь на пол под прямым углом, не в силах пошевелиться, пока отчаяние наполняет твоё бесполезное тело. Это конец, геймер! Ты дала ей положить перед собой грабли, проехалась по ним носом, и теперь у тебя больше нет продолжений, сохранений и жизней — это реальный мир. Всегда-всегда ты была для неё лишь животным в клетке, которое можно тыкать палкой, пока оно не умрёт. Это твоё истинное отчаяние. То, что она хотела тебе показать. А затем… титров не было. Это не её концовка — ей бы ещё сломить всех твоих одноклассников. Это твоя концовка, но в таком случае ты — игрок. Управление ещё у тебя. И это не игра… и игра одновременно. Когда в игре ты достигаешь плохой концовки — ничего не попишешь, даже если твой персонаж не погиб. Так уж решили разработчики: история окончена, всё важное осталось в прошлом, и его не вернуть. Но ты жива (её раскатистый смех — весомое доказательство), а значит, у тебя есть шанс посмотреть на всё под иным углом. Может, всё это время ты ошибалась в чём-то очень важном. Ты забираешься на кровать — смех резко стихает. Она таращится на тебя в искреннем изумлении: — Чиаки? — спрашивает она, пока Изуру безучастно наблюдает за вами. — Неплохо сыграно, — говоришь ты и поражаешься: каким тяжёлым ощущается голос, но каким лёгким — тело. — Ты применила самое эффективное против меня оружие и довела счётчик жизней до нуля. Она смотрит ещё секунду, а потом снова разражается смехом, корчась в безумии. — Да! Да, я так и сделала! О, твоё отчаяние в этот момент, самое сладкое с тех пор, как, как… как я повеселилась с Фуюхико сегодня утром. Но всё равно! Ты киваешь. — Неплохо. Ты прошла обучающий режим. Это затыкает её, хотя бы на мгновение. Затем она нависает сверху, кричит, и её галстук болтается прямо перед твоим лицом: — Обучающий режим? Какой, нахрен, обучающий, мелкое ты хамло?! Я разрушила твою жизнь! Я наполнила её отчаянием — сладким, восхитительным отчаянием! И у тебя хватает наглости сидеть на моей кровати и заявлять, что это был всего-то обучающий режим? — Это как в шутере, — говоришь ты. Годами отработанное спокойствие позволяет тебе игнорировать её истерики. — В начале игрок ещё привыкает к управлению, так что ей редко приходится иметь дело с большим количеством противников. Даже первый босс обычно лёгкий. Но игру не пройдёшь, пока не научишься одновременно побеждать полный экран врагов. Она топает по всей комнате, опрокидывая со стола сувениры. — Я не понимаю, что ты несёшь! — кричит она, внезапно останавливаясь перед Изуру. — Изуру, заставь её объясниться! — Он не повёл и бровью. Ты ухмыляешься. — Любому под силу довести одного человека, если постараться, — посмотри на себя сейчас. И у тебя получается очень, очень хорошо. Ты менялась для каждого из моих одноклассников, лила свои сладкие речи, чтобы мы поверили тебе и делали всё, что ты скажешь. Но такими темпами — играя с каждым конкретным человеком — тебе и всей жизни не хватит, чтобы отчаять весь мир, правда? — Но я обожаю залезать в головы людей, — ноет она, и на мгновение ты удивляешься, как всегда боготворила её, а на самом деле даже не пыталась ей перечить. — Тогда, — отвечаешь ты, поднимаясь на ноги, чтобы посмотреть ей прямо в глаза, — чем играть соло, не лучше ли найти пати? Вдруг тебе пригодится кто-то, умеющий управлять целыми группами одновременно, играть с ними, стравливать. Вдруг этот кто-то не против работать из тени. — Ты протягиваешь руку. — Привет, я Чиаки Нанами. Абсолютный Геймер. Ой, подожди, ошибочка вышла… мы уже знакомы. В конце ты импровизируешь даже больше, чем в остальной речи, но эта ирония поможет скрепить вашу сделку, напомнить ей о твоём отчаянии и возвыситься над ним. Она берёт твою ладонь и начинает трясти её, поначалу неуверенно, затем всё сильнее и сильнее. Ты бы поморщилась от боли, но эта концепция тебя уже не интересует. Затем она останавливается. — Думаешь, ты такая умная, Чиаки, — говорит она, — и может, так и есть! С удовольствием проверю! Но не думай, будто я не знаю, что на самом деле происходит в твоей маленькой милой головке! Ты снова теряешь ритм, будто пропустила пару нот в Guitar Hero, и твоё комбо резко пропадает. — И что же? — Надежда, — цедит она сквозь зубы. — Ты убедила себя, что я тебя люблю или ещё какое дерьмо, и теперь играешься. Надеясь, что если постараешься, убьёшь достаточно людей, посеешь достаточно отчаяния, может, в один прекрасный день я действительно полюблю тебя. — Её улыбка жестока. — Ну, я ведь права?! У-пу-пу-пу! Ты изо всех сил противостоишь ей. — Я делаю это не ради надежды, — говоришь ты, — а ради отчаяния. Я понимаю, что люди — всего-лишь элементы игры, а я — не более, чем мой талант. Я буду отчаянием, потому что нет более достойных занятий. Но ты ещё не научилась врать ей. Ты смотришь себе под ноги и произносишь ещё одно слово: …Наверное. От неё не ускользает это признание, как ты и думала. Её улыбка становится ещё шире и безжалостнее. — Ты ведь не знаешь, зачем тебе это, Чиаки? Ты хочешь свергнуть мир со мной… даже не зная, почему? И пусть сейчас она вроде бы на твоей стороне, ты почему-то не можешь посмотреть ей в глаза. — Похоже на то. — А-а-а-а-ах! — восторгается она, и ты никогда не видела более счастливого человека. — Как же отчаянно прекрасно! С этим я могу работать.***
В комнате управления тебя окружают больше дюжины компьютеров. Каждый показывает недоумевающее лицо одного из членов студсовета, попавшее в расставленные по классу камеры. Абсолютный Флорист, Абсолютный Президент Школьного Совета и все остальные, и они наверняка удивляются: а где же ты? Через мгновение они удивятся, что двери заперты. Ещё спустя мгновение… — Привет, — говоришь ты, и активируется центральная камера — та, что направлена на тебя. Ты жмёшь на переключатель, чтобы начать трансляцию — тебя и всего остального, что ты захочешь показать резервному курсу. — Я Чиаки Нанами, староста 77-В класса — Абсолютный Геймер. И сегодня я собрала вас здесь, чтобы сыграть в игру. И всё это чистая правда. Все присутствующие — кроме Соушуна Мурасаме, с ним пришлось обойтись бережнее — были направлены тобой, ведь тебе хотелось, чтобы они познали отчаяние предательства. Это отчаяние будет с ними в их последние моменты, и ты выпьешь его до дна, а заодно покажешь резервному курсу. Это чувство ещё не накрыло их с головой, нет, они всё ещё не понимают, в чём дело, — думают, будто это шутка. О, да, ещё пара томительных мгновений. Ты не впервые стримишь игру. Пробовала пару раз, когда только поступила сюда, но обилие комментариев, призывающих тебя снять футболку, убедило тебя, что мир куда больше заинтересован в твоём теле, а не навыках игры. И ты забросила это дело. Теперь же такой проблемы не будет. Ты начинаешь читать правила убийственной игры и видишь, как отчаяние проявляется на лицах членов студсовета. Ты убеждаешь себя, что чувствуешь на себе внимание и ярость студентов резервного курса, которые смотрят твой стрим. Затем ты погружаешься в «зону», как ты её называешь, и теряешь счёт времени. Ты полностью сосредоточена на игре: переключаешь камеры, чтобы показать агонию каждого студента, открываешь тайники с оружием. Даже позволяешь себе редкие профессиональные комментарии. Новые и новые волны отчаяния захлёстывают тебя с каждой новой смертью, и вот ты уже рада, что сидишь, — ноги наверняка подвели бы. Когда всё кончено, ты переключаешь трансляцию на себя, чтобы весь резервный курс видел твою спокойную, удовлетворённую улыбку без капли крови. Ты выиграла. Очки не максимальные, ведь Изуру, технически, оставил Соушуна в живых, но с ним можно разобраться позднее. — Спасибо, что смотрели! — говоришь ты на камеру. — Этот особый эпизод спонсирован Пиком Надежды, и его оплатили вы, щедрые зрители. Потом открывается дверь позади тебя, и появляется Изуру — в крови, даже прихрамывая, идёт к цели, чтобы вы разыграли финальный акт этого спектакля. Ты оглядываешься, пытаясь выглядеть взволнованной, и отключаешь камеру. Это последняя доля отчаяния для резервного курса. Для них ты описала Изуру, как жертву обстоятельств, невольного подопытного в «Плане по созданию надежды», а себя выставила единоличным организатором кровавой игры. Теперь ты — злодей, козёл отпущения. У них была бы одна надежда, надежда на то, что когда-нибудь они до тебя доберутся. Но притворившись убитой Изуру, ты лишаешь их и этого — надежды отомстить… и теперь эта надежда обратится против школы. Хороший план. Идеальная ложь. Хотя, когда Изуру поднимает тебя с кресла за горло и ты беспомощно повисаешь в воздухе, начинает казаться, что не такая уж это и ложь. Ты инстинктивно вырываешься — твоё тело пытается, по крайней мере — но это бесполезно. Изуру Камукура, Абсолютная Надежда, немыслимо талантлив. А ты только играешь в видеоигры. Твоё тело оставляет воздух, жизнь, надежда. Это точно кат-сцена: управление не работает, и ты ждёшь, пока экран окрасится чёрным. В глазах плывут пятна — видеокарта подводит. В наушниках какой-то шум, в разных частях тела падают драйвера. И только твой мозг работает, перегревается при разгоне, пытаясь понять, что происходит. Чья это воля? Её или Изуру? Ты даже этого не знаешь. Так или иначе, ты теперь бесполезна. Ты даже не можешь с ней попрощаться. Мысль о том, что ты расстанешься с жизнью в момент своего величайшего триумфа, наполнена просто невероятным отчаянием, и пусть даже он держит тебя за шею, а твои жизни медленно падают до нуля, в этот последний раз тебя накрывает волной отчаяния и ты улыбаешься. Видя это, Изуру огрызается и бросает тебя на пол. Следующие несколько минут ты жадно глотаешь воздух, глядя на закрытую за Изуру дверь. Что случилось? Он отказался добивать жертву, готовую принять свою смерть? Он не хотел давать тебе надежду вместо отчаяния? Или то был мальчишка где-то глубоко внутри него, чьё имя ты до сих пор не хочешь называть, что отказался убивать тебя? Ведь ты ещё способна чувствовать счастье. Одно точно: это оказалась не кат-сцена, а QTE, и ты его прошла. И вот, она садится на колени возле тебя — она всё это время была здесь? Смотрела, как ты умираешь? И эта её улыбка — без тени юмора. — Оу-у, бедняжка Чиаки! Шейка болит? Давай, поцелую — и пройдёт! Что она и делает. Её первый поцелуй обжигает шею, и твоё дыхание — его остатки — становится прерывистым. Ещё один, и ещё — ты с удовольствием принимаешь их, а затем она приходит в движение. Следующий поцелуй оказывается ещё выше на твоей шее. Следующий — на подбородке. И наконец-то — наконец-то! — на твоих губах. Ты отвечаешь ей, ведь даже на пороге смерти и отчаяния ты не можешь и не хочешь иного. Она перемещает свой вес, чтобы склониться над тобой, и ты ей позволяешь. Ты чувствуешь, как её изысканно наманикюренные ногти развязывают ленту у тебя на шее. Расстёгивают рубашку. Твоя рука тянется проверить, есть ли у неё хоть что-то под этой немыслимо короткой юбкой. От QTE ты переходишь к новой мини-игре. И эта игра — не награда для тебя. Ты понимаешь это в миг, когда твоя голова отдыхает на её груди, а всё твоё тело краснеет от перегрева. Ты… просто подвернулась под руку. Она — вы обе — празднуете, что ты ещё способна на такое. Смерти студсовета не вызвали у тебя скорби, только упоительные моменты гедонизма и исследования тел друг друга. Отчаяние от их кончины принесло не грусть, но счастье. И даже в этой насмешке, которую никто не увидит, ты находишь своё отчаяние, а с ним — блаженство. Уже после, когда перед твоими глазами появляется табличка «Получено Достижение!», она начинает с энтузиазмом осматривать твою грудь. Ты улыбаешься: в этот раз ты и правда разделась на стриме. — Что ты делаешь? — спрашиваешь её. В твоём голосе куда больше любви и привязанности, чем должно быть, и ты показываешь ей свои истинные чувства. Чувства далёкие от отчаяния, которые она непременно заметит и использует, чтобы над тобой посмеяться… но тебе всё равно. — У-пу-пу! Смотрю твой размер, что ещё? — Ты снова улыбаешься, ведь эта информация общедоступна в твоём профиле, а она, кажется, её упустила. И ты сейчас такая слабая, но такая счастливая. — Ты всё прячешь под пиджаком и рубашкой, но ты мне неплохо подходишь! Ещё одна волна отчаяния достигает кончиков пальцев: наверное, это и было единственной причиной раздеть тебя. Не оскорбить память студсовета, не насладиться сегодняшним действом, а посмотреть твой размер. Она видит, что ты понимаешь, и расплывается в улыбке, а ты погружаешься в отчаяние — и в её объятия. Ты принимаешь тот факт, что как бы ты ни пыталась, тебе не достичь её высот: жизнь строится на конкуренции, не сотрудничестве, и она всегда побеждает. Каждый твой шаг во имя отчаяния оттеняет твоя любовь, ведь ты делаешь это и ради неё, но у неё нет такой слабости. Ты, все твои одноклассники, весь мир — вы лишь инструменты. Сегодня ты сослужила хорошую службу, но завтра она не вспомнит об этом. Не потому, что забыла, но чтобы ты страдала без похвалы. И ты будешь страдать, и ты будешь в отчаянии… с превеликим удовольствием. — Знаешь, Чиаки, — говорит она, — мы теперь надолго заляжем на дно. У меня свои планы, но вы с Изуру должны исчезнуть. Мы же не хотим, чтобы кто-то узнал, что ты выжила! Ты киваешь. Звучит разумно. — Куда мне пойти? — Э-э-э-э-э? Не пофиг ли мне?! В Това Сити или ещё куда, сама разберёшься. Но, слушай, пока тебя нет, поработай над актёрской игрой, лады? Это сложнее, чем просто убедительно лгать. Девочка-задрот на тебе неплохо смотрится, но в будущем будь поэнергичнее. Ты покорно смотришь ей в глаза. — Что будет в будущем? — Мы устроим ещё одну убийственную игру! Ты устроишь. Я соберу кучку ребят, закрою их в этом здании и дам тебе с ними поиграть. Без этой скоропостижной резни, в нормальную игру, целыми днями или даже неделями, с особыми правилами. Это скорее твоё поприще, чем моё. Дадим тебе под управление Монокуму, типа, робота, и ты будешь смотреть, как они убивают друг друга, и транслировать на весь мир. На весь мир. Едва эти слова срываются с её губ, ты понимаешь, насколько жалкой была эта игра со студсоветом. Это вовсе не твоё величайшее достижение, скорее, обучающий режим. Отчаяние её плана хватает тебя за горло, перекрывает дыхание. Тебе хочется лишь сыграть с ней в мини-игру ещё раз, упиться своей грязью, и может, она тебе позволит, но сначала нужна информация. — Зачем мне практиковать актёрскую игру? — На случай, если тебя поймают! Я не хочу, чтобы в комнате управления восседала старая добрая Чиаки Нанами. Пусть увидят грёбаную Джунко Эношиму, вот ей ты и будешь! — Джунко?!.. — Ты испуганно смотришь на неё. — Но ты—я никогда не смогу— Она лишь посмеивается. — Я сказала, что ты будешь Джунко, так что будь ей, поняла?! Слушай, я даже пошлю Мукуро помогать тебе, и можешь делать с ней, что душе угодно. Поняла, Чиаки?! Это будет самая отчаянная вещь в нашей жизни! Надежда этого мира пожрёт сама себя, и твои руки направят её! Как можно не желать быть частью этого?! Ты продолжаешь смотреть на неё в поисках правды, которую она скрывает, ведь должен же быть подвох… и ты его находишь. Она даёт тебе этот шанс не потому, что у тебя есть к этому способности — хотя ты и Абсолютный Геймер — просто она не уверена в успехе. И раз уж она не уверена, можно с уверенностью сказать, что план провалится. До тебя доберутся, и ты умрёшь. Вас с Мукуро приносят в жертву во имя отчаяния, чтобы она могла тайно заниматься своими делами. Ведь как бы ты её ни любила, у неё всего два режима работы с людьми. Чтобы все делали то, что она пожелает, она либо говорит правду, либо лжёт. Вы лишь инструменты, не более… и не менее. Она и для себя инструмент для достижения отчаяния. Сейчас она работает с тобой через ложь, и верит ли она, что ты поймёшь это, — не так важно. Ведь ты знала это всегда. С самого начала ты знала, что она играет тобой. Но то, что тебя изначально в ней привлекло — и привлекает до сих пор, — она не скрывает этого факта. Даже до того, как Изуру поднял тебя за шею, неужели ты правда верила, что выберешься отсюда живой? Наверное… это неважно. Всё ради отчаяния. Всё ради твоей наставницы. Ты скрепляешь её предательство поцелуем.