Моя долгожданная мечта

Чунмена тошнит. Тошнит так, что во рту стоит привкус печени, а желудок грозится вылезти наружу. Тело трясет, как в лихорадке, ноги предательски дрожат. Такого ощущения Сухо не испытывал никогда в жизни, хотя родители и друзья рассказывали об этом. Первая течка приходит слишком поздно, и последствия могут быть тяжелыми, как при ветрянке. Которой Чунмен тоже не болел никогда. За неделю до этого его начинает знобить, но это почти не заметно, поэтому репетиции не срываются. Становится хуже буквально за несколько дней: непрекращающаяся дрожь, температура под сорок, полуобморочное состояние, перемешанное с бредом. Чунмен постоянно зовет Криса, который должен был прилететь еще пару дней назад, но из-за погодных условий рейс откладывался на неопределенное время. А если бы второй лидер приехал вовремя, то течка давно бы началась, и вся группа не переживала за состояние старшего. Группа искренне пыталась помочь. Ну, как группа… Кенсу чуть ли не насильно заталкивал еду в своего лидера, потому что с приездом Криса Чунмену понадобится очень много сил. Кенсу вытирает влажным полотенцем пот со лба старшего, пытаясь хоть ненадолго сбить температуру, но получается слабо. Кенсу пихает ему в глотку таблетки от внезапной беременности, купленные в аптеке за углом. Сехун тоже пытается оказать посильную помощь, участвуя в принятии душа хеном, делясь своим гелем для душа. Он отбивает этот чертов запах, сводящий с ума двух ненормальных в их общежитии. Чанель и Чонин крутятся около двери в комнату лидера, лишаясь последнего рассудка от пробивающихся через небольшую щель между полом и дверью молекул аромата. В конце коридора появляется Бекхен, внимательно рассматривает своего альфу, прибежавшего на зов чужого тела, тихо зовет Чанеля и, когда тот оборачивается, слегка поводит бедрами. Пак забывает про готовящегося вот-вот кинуться в окно Чунмена и обнимает своего слишком умного парня. Но Чонин продолжает кружить как голодное животное, коим сейчас и является, около двери и тихо постанывает от разливающейся внутри сладости. Сехун искренне молится, чтобы его парень одумался. Когда первая течка была у Бекхена, еще во времена трейни, то Чанни так отмудохал будущего лид-танцора, что тот несколько дней не мог встать с кровати. А Крис церемониться точно не будет. Дай Бог Кай через неделю в себя придет. В гневе китайский лидер – машина для убийств. Особенно когда дело касается Чунмена. Кенсу выходит из комнаты, чтобы принести новую порцию куриного супа и сменить воду в тазу, с усилием отгоняет Чонина от комнаты – бета всегда проигрывает против альфы, и просит Сехуна посмотреть за лидером. Главный танцор недовольно стонет и царапает короткими ногтями снова закрывшуюся дверь. У его Сехуна тоже скоро начнется течка, буквально через пару недель, и его тело только начинает источать тонкий аромат страсти, а вот от Чунмена пахнет чистым вожделением и похотью. И Чонину абсолютно плевать, что лидер принадлежит Крису. На теле корейца нет отметок другого альфы, поэтому танцор хочет взять свое. Вот только он понятия не имел, какие чувства вызывал у своего лидера. Чунмена тошнило еще сильнее от запаха чужого альфы, но сделать ничего нельзя было. Сехун практически не имеет влияния на Чонина, Кенсу для него вообще как маленький котенок. Остается только Чанель, но это тоже может быть гиблым вариантом. Никто и понятия не имеет, как сейчас поведет себя Кай, поэтому Чунмен просто сплевывает вязкую слюну в предусмотрительно поставленный около кровати тазик и молится о скором приезде Криса. Проходят еще одни сутки. Чунмен начинает ерзать на кровати, прося открыть окно и позвать Криса. На уверения в том, что китаец скоро приедет, Сухо абсолютно плевать. Он требует Криса немедленно, и Сехун говорит, что течка начнется в этот день. Или ночь. От этого ничуть не легче, потому что запертый в комнате Чонин кидается на дверь, кричит благим матом и требует пустить его к Чунмену. Кай еще не совсем понимает, что происходит с его телом и как реагировать на чужого омегу. Хочется ворваться в эту комнату, сцепиться с ним и помочь. Каждому из них. Но эти ненормальные так оберегают его для Криса, что желание только сильнее. И, пользуясь моментом, когда в комнату заходит Кенсу, Чонин проскальзывает в приоткрытую дверь и торопится на этот одуряющий запах, пропитавший все в этой квартире. Только вот в душе этот запах настолько сильный, что у танцора кипит в венах кровь, гоня как можно скорее по коридору: комната Кенсу, Сехуна и Чонина, в которой первого, кстати, особо и не бывает по причине проблем лидера, находится дальше всего от нынешнего местонахождения Сухо. Но Чонина не обманешь. Он упрямо идет на сногсшибающий аромат, напоминая таран, не останавливаясь и отпуская сознания. Теперь этот омега его. На эту неделю Чунмен его. Кенсу помогает Сухо встать и дойти до душа. Там его ловит Сехун, ловко запирает дверь и помогает присесть на край большой ванной. Стягивает со старшего футболку, аккуратно спускает спортивные штаны вместе с бельем, раздевается сам и последний раз пробует ладонью воду. Затем опускается в ванную вместе с Чунменом, поддерживая его, и медленно проводит мочалкой по острым плечам. Лидер сильно похудел за время вынужденного пребывания в собственной комнате, и ребра выпирают как-то болезненно и страшно. Сехун продолжает заботиться о старшем, подозревая, что нужно быть сегодня особенно заботливым. Как только его пальцы касаются кожи в районе копчика, Чунмен нетерпеливо дергается, ерзая по чужим коленям. - Хен… Ну, потерпи. Крис-гэгэ скоро приедет. Только потерпи. И не трогай себя, хен, пожалуйста. Он не будет с тобой церемониться. А от Криса-гэгэ всем потом достанется. Обещаешь, Чунмен-хен? - Обещаю… - хриплым от усталости и лихорадки голосом Чунмен говорит одно единственное слово, смысла которого даже не понимает. Через двадцать минут тщательного мытья Сехун перестает ощущать запах чужого омеги, из-за которого на затылке волосы становились дыбом. Его альфа заглядывался на лидера, и ревность иногда пробивалась сквозь искреннее сочувствие. Сехун, как его мама в детстве, целует старшего в макушку, помогает встать на небольшой коврик и осматривается в поисках полотенца. Но все они лежат в корзине для грязного белья, поэтому макнэ приходится дойти до соседней комнаты, чтобы взять махровое полотно. Усаживает Чунмена на бортик ванной и просит подождать, пока он вернется. Оставшийся один Сухо тут же забывает о своем обещании и тянется руками к пояснице, оттуда скользит ниже, и пальцы останавливаются в нескольких сантиметрах от судорожно сжимающейся дырочки, из которой по бедрам начинает стекать смазка. В голове Сухо проносится только одна фраза «Началось». Один из пальцев оказывается внутри тесного отверстия, и на какое-то мгновение Чунмен чувствует облегчение. Но одного пальца недостаточно, и он уже готов ввести себя второй, когда его прижимают к стене, а на шее чувствуется горячее дыхания. Снова подкатывает волна тошноты, сводящая судорогой глотку. - Я помогу тебе, Чунмен-а… Только не дергайся и не ори. Будем здесь. - Нет… У тебя есть Сехун, а у меня Крис… - Так что же твой Крис не поставил метку? Ему так наплевать, кто оприходует тебя в его отсутствие? К отверстию прижимается головка члена, Чунмен мало что соображает, но обрывками всплывают воспоминания о том, как Кенсу пичкал его долбанными таблетками от беременности. И сейчас он очень благодарен ему за это. Сухо с одной стороны очень хочет ощутить в себе своего танцора, ошивающегося несколько дней около его комнаты, потому что желание слишком велико, а с другой, он боится выблевать на чистый пол утренний суп Кенсу. Запах чужого самца отвратителен до дрожи, и Чунмен пытается подавить в себе первую волну тошноты. Он чувствует, как двигаются бедра танцора, но не ощущает должного толчка. Зато слышит глухой стон, даже два, и ужасный рык, вселяющий сначала ужас, а затем благоговейный трепет. Полсекунды на разворот, и Сухо видит Криса, прижимающего Кая к стене. Они на самом деле очень похожи на сумасшедших хищников, вступивших в схватку из-за самки. Китаец не собирается причинять тяжелого вреда здоровью лид-танцору корейской подгруппы, поэтому просто ощутимо ударяет его затылком о стену пару раз и кидает в руки Сехуна. Одного взгляда на Чунмена хватает, чтобы забыть о всяких там малышах. Его непомеченный омега только начал течь, но от этого запах только острее, кружит голову и пьянит круче дорогого виски. Крис даже не снимает пальто, на котором почти растаял январский снег, хватает своего лидера, заворачивает в упавшее из рук корейского макнэ полотенце и тащит в комнату, дверь в которую закрывается с громким шумом, от которого у Сехуна начинает болеть голова. А потом он решает отомстить неверному парню: ласково берет за руку, ведет на кухню, чтобы приложить лед к ушибленному затылку, и начинает орать так, что грохот двери кажется детским садом. Чонин списывает все на приближающийся тяжелый период в их жизни и сам прикладывает лед к пострадавшей голове, пропуская мимо ушей слова макнэ. В комнате Крис швыряет на пол пальто, стягивает свитер и отправляет его к лежащему неаккуратной кучей драпу. Туда же следуют джинсы и белье. Они обнажены, а желание зашкаливает за все мыслимые отметки. Тошнота Чунмена проходит, когда его окутывает запах такого дорогого человека, внутри все сжимается еще сильнее, а дыхание сбивается. Крис нависает над ним, сердце начинает колотиться как сумасшедшее, а китаец только облизывает губы и смотрит прямо в глаза. - Прости меня… Я готов был с ним… Пока тебя… - Я все понимаю… И об этом поговорим с тобой потом… Крис прижимается вставшим членом к такому же члену Чунмена и тихо стонет. Пока тихо. Он прекрасно понимает, что застряли они сегодня на несколько часов, как бы не на весь день, поэтому сначала целует опухшие от постоянных покусываний губы, а потом спускается на шею. Рот сам приоткрывается, и на шее корейца появляется яркая отметка, которая сойдет через пару дней, учитывая скорость регенерации во время течки. Сухо довольно стонет и выгибается навстречу. Крис очень хочет попробовать на вкус кожу на груди, но это может подождать. Он, может быть, даже слишком грубо переворачивает своего омегу на живот и ставит на колени, входя одним толчком в желанное тело. Чунмен кричит от удовольствия, и его голос накрывает Криса с головой. Так же как и запах, сулящий несколько часов наслаждения. Только вот Чунмен наконец обретает способность более-менее внятно говорить, то задает только один вопрос: - На сколько мы сейчас сцепимся? – голос дрожит, пальцы сжимают простынь. - Часа на 3… Потом меньше… Когда поедим и поспим, то еще три… Где-то так… Все остальное обсудим потом… Крис начинает бешено вбиваться в податливое тело, ведомый собственным инстинктом, чужими стонами и запахом. Так прекрасно может пахнуть только омега, предначертанный ему Небом. Пальцы китайца быстро скользят по груди Чунмена, сжимают соски, спускаются по животу и обхватывают член. Сухо совершенно не в себе, он стонет, кричит, бьется как в агонии. Кажется, температура тела обоих поднялась выше сорока градусов. Кореец кончает в первый раз, шепча имя своего суженого. Крис еще держится, но оргазм не за горами. Он кончает внутрь Чунмена, который от этого только сжимается, и чувствует, как узел фиксирует их намертво на несколько часов. Скачка началась. Они действительно сцепляются на три часа. За это время Чунмен кончает порядка двадцати раз, а сам Крис теряет счет тому количеству раз, которое он возносится на Небеса и падает вниз. Этот парень выкачал из него все, до последней капли. Как бы не выглядел Крис на людях, он честно ждал своего предначертанного омегу и не посмотрел ни на кого. Теперь он готов был дать Чунмену все, что тот только мог взять за эту неделю. Неделю, которую Крис ждал как ненормальный с тех пор, как понял, что Сухо принадлежит ему. Они лениво целуются, рука скользит вниз, готовя обоих к новой скачке, но внезапно китаец отстраняется от своего парня и смотрит ему прямо в глаза. - Неужели ты бы согласился на Чонина, зная, что его запах вызывает у тебя тошноту? - Мне было так плохо… Все тело горело… А потом… Боже, я мечтал, чтобы хоть кто-нибудь это сделал… Прости… И как часто этот ад будет продолжаться? - Тао говорил, что так плохо только в первый раз. В остальное время сможешь терпеть до ночи. На эту неделю ты мой, Чунмен-а… Я всю жизнь ждал, когда у моего омеги начнется течка. И теперь ты не вылезешь из постели по всяким дурацким поводам. Моя долгожданная мечта… Крис берет своего парня на руки, тащит в душ, а в это время Кенсу ставит в комнате поднос с обедом. Они закрываются в комнате, пользуясь добротой одногруппников, которые каждый день приносят под дверь еду и терпят крики, доносящиеся через тонкие стены. Когда течка Чунмена заканчивается, то приступ «постельного бешенства», как окрестил эти недели Чен, начинается у Сехуна. Несчастные парни, с трудом вытерпевшие стоны лидеров, хватаются за голову и покупают в аптеке оптовую партию беруш. Следующая течка начинается у Чунмена как раз на день рождения Криса, и китаец шепчет между поцелуями, что это лучший подарок на 23-летие. Общежитие снова вспоминает о затычках для ушей. В соседней комнате завывает Тао, и их голоса с Чунменом сливаются в один протяжный стон. Кенсу проклинает Су Мана, который собрал группу из альф, омег и бет. Проклинает себя за то, что родился бетой, и теперь готовит этим трахающимся кроликам. А еще проклинает ненормальных, несдержанных альф и омег, которые… Которые счастливы в объятиях друг друга. Кенсу тихо выдыхает и помешивает в кастрюле суп. - Чтоб они все счастливы были… - Кенсу, - два голоса надрываются из комнат. – Принеси пожрать! - Очень счастливы…