Don't leave me

Это происходит слишком неожиданно. У Тони будто выбивает весь воздух из легких, когда он смотрит на неловко лепечущего подростка перед ним, который, очевидно, пока еще не понимает ситуации. Может быть, это происходит не одновременно, а с некоторой разбежкой. Тони чувствует, как кожу неприятно царапает проявляющаяся надпись — ровно под тем местом, где раньше был реактор. Его тянет снять рубашку, в которой разом стало неуютно и жарко, чтобы посмотреть на то, как имя Питера будет смотреться на коже, и одновременно в голове пульсирует отчаянное «только не это». Только не сейчас, не так, не с тем — Тони уже давно перестал ждать, когда чудо произойдет, смирился и распланировал свою жизнь без дурацкой «душевной связи», а тут… ребенок, черт его подери. Мальчишка, который еще школу не закончил даже, который годится ему в сыновья. Который, возможно, влюблен в девчонку на год старше и еще даже не целовался. Питер вдруг замолкает, и как-то неуверенно потирает грудь, будто ему стало больно. А потом в его глазах появляется такое изумление, что Тони даже перестает паниковать на пару секунд. Изумление. Не страх, не отвращение, не злость. А потом Тони в ужасе замечает, как губы Питера расползаются в неуверенной, но счастливой улыбке. Тони честно старается. Ему кажется, что есть какой-либо шанс переубедить Паучка, что их связь не такая уж нерушимая. Он приводит примеры, рассказывает о счастливых не связанных парах. Проблема в том, что Питер, кажется, в восторге от того факта, что его соулмейтом оказался тот, кого на определенных сайтах называют Папочкой. После провала всех попыток образумить неразумное дитя, Тони просто перестает отвечать на звонки и запирает окно в свою спальню, и запрещает кому-либо впускать Питера в штаб. И именно после этого он начинает чувствовать все прелести обоюдной связи — ему снятся кошмары, которые долго остаются в памяти, он чувствует, как Питер страдает, его буквально жжет изнутри от чужой боли. Да и насколько чужой, если действительно вдуматься? Когда становится особенно невыносимо, Тони напивается до невменяемого состояния и его ненадолго отпускает. — Если бы ты погиб — виноват был бы я! Питер упрямо сжимает губы, и отходит на несколько шагов, а потом теряет всю уверенность, и становится похожим на побитого растерянного щенка. — Я хотел помочь, я хотел быть как Вы! Питер неосознанно тянется к груди, и делает шаг навстречу, но теперь черед Тони отступать. Он сжимает зубы, чужая вина, и чужое раскаяние затапливают разум, но назад пути уже нет, он решил. — Отдай костюм. Питер изумленно распахивает глаза, и принимается лепетать извинения. Тони физически больно, когда с его губ срывается жесткое: — Если ты никто без костюма, то ты его недостоин. Питер отшатывается, будто получил пощечину, наверное это фраза действительно что-то вроде оплеухи ребенку, который старался изо всех сил. К чести паучка, он не продолжает спорить. Это должен был быть акт воспитания, не привязанный только к эмоциям, но на самом деле Тони в ужасе от того факта, что Питер мог умереть. Кошмары, разные по содержанию, но с одним итогом — мертвым паучком — становятся прочным спутником наравне с алкоголем. А потом Питер снова рискует собой, только в этот раз его не защищает высокотехнологичный костюм, который, хотя бы относительно, снижает шансы на скорую кончину. И Тони просто сдается. Старк давно изучил свою надпись: «Питер Паркер» немного угловатым почерком. Надпись Питера он видит впервые, и собственное имя, написанное размашисто и четко, кажется невероятно чужеродным на светлой коже. Тони скользит пальцами по буквам, будто желая проверить их реальность; Питер вздрагивает и как-то отчаянно прижимает чужую руку к своей груди. — Пожалуйста, — Тони поднимает глаза от надписи, и его буквально обжигает мука, читающаяся во взгляде Питера, он почти плачет. — Пожалуйста, не бросайте меня снова, мистер Старк. Именно в этот момент Тони впервые осознает, насколько жалкие и подлые вещи он сделал под маской заботы о «ребенке». Сейчас перед ним не ребенок, но его вторая половина, душевную связь с которой он дергал на протяжении всего этого времени, причиняя им обоим боль, с которой Питер справлялся совершенно один, без возможности кому-то рассказать. — Я больше не буду так с тобой поступать, паучок, — руки правильно и привычно ложатся на чужую талию, будто они созданы друг для друга. — Только если ты сам не попросишь. Питер утыкается лбом в плечо Тони, и выдыхает — напряжение в них обоих постепенно рассеивается, уступая место неуверенному, осторожному счастью. — Не попрошу. Не дождётесь. И Тони, слушая биение чужого сердца, уверен, что паучок выполнит своё обещание. *** — Я умру гораздо раньше тебя. Я уже почти старик. Питер недовольно косится на сидящего на кровати Тони и ничего не отвечает. Тони почему-то кажется ужасно важным продолжить этот разговор, хотя он прекрасно чувствует, как Питер напрягается. — Обещай, что найдешь себе кого-то, с кем проведешь жизнь. Наверное, причиной этому странному желанию послужило их совместное отражение в зеркале торгового центра. И, хотя Тони всё еще не чувствует себя старым, тихие шепотки консультантов-девушек о том, насколько горячий папа у этого парня навевают небольшую тоску. С одной стороны, это приятно. С другой — Питер для всех, кто узнает о ситуации, будет жертвой педофила, который совсем страх потерял. И попробуй объясни, что это не он виноват. — Тони, я прошу тебя, заткнись, — голос Питера подрагивает на последнем слоге, и Тони тут же понимает, что зря всё это затеял. — Пожалуйста. Ему почти восемнадцать, и он полноправный член Мстителей, хотя Мэй просто рвет и мечет, когда узнаёт об этом. Он успел вытянуться и теперь не выглядит, как щенок большую часть времени, но все равно начинает плакать, стоит им хоть как-то коснуться темы смерти. Хотя работа у них, прямо скажем, наполнена рисками. Тони чувствует себя ублюдком, когда разворачивает к себе стул и видит полные слез глаза Питера. — Прости, Паучок, я больше не буду. Весь вид Питера выражает сомнение, но он вытирает глаза и очень серьезно смотрит Тони в лицо. — Я знаю, что, скорее всего, переживу тебя. Я думаю об этом каждый раз, когда ты приходишь с задания в синяках. Поэтому не стоит напоминать о том, что… Не надо. Вместо ответа Тони наклоняется, и осторожно целует искусанные то ли от волнения, то ли от задумчивости над книгой губы. — Зато ты назвал меня Тони без лишнего напоминания. Это победа, я считаю. Питер толкает его коленом, но улыбается. Определённо, это победа. Об остальном они подумают как-нибудь в другой раз.