Миллерово
1939 год
Катя улыбнулась, глядя на возящихся в снегу возле дома двойняшек. Она и не думала, что приживется здесь так хорошо. На вокзале в Ростове она провела почти двое суток — из-за разыгравшейся метели были отменены все поезда. Никогда Катя еще не попадала в такие суровые условия, как тогда. На вокзале было дико холодно, а ей надо было постараться выжить вместе с двойняшками. Наконец, когда погода более-менее стала нормальной и пустили первые поезда, она, потратив почти что последние деньги на билеты, уехала в Миллерово. Здесь, на военном аэродроме под Миллерово она жила уже второй год. Приняли ее хорошо — каким-то магическим способом подействовали слова о том, что она от Оксаны Мальцевой. Ее быстро оформили у коменданта, где за нее даже один из летчиков поручился. Поселили ее в небольшой дом, где жила женщина средних лет — Федорова Валентина Сергеевна, которая только обрадовалась новым соседям. О ее прошлом расспрашивали мало, что, конечно же, только радовало Катю; знали лишь несколько человек из всего поселка. Как и говорила Оксана, работа сразу же нашлась для Кати. Зимой она снег здесь чистила, по весне занималась дренажем летного поля, а летом, когда делать особо нечего было, помогала в столовой. За двойняшками в рабочее время Кати присматривала дочка одного из летчиков — Люся, которой шел четырнадцатый год. Но и постоянно Катя не сидела на этом аэродроме — прошлым летом удалось выбраться с детьми в Москву. Конечно же, обошлось не без помощи местных летчиков… Сейчас же, вонзив лопату в глубокий снег и опершись на нее, Катя наблюдала за двойняшками, которые возились в снегу вместе с Люськой. Женщина и не заметила, как подросли дети. Настя радовала ее глаз — пошла в отца. Так же, как и у Власа, у нее были черные густые и чуть вьющиеся волосы, такие же темные глаза. Она росла крепкой и здоровой, чем, конечно же, только радовала Екатерину. Но вот Митя… Хоть он внешне и был таким же, как и его сестра, Катя волновалась за него — он был намного слабее сестры и часто болел. — Кать, не стой, — раздался голос рядом с женщиной. Обернувшись, Катя увидела строго глядевшую на нее Раю — девушку, с которой она также успела подружиться за все то время, что провела здесь. — Раньше закончим — раньше уйдем. Катя молча кивнула ей, быстрым движением руки краем варежки утерла еле заметную слезу в уголке глаза и продолжила работу. Раиса заметила это и, приблизившись к ней, тихо спросила будто виноватым тоном: — Кать, ну ты чего? — Да так, — вздохнула Катя, уже улыбнувшись. — Обиделась что ли? — На тебя? — Катя даже выдавила из себя смешок. — Как же… Я на детей смотрела. Они… так выросли за это время. Я даже и не заметила… — А что впереди тебя ждет, — Рая улыбнулась. — Ну, давай. Раньше закончим… — Раньше уйдем, — закончила за нее Катя. Закончили они скоро и всей своей группой пошли с аэродрома по узкой тропинке, протоптанной в снегу. Катя, шедшая в конце за Раисой, остановилась на пару секунд и оглянулась на аэродром. Там, на противоположном краю аэродрома стояли большие зеленые самолеты с одним мотором. Один из них, взлетевший около часа назад и исчезнувший на это время за высокими маковками сосен, появился вдруг из-за деревьев с выпущенными шасси. Катя поглядела, как приземлялся самолет, и стала догонять девушек, от которых отстала. Уже когда они проходили около неровного порядка изб, колодец, у которого лениво перекидывались словами две женщины — жены летчиков, — их догнали только что приземлившиеся летчики. Катя, оглядываясь на них, улыбалась их шуткам. Это были молодые летчики, каждый не старше двадцати пяти лет; старшие, более опытные, еще не вернулись. Катя, смотря на них, старалась не вспоминать свои молодые годы, ведь тогда рядом с ней был Влас. Сейчас, хотя и прошло два года с тех пор, как его забрали в ту ночь, она все еще иногда плакала по ночам, вспоминая его. Она скучала… — Екатерина Васильевна, — ее догнал один молодых летчиков, ловким движением выхватил лопату и подхватил женщину под локоть, — а, Екатерина Васильевна, вы б в воскресенье на танцы пришли бы. — Ну, Лёвушка, тут уж не мне решать, — ответила она, улыбнувшись ему. — Как же так, Екатерина Васильевна? — Лев удивленно вскинул брови, припорошенные снегом. — А вот так, — она аккуратным движением вырвала свой локоть и наклонилась к земле, чтобы поднять с земли Митю, который все еще игрался в снегу. — Видите, у меня уже есть кавалер. — Так вот кто мой соперник! — Лев рассмеялся. — Люсь, — позвала Катя девчушку, — ты Настю домой отведи. Люся, кивнув в ответ, подхватила хохочущую Настю на руки и понесла к дому. — Ну, — продолжал тем временем молодой летчик, — тогда у меня нет шансов. — Он наклонился к Мите, который ухватился за руку мамы, прижавшись к ней, и, подмигнув ему, произнес: — Я поражен и вижу, что дальнейшая борьба всячески бессмысленна. С победой вас, друг! Катя, улыбаясь, покачала головой. — Но все-таки, — Лев выпрямился и взглянул на Катю, — я провожу вас до вашего дома. — Как вам будет угодно. Попрощавшись и со Львом, который почти сразу же переключил свою внимание на Раю, и с Люсей, Катя зашла в дом с детьми. В просторной избе стояла краснобокая времянка, сделанная из железной бочки. От нее так и веяло жаром. — Щи? — потянув носом, спросила Катя с порога, продолжая снимать с детей верхнюю одежду. — Ты, Катя, как всегда догадлива, — перед ней появилась Валентина Сергеевна. Увидев, что дети уже потянулись было к столу, она перехватила их и развернула назад: — А руки кто мыть будет, а? Ну-ка, марш к умывальнику! Митя, гордо показав ей язык, все-таки пошел за сестрой к умывальнику. Катя, заметив это, все-таки не удержалась и легонько шлепнула его; Валентина Сергеевна же рассмеялась. Уже когда они поужинали, и Катя с Валентиной Сергеевной сидели за столом и потягивали горячий чай из простеньких чашек, а дети играли у кровати, Валентина Сергеевна тихо спросила у Кати: — Когда Алексей-то вернется? — Не знаю, — она пожала плечами и постаралась придать себе наиболее безразличный вид. — Может, завтра. Или послезавтра… — Ой, Катька, — женщина покачала головой. — Что? — Да ничего, — она отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Катя, пряча взгляд, подула на горячий чай. Она не любила, когда кто-то лез в ее личную жизнь. — Ма, — к ней неожиданно подбежал Митя и требовательно потянул край ее юбки на себя, — мам! — Чего тебе, Мить? — Катя отставила чашку в сторону и наклонилась к мальчику. — Настька обижает, — пробурчал он, пряча лицо в складках ее юбки. — Настя, — она прижала его к коленям и с напускной строгостью посмотрела на дочку, — ну что вы опять не поделили на этот раз? Девочка, бросив на мать смущенный и даже немного испуганный взгляд, как-то виновато улыбнулась и пожала плечами, вновь вернувшись к игрушкам. Катя, забыв о том, что попыталась выглядеть хоть немного строгой, улыбнулась. — Ну, — она взъерошила Мите волосы, — иди к ней. Думаю, она больше так не будет. Митя, кивнув, вернулся к сестре. Катя, понаблюдав за ними еще пару минут, развернулась к Валентине Сергеевне и вновь принялась за чай. — Не надумала еще уезжать отсюда? — спросила женщина, отхлебнув чаю. — Летом хочу к подруге съездить, — ответила Катя. — Надеюсь, получится домой заехать… — Ты меня не поняла, — прервала ее женщина, подняв на нее свой взгляд. — Я имела в виду, не хочешь ли уехать отсюда навсегда? — Что вы, — Катя слабо улыбнулась одними уголками губ и, отодвинув от себя чашку, откинулась на спинку стула. — Куда мне отсюда ехать? — Да куда угодно — страна-то большая. — Да где меня только ждут? — Ну, сама же сейчас обмолвилась про дом какой-то… — Теть Валь, — Катя вздохнула, — вы же знаете — там-то уж точно меня никто не ждет. Не знаю, почему-то место я все еще продолжаю называть домом… После того, как забрали моего мужа, мне делать там нечего, я там никто. — А дом? — Документы все на Власа были, так что… Осталась бы там — могли прийти в любой момент и просто выбросить на улицу. По документам я — никто в том доме. Я не была его женой, а дом вроде бы принадлежал то ли ему, то ли его семье… Так что дом у меня только один, и он здесь. — А его семья? Они там же жили? — Не совсем. Насколько я помню, они какое-то время жили там, в станице, а потом уехали назад в Грецию. — То есть, ты их даже никогда и не видела? — Нет. — За что ж могли забрать-то твоего муженька, а? — после недолгого молчания спросила Валентина Сергеевна. — Не знаю, — Катя пожала плечами, — он был самым обыкновенным ветеринаром, никому никогда ничего дурного не делал и не желал… Разве что был за ним один непростительный грешок — греком он был. Но знаете, Валентина Сергеевна, я уже просто смирилась с этим. Смирилась еще в тот момент, когда не смогла догнать черный воронок — просто поняла, что уже ничего не поменяешь. — А потом? Ничего о нем не пыталась узнать? — Нет, не узнавала и не пыталась. — Отчего же? Может, в лагерь какой его отправили… — Нет, Валентина Сергеевна, это вряд ли. Если бы он и попал в лагерь, то я бы узнала об этом — Влас каким угодно способом, но дал бы мне знать об этом. А так… Себе дороже было бы. На мне-то еще двое детей осталось. Случись еще со мной что — кто их воспитывал бы? А я не хотела бы, чтобы они в детдоме, как я, росли. — А здесь им каково? — Здесь я не боюсь за них, здесь безопасно как для меня, так и для них. — Ну хорошо, они еще пока маленькие. А как им в школу идти, а? Куда тогда ты их здесь отправишь? — Ну, подрастут еще немного, научу их писать и читать… — Но ведь им образование-то нужно получить, хотя бы восемь классов. Ты же сама знаешь, что без этого сейчас никуда. — Ну, как придет время, тогда и буду что-то придумывать. — А сейчас? Катя, ты же учительница, так почему ты тут прозябаешь, чистя снег?.. Пропадает ведь твой учительский талант… — Валентина Сергеевна, ну почему же? Вон, Люську чему-то по дому да научила. — И все равно не понимаю я тебя, Катя… — Да и не нужно, — Катя улыбнулась и поднялась с места. — Поздно уже, заговорилась я с вами… Пойду детей уложу и сама тоже лягу. Быстро управившись с детьми и с посудой, Катя стояла у зеркала и расчесывала волосы. Впервые за долгие годы она решилась изменить прическу — отрезала свои длинные волосы, оставив длину, доходящую почти до плеч. Ей было все равно, с какими волосами ходить, коса-то ведь нравилась только Власу. Но все равно она никак не могла привыкнуть к тому, как расческа, легко скользнув вниз по волосам, изредка стукалась об ее плечи. И иногда ей так хотелось заплести толстую косу, но… Катя уже привыкла ко всему, кроме волос. Власа она хоть и вспоминала, но теперь как нечто далекое, старое и кажущееся нереальным. Будто бы и не было тех двух лет вовсе… Но Катя твердо знала, что-то время было лучшим для нее. И она знала, что все еще любит его, несмотря на то, что прошло два года с той самой ночи… Иногда, правда, Катя чувствует, как ее тянет назад, в станицу. В такие моменты она особенно сильно начинает тосковать по Власу, хотя и запрещает себе это, понимая, что все бессмысленно. Катя знала, что ей нет смысла возвращаться туда — там ее никто не ждет, там она никому не нужна. Теперь у нее есть место, где ее ждут и где она нужна, теперь у нее есть новый дом. И этот дом здесь, в небольшом поселке на военном аэродроме под Миллерово.