Конечно, это не любовь

      Будучи сторонником теории чистого разума, Шерлок тем не менее не отрицал существование интуиции. Он знал, что интуиция — вовсе не мистическое чувство, а сигналы, которые посылает мозг в тех случаях, когда обрабатывает информацию слишком быстро. И сейчас интуиция Шерлока буквально вопила о том, что что-то не так. Он снова придвинул к себе письма Гермионы и потряс головой — всё было правильно. Ни в одной строчке не чувствовалось лжи. Она действительно собиралась уехать в Австралию с родителями. Что же его напрягает?       То, что это ложь. Искусная, хорошо подготовленная ложь. Она в чём-то обманывает его.       Он закрыл глаза и отправился в Чертоги. Ни Гермионы, ни Майкрофта в этот раз там не было.         — Что не так? — спросил он вслух.       Перед глазами замелькали строчки гермиониных писем — правдивые, написанные от души. Сомнения, метания, опасения и, наконец, принятие решения. Но в чём же ложь? Он не знал.       В любом случае, ждать ему оставалось недолго. Он тоже немного обманул Гермиону, написав, что приедет в воскресенье, тогда как на самом деле собирался вернуться в Кроули в субботу рано утром. Осталось всего несколько часов, короткая ночь — и он всё узнает. И если Гермиона задумала что-то опасное или глупое — он за два дня успеет её отговорить от этого. С Рождества они переписывались так часто, как это только было возможно — Гермиона рассказывала о том, как сгущаются тучи над волшебным миром, подробно описывала уроки Гарри Поттера у Дамблдора и свои редкие встречи с Драко Малфоем. То и дело она задавала ему задачки. Например, как заставить человека поделиться воспоминанием, если он не хочет этого делать? Шерлок ответил прямо: «Напоить». В ответ получил длинное письмо, в котором говорилось о недопустимости подобный действий. А следом — записку о том, что Гарри выпил зелье удачи и, ведомый им, действительно напоил нужного человека. Шерлок в ответ отправил три слова: «Я же говорил».       Также Гермиона часто писала о том, что будет делать — как доучится этот год и уедет из страны вместе с родителями. Шерлок радовался тому, что в её голове наконец-то появились здравые мысли.       Сам он без труда сдавал выпускные экзамены — на год раньше, чем одноклассники. Просто понял, что ещё одного года в школе не вынесет. Педагоги в один голос твердили, что он гений, и пророчили ему светлое будущее в науке, но его это мало занимало — он был полностью поглощён решением волшебных загадок и не мог дождаться того момента, когда большую часть школьных знаний можно будет удалить из головы.       И вот, казалось бы, всё было определено — экзамены сданы, Гермиона получила на руки билет до Австралии в один конец… Но его терзали смутные сомнения.       Спал Шерлок в ночь перед отъездом из школы беспокойно, просыпался несколько раз, сам не понимая причины. В итоге, он встал на два часа раньше, чем планировал, и сел на первый же автобус до Кроули. Закрыл глаза, прислонился головой к стеклу и вдруг поймал за хвост ускользавшую от него последние два дня мысль.       Как можно было быть таким идиотом? Гермиона провела его, как ребёнка! Как он только мог поверить этим письмам? «Я не знаю, как поступить, но, возможно, ты всё-таки прав. Ты, родители, даже Крам…». «Я не боец, Шерлок. Мне стыдно в этом признаваться, но я слишком боюсь боли — и причинять, и испытывать. Я просто не выдержу на войне». «Не знаю, как рассказать о своём решении Гарри и Рону. Они никогда меня не простят».       Письмо за письмом она убеждала его в твёрдости своих намерений, а на деле — усыпляла внимание. Он выходил из автобуса, уже точно зная — Гермиона никогда не собиралась переезжать в Австралию. Эта мысль заставила его ускориться — к дому Грейнджеров он бежал со всех ног. Возможно, он еще успеет. Шерлок не мог точно сказать, что собирался сделать, но он однозначно должен был помешать Гермионе совершить самую большую ошибку в её жизни.       Но, подбегая к дому, он сразу понял, что опоздал. Мистер Грейнджер с довольной улыбкой на лице укладывал в багажник машины стопки книг. Миссис Грейнджер стояла рядом, тоже улыбаясь, и изредка помогала ему. Они выглядели слишком спокойно и безмятежно для людей, которые бегут из страны, чтобы спасти жизнь своей дочери. К тому же, Гермионы рядом не было видно. Вот миссис Грейнджер поцеловала мужа в щёку и скрылась в доме.       Шерлок почувствовал, что у него перехватывает дыхание от этой сцены.         — Ты опять облажался, дорогой брат, — заметил Майкрофт у него в голове. — Как можно было быть настолько глупым и невнимательным?         — Провести тебя было легче легкого, уж прости, — добавила Гермиона.         — Заткнитесь оба, — велел Шерлок, захлопывая дверь в Чертоги и запирая их на ключ, чтобы не отвлекаться.       Он откашлялся и подошел к машине.         — Доброе утро, сэр, — сказал он.         — Доброе, — радостно ответил мистер Грейнджер. — Славная погодка наконец-то настала, да?         — Точно. Переезжаете?         — Да, решили с женой, что менять жизнь к лучшему — никогда не поздно. А вы тут живёте?         — Да, в соседнем доме, — сказал Шерлок, — а где ваша дочь?       Мистер Грейнджер посмотрел на него удивленно и произнес:         — Юноша, вы, наверное, меня с кем-то перепутали. У меня нет дочери. Мы с Моникой бездетны.         — Простите, — сказал Шерлок.         — Бывает, — снова улыбнулся мистер Грейнджер и продолжил грузить вещи. Шерлок отошел в сторону и прислонился спиной к забору.       Очень хотелось мелодраматично поднять руки к небу и воскликнуть что-то вроде: «Как она могла!», — но это было бы слишком глупо и банально. Поэтому он просто наблюдал за тем, как Грейнджеры запирают дом на ключ, садятся в машину и уезжают в сторону Лондона.         — Ты мог это предотвратить, — Майкрофт, похоже, сломал замок и снова влез к нему в голову без предупреждения. — Каждое письмо было подсказкой, но ты был слишком невнимателен, чтобы увидеть это.         — Я, кажется, сказал тебе заткнуться.         — Ты снова невнимателен. Ну же, Шерлок! Ты что-то упустил. Шерлок моргнул, прогоняя Майкрофта, и задумался — ведь действительно, он что-то упустил. Гермиона скрылась, но не в её характере уйти, не сказав ни слова. Она должна была оставить что-то, какую-нибудь записку. Единственный вопрос, где она её оставила?       У него в комнате? Он глянул в сторону заколоченного дома и покачал головой — Гермиона слишком неуклюжа, чтобы пробраться к нему в комнату и не оставить следов. Значит, у себя. Не таясь, он вошёл в дом, благо, ключ от дома Грейнджеров у него был уже давно — как-то раз Гермиона оставила у него на столе свой брелок. Он поднялся наверх и вошёл в комнату Гермионы.         — Ерунда, — сказал он вслух. Конечно, он ничуть не жалеет ни пушистого ковра, ни светлых обоев, ни выставленных будто по линеечке книг на полках. Он никогда не был привязан к этой комнате. Просто любил в ней бывать. И скучать по ней не будет.       На письменном столе лежало два сложенных пополам листа бумаги. Он развернул их и задумался — какой пароль она выбрала. За годы переписки он научился угадывать её пароли в несколько минут, но сейчас сомневался. Едва ли это цитата из какой-нибудь книги. И даже не из Библии (да, был период, когда она использовала исключительно строки из Евангелия, причём как нарочно подбирала либо зубодробительно-непроизносимые, либо незапоминающиеся). Песня? Едва ли ей сейчас до музыки. О чём она думала?       Шерлок улыбнулся и произнёс пароль. Письмо появилось.       «Дорогой Шерлок! , — начиналось оно, — я написала тебе столько писем, что и сосчитать нельзя, но это даётся мне труднее всего. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за моё решение. Даже если нет — я поступаю так с точным осознанием своей правоты. Знаешь, я никогда не любила военные истории и никогда не воображала себя героиней. Но я не могу сбежать. Если Волдеморта не остановить, он не просто поработит волшебную Британию, он уничтожит весь мир. Единственный, кто может помешать ему, это Гарри, но без меня он не справится. Я писала тебе о крестражах — если мы найдём и уничтожим их, Волдеморт падёт, и война закончится.       Шерлок, ты не представляешь, как мне хочется дождаться твоего возвращения, посоветоваться. Я не сомневаюсь, ты отыщешь крестражи в два счёта, если будешь знать столько, сколько знаю я. Пишу это письмо и малодушно ищу варианты задержаться на пару дней. Я ведь смогу поговорить с тобой, а потом убедить тебя уехать в Лондон, где ты будешь в безопасности?       Конечно, нет. Ты никогда не откажешься от участия в весёлом приключении и от решения такой интересной задачки. Поэтому, прости, я покину дом задолго до твоего приезда в Кроули. И, пожалуйста, не надо меня пытаться найти! Уезжай в Лондон, а лучше — куда-нибудь подальше. Может, в путешествие? Ты ведь закончил школу, самое время посмотреть мир. А после войны я тебя найду, и ты обязательно скажешь мне, как подло и низко я поступила. И я даже не буду спорить. Честное слово! Береги себя, Шерлок. Обнимаю, Гермиона».       Шерлок дочитал письмо и плотно сжал губы. Его трясло — наверное, от злости. Потом он перевернул лист и дочитал приписку: «Не сомневаюсь, ты угадаешь пароль. Хочу, чтобы ты знал — ты прав всегда, но в этот раз ошибаешься. И то, как я поступаю, лучшее доказательство твоей неправоты. Еще раз крепко тебя обнимаю!».       Он дотронулся рукой до дёргающейся щеки — нервный тик, от которого он, казалось бы, избавился, вернулся. Гермиона приняла решение и весьма изящно воплотила его в жизнь, во всяком случае, его она провела, да и своих родителей — тоже. И ради чего? Ради истины? Нет, ради этих идиотских сантиментов, чувств. Ради так называемой дружбы!       Шерлок сунул письмо в карман и вылез из окна, мягко спрыгнул на землю и зашагал в сторону автобусной остановки. Она пишет, что он ошибался, но её поступок доказывает, что он всегда был прав. Она очень точно подобрала пароль к своему прощальному письму. «Дружбы не существует».