Body and blood

— Чёрт, а… Вот чёрт… — Лео ещё раз опустил руку в карман. Кошелька не было. Совсем. Его или стащили в толкучке на остановке, или он выпал где-то в библиотеке, когда Лео опрокинул на себя стеллаж. Обвинять в этом кого-то кроме себя совершенно не имело смысла — Лео прекрасно знал, что он криворукий. Вопрос был в том, как теперь добраться до дома, потому что водитель недовольно косился уже третий раз и отказывался трогаться с места, пока все не оплатят проезд. — Да сейчас, сейчас! — Лео упрямо ощупал карманы ещё раз в надежде найти хотя бы пятьдесят центов. Впрочем, это бы ситуацию не спасло. Люди начинали нервничать и возмущённо переговариваться, и Лео, как всегда в неловкой ситуации, захотелось провалиться под землю. Обычное желание человека, который слишком часто становится причиной чьих-либо проблем и объектом укоризненных взглядов. — Возьми, — его запястья коснулась рука в кожаной перчатке, предлагающая две такие нужные купюры. Лео громко выдохнул от счастья и поспешил расплатиться, после чего уселся на единственное свободное место и сбивчиво поблагодарил незнакомца. Он не думал, что кто-то ещё способен вот так, бескорыстно выручить незнакомого человека. Не то чтобы Лео не верил в людей, в хорошее начало в каждом, просто этот сумасшедший ритм жизни, вечные кризисы и усталость едва ли предполагают желание постоянно помогать чужим. Такой была мать Лео — хорошая, но страдающая от своей жадности женщина. Ей всегда казалось, что денег мало, что семья обнищает, что глупо жертвовать другим деньги в надежде, что они вернутся сторицей. Да что там, даже священник в церкви, провозглашающий какие-то библейские истины, не верил в свои слова. Лео видел. Лео часто видел, когда люди говорили одно, а думали совершенно другое. Это было заметно по лицу: то взгляд в сторону, то губа подрагивает, то испарина выступает. Отца Лео не знал, и когда пытался себе его представить в детстве, не мог. Они жили действительно небогато, но, по большей части, из-за постоянной экономии даже на необходимом. Уже переехав на съёмную квартиру, Лео всё ещё отчётливо помнил, как мать ругала его за порванные ботинки. Она не понимала, что слишком дешёвая обувь не будет долговечной. В душном автобусе Лео снова погрузился в детство, стоило ему подумать об этой доброте постороннего человека. Лео даже на секунду нечаянно представил его своим отцом, и на всякий случай ещё раз поблагодарил за помощь. — Вы напишите адрес, я занесу в субботу, просто на неделе совсем никак, — он торопился и глотал окончания, боясь, что мужчина выйдет на остановке, и всю жизнь будет помнить неблагодарного юнца, будет сетовать на всё это поколение, и так далее. Лео не любил ответственность, Лео всегда старался её избегать. Мужчина глухо усмехнулся и покачал головой: — Не нужно. И в этот момент Лео заметил, что, оказывается, мужчина в шляпе. Он заинтересованно поёрзал на сиденье, думая, что не так уж часто видел людей в шляпах. Только священника в церкви — и то давным-давно, лет восемь назад, — да своего преподавателя по зарубежной литературе. Он прикусил губу, отворачиваясь в другую сторону и стараясь боковым зрением рассмотреть хотя бы ухо. Откровенно пялиться Лео никогда бы не решился. — Что, интересно? — насмешливо поинтересовался тягучий голос слева, и Лео покраснел до кончиков волос. Смущённо выдал своё «проститенетнет» и закрыл глаза, чтобы больше не делать ничего такого. Он выскочил на своей остановке, вспотевший, помятый и рассеянный, и закинул тяжёлый рюкзак на одно плечо. Вечер обещал быть трудным, по крайней мере, для того, кто собрался честно учить к экзамену. Погода определённо благословляла, затянув небо тучами и пробираясь зябким ветром под куртку. Гулять Лео точно не стал бы — даже будь у него желание помёрзнуть, иммунитет незамедлительно ответил бы на следующий день подарком в виде температуры и насморка. Он застегнул куртку на молнию, но теплее не стало — холодные струи как будто специально пробирались снизу и морозили поясницу. — Один живёшь? Лео вздрогнул и обернулся. В животе всё сжалось от неожиданности и страха. Это, чёрт возьми, было ни с того ни с сего и почти в самое ухо. Лео даже успел почувствовать прикосновение горячего дыхания, которое обожгло замёрзший висок. — Я… да, один, — надо было соврать, молодец, Лео, браво, зачем, — я и забыл, что должен два доллара. Всё разом встало на свои места. Человек не собирался дарить эти деньги. Он их всего лишь одолжил. И, естественно, они нужны ему обратно. В разобранной вихрастой голове, правда, промелькнула мысль, мол, мужчина ведь отказался называть свой адрес, чтобы Лео занёс долг. С другой стороны… Да нет, понятно: мало кто захочет сообщать своё место жительства тому, кого впервые видит. Лео разжал руку, не замечая, что буквально впивался ногтями в ладонь от страха. Он посмотрел ещё раз на своего спутника, который совершенно точно направлялся к нему домой, и убедился, что нет причин паниковать. Глупо грабить студента, который перебивается на копейки, если имеешь дорогое пальто без единого катышка, блестящие ботинки, и твоя шляпа восхитительно пахнет Kouros. Лео был абсолютно уверен насчёт этого аромата — приятель в универе советовался с ним, какой парфюм приобрести и тыкал в нос пробниками. Лео тогда чихнул и выбрал именно эти. Впрочем, вполне вероятно, не только шляпа, но и весь мужчина так пах. Лео поспешил перевести взгляд, когда понял, что может рассмотреть лицо спутника, поскольку они оказались почти одного роста. Мужчина даже был чуть выше, а в автобусе сидел согнувшись и опустив голову. Лео заметил только крупный шрам, пересекающий подбородок. Теперь разглядывать было бы совсем уж невежливо. Мужчина заметил эти очевидные телодвижения и усмехнулся. Они шли молча, Лео смотрел вперёд и под ноги, чтобы не споткнуться и позорно не растянуться перед этим человеком, а мужчина изредка скользил взглядом по его шее, выступающему кадыку и сглатывал вязкую слюну. — Вот… Это мой подъезд. Подождёте здесь или… — Лео почти умоляюще приподнял брови. В квартире был бардак и… Нет, Лео по-прежнему не был уверен, что пускать чужого человека в дом — это хорошая идея. Инстинкт самосохранения противно щекотал желудок откуда-то снизу и надоедал непонятной тревогой. — Или. Мужчина сощурился, терпеливо позволяя Лео сдаваться с каждой секундой всё больше, отдавая себя этому рациональному и иррациональному страху одновременно. — Х-хорошо, пойдёмте, — магнитный ключ предательски сработал, и Лео пропустил мужчину вперёд, уговаривая себя не быть трусливым ребёнком. Пока они ехали в лифте, Лео полировал подушечкой среднего пальца ноготь на указательном и слишком громко дышал носом. — Вот… Здесь… Проходите… Дверь в квартиру тоже открылась как ни в чём не бывало, и Лео успокоился: если бы ему угрожала опасность, небесные силы предотвратили бы это, или подали какой-то знак. Лео скинул рюкзак на табурет в прихожей и щёлкнул выключателем, вспоминая, в каком ящике у него конверт с наличными. Мужчина размашисто переступил порог и снял пальто, аккуратно расстегнув все пуговицы. Бледные крупные пальцы совершали каждое движение так точно и выверенно, будто хирург делал операцию по пересадке сердца. Лео беспомощно следил за пальцами, не в силах отвести взгляд, пока они не повесили пальто на вешалку и не закрыли дверь шкафа-купе. — Я… сейчас вынесу деньги, — он медленно моргнул и прямо в ботинках направился в комнату. Медлить почему-то было нельзя, он знал. Воздух стал напряжённым, такого раньше не было в этой тихой квартире, куда Лео никого никогда не водил. Было что-то неправильное во всём этом: в этом пальто в шкафу, в аккуратных красивых пальцах, в шраме на подбородке. Лео чувствовал, как мечется сердце в предвкушении непредвиденной… Лео почти не удивился, когда его схватили за шею одной рукой сзади, а второй зажали нос и рот. Его испугала даже не эта ситуация, к которой он оказался готов, а то, что он не знает, как себя вести. «Мама расстроится», — завертелось в голове, стоило представить себя в гробу, в чёрном костюме с белой розой в нагрудном кармане. С изуродованным до неузнаваемости лицом. Лео решил не сопротивляться — зачем, если это, чёрт возьми, маньяк, занимающийся подобным в свободное время и уж точно знающий, как угомонить буйного. Воздух в лёгких закончился, Лео не имел возможности получить новую порцию, и закрыл глаза, когда перед ними поползли вереницей точки. Сначала разноцветные, как шум на некачественном фото, а потом — чёрные, так много, что они поглотили его полностью. Мужчина дождался момента, когда горячая шея расслабилась под его рукой, а голова начала клониться набок. Теперь можно было продолжить. Он неспешно дотащил тело до разложенного низкого дивана и уложил вместе с ногами. Ботинки могли испачкать белую простынь (одеяло он откинул на кресло за ненадобностью), поэтому ему пришлось повозиться, аккуратно снимая стёртые кеды с длинных ступней. Впереди была ещё одежда, а между тем следовало бы как следует обездвижить парня. Он поторопился. Парень мог начать кричать (хотя что-то подсказывало, что он не будет этого делать), и специализированный кляп для этого всегда прекрасно годился. Он не подвёл и на этот раз: чёрный шарик легко скользнул в насильно открытый рот и был надёжно зафиксирован сзади. Мужчина отметил, что у жертвы очень мягкие приятные волосы, такие нечасто попадались ему. В последний раз у девушки вообще оказалась немытая голова, и ощущение жира на ладонях преследовало мужчину весь день после. Оно не смывалось даже мылом. Омерзительно. Несмотря на крупное телосложение и широкие плечи юноши, мужчина без особого труда вертел его, придерживая одной рукой под спину, а другой лишая одежды. Тонкая куртка, затем свитер с белой надписью на груди и — последнее — майка. Она идеально обтягивала тело, подчёркивая твёрдый живот. Все вещи были в итоге сложены стопкой на полу, хотя вряд ли они ещё могли когда-то понадобиться. В кармане нашёлся шприц с дитилином, с которым мужчина умело управился меньше чем за минуту. Оставалась нижняя часть тела, к которой мужчина приступил уже после того, как парень открыл глаза и пьяно заморгал. Его не пришлось приводить в чувство перед тем, как начать, — неплохие лёгкие и физическая подготовка, — это всегда приятнее, чем иметь дело с хилым беспомощным мешком мяса и костей. Лео попытался первым делом втянуть побольше воздуха, насыщая лёгкие и успокаивая себя: он жив, он дышит, он слышит собственное дыхание. Зрение восстановилось почти сразу — пропала мутная плёнка, которую хотелось скорее смахнуть. Лео почувствовал инородный предмет во рту, когда попытался облизнуть пересохшие губы и не смог. Язык был зажат между холодным противным пластиком и нижним нёбом, и им никак не получалось пошевелить. «Господи», — мыслей не было, как бы Лео ни старался о чём-либо подумать. «Господи». Лео осторожно попробовал подвигать пальцами, максимально тихо и незаметно — они не слушались. Совсем. Как и шея, когда он немного повернул голову — просто из интереса, узнать, насколько он ограничен в движениях. «Я не могу двигаться. Я не могу». Боли не чувствовалось, только какой-то дискомфорт, как бывает, если лечь в неудобную позу или резко разогнуть колено. «Если я ранен, то, наверное, даже не почувствую этого. Тогда зачем?». Мужчина согнул ноги Лео в коленях, пока снимал с него носки и укладывал их на кеды сверху, поэтому Лео не видел ничего кроме потолка, своего носа и своих ног. А потом Лео увидел спокойные глаза цвета грязного льда и крупный кривоватый нос. И этот шрам — теперь-то он мог рассмотреть его. Широкий бело-розовый рубец, рассекающий подбородок почти от нижней губы и тянущийся к шее. Мужчина смотрел прямо в лицо Лео так, как смотрел своим семи жертвам ранее, и не видел отчаяния или страха в глазах. Лео отвечал таким же спокойным взглядом, даже немного покорным. Впрочем, это ничего не меняло. Джинсы оказались тоже из дешёвого материала — они тянулись, хотя не должны были, — и мужчина фыркнул неодобрительно. Разве можно так не уважать самого себя, чтобы носить такое? Свёрнутые они раздражали его меньше, но он всё равно сунул их под кровать, с глаз долой. Лео закатил глаза, злясь на самого себя, едва почувствовал, как начинают гореть щёки. «Нашёл время!.. Какая разница, что он видит твои трусы, если убьёт сейчас». Мужчина услышал тихий вздох — первый звук за всё время, что парень очнулся — и с удовольствием отметил смущение на его лице. — Приятно? Лео закрыл глаза, пропуская уже знакомый низкий голос внутрь своей головы и краснея ещё сильнее. Ему казалось, что он поменял цвет кожи на всём теле, и маньяк, само собой, это видит и может решить, что Лео это нравится. А Лео должен бояться. А он, вроде как, не боится. И тогда маньяк разозлится и будет убивать его мучительно, чтобы отомстить за случайное удовольствие. «Нет-нет. Нет». Мужчина с улыбкой осмотрел его ноги с круглыми белыми коленями и длинными волосками на выраженных икрах, даже провёл рукой по левой голени, знакомясь с кожей жертвы ближе. Нужно знать, с чем придётся работать. Расслабленный взгляд остановился на чёрных боксерах, через которые прекрасно просматривался выпуклый пах. Мужчина раньше никогда так не делал (это ведь отвратительно), но на этот раз из интереса прошёлся пальцами по выступающему месту, чем вызвал умоляющий еле слышный стон. «Пожалуйста, нет. Ну, нет же, нет». Лео раздувал ноздри, пытаясь напрячь тело, заставить слушаться хотя бы одну мышцу, лишь бы не чувствовать неуместного и глупого смущения перед человеком, который всего-навсего изучает будущий труп. «…Зато я точно не ранен. Если чувствую прикосновения, то и боль бы чувствовал». Пришлось открыть глаза — веки как будто полыхали изнутри, а глазные яблоки, казалось, медленно запекаются. Разве что не дымятся пока. Потолок был прежним — высоким, серым и неодушевлённым, он точно не мог прекратить это всё. Пожалуй, никто не мог бы, подумалось Лео. Движения рук, пальцев, даже повороты головы этого человека были слишком предрешёнными, что ли. Его ничто не остановило бы. Может, только отсутствие дыхания у Лео, когда стало бы очевидно, что бессмысленно продолжать экзекуции. «Боже, да какие экзекуции, он ещё ничего не сделал». Мужчина действительно медлил. Лекарство, введённое в мышцу плеча, прекратит действовать примерно через полчаса, и до этого стоило бы завершить начатое. Он всегда укладывался в это время. Правда, он никогда не тратил его на изучение тела — так, беглый взгляд, которого достаточно, чтобы определить, какую часть тела задействовать первой. — Ты со всех сторон хорош, — задумчиво проговорил маньяк, вставая на одно колено на край дивана и нависая над Лео, — ты это знаешь? Лео не смог отвести взгляд, когда лицо маньяка оказалось прямо над ним. Лео смотрел, впитывая холодное и почти бесстрастное внимание и отвечая тем же. «А я думал, монстры уродливые». «Ого, в моём положении есть плюс: могу думать, о чём угодно, терять нечего. Да что он пялится, чёрт возьми, давай уже… Лишь бы не больно». Мужчина придирчиво осмотрел щёки, шею и плечи, потрогал мышцы груди, раз за разом возвращаясь взглядом к маленьким соскам и пару раз чувствуя, как перехватывает дыхание. Убийство — это одно. Изнасилование — другое. И это другое — абсолютно грязное, мерзкое занятие, которым он никогда не замарает себя. Этим пусть занимаются животные, называющие себя людьми. К сожалению, таких большинство, готовых всовывать части своего тела в чужие вонючие отверстия и наслаждаться этим. Как свиньи. Мужчина нахмурился и решительно встал с дивана: промедления крайне опасны. И с этим парнем — в первую очередь. К чему эти непонятные мысли и жжение в теле? Отвлекает только. Пришла пора браться за работу. — Бесполезно искать изъян у тебя, я не буду, это занимает время. Мужчина вышел из комнаты, а Лео зачем-то попытался выплюнуть кляп, прекрасно зная, что он закреплён сзади. Ещё Лео попробовал поднять руку — в рюкзаке телефон. Но рука безвольным бревном осталась лежать на белой простыни, а рюкзак, конечно, валялся на полу в прихожей. Где-то рядом с ногами маньяка, наверняка. От того, что всё — именно так, впервые захотелось немного разреветься. Обидно, что кто-то имеет доступ к полиции, скорой, службе спасения, пожарной, на крайний случай, а он, Лео, в собственной же квартире — нет. Он может только лежать живым трупом и ждать своей участи, которая определённо не будет радостной. Ну, не входит это в привычки маньяков — делать жизнь своих жертв лучше, чем была до них. Нет же. «Боже, там столько всего валяется, я даже мусор не выбросил». «…Отлично, Лео, очень вовремя». Мужчина вернулся быстро и, к сожалению, снова в перчатках. Лео не видел тогда, как они исчезли (вероятно, это произошло ещё в лифте), а вот их появление теперь заметил и даже не успел удивиться этому лёгкому чувству печали. Перчатки, как и их отсутствие, очень даже шли мужчине, и ещё они эффектно выделялись на фоне белой простыни и светлой кожи Лео. Перчатки возникли перед глазами Лео вкупе с тем, что держала правая рука — с ножом. Нож был большой, хоть и перочинный, с удобной кнопкой на рукоятке и, без сомнения, дорогой. По крайней мере, Лео ни на секунду не заподозрил маньяка в том, что он купил дешёвку где-то в переходе. Это было бы совершенно не в его стиле. «Интересно, а он его в воде мыл или спиртом протирал после того раза?». Маньяк снова навис над Лео, глядя в тёмные и по-прежнему отстранённые глаза, и почти любовно провёл лезвием по щеке. Начать можно и с правой — покрасневшей, гладкой, с небольшой впадинкой под скулой. — Не закрывай глаза. Он никогда не разговаривал со своими жертвами — что толку бессмысленно трепать языком, — к тому же они или мычали без перерыва, или стонали, или плакали, всхлипывая раздражающе. Лео хотя бы молчал, что делало его особенным. Лео умудрился ничем не разозлить — разве что отсутствием вообще какой-либо реакции кроме смущения. Это было непривычно и обескураживающе: люди так себя не ведут, если не под наркотиками или не в состоянии шока. Лео вполне мог быть в состоянии шока — это бы многое объясняло. Например, почему он даже не вздрогнул, когда его кожи коснулось безжалостное лезвие. Оно не причинило боли, но испугать должно было. Лео послушно не закрыл глаза, продолжая эту непонятную игру «кто первый отведёт взгляд». Маньяку захотелось его немного подбодрить, и он усмехнулся: — Ты хороший мальчик. Как тебя зовут? Тёмные брови взметнулись, и это уже была реакция. Мужчина удовлетворённо кивнул, убедившись, что его, по крайней мере, слышат и воспринимают. Он сделал первый надрез чуть ниже скулы, с хирургической точностью орудуя ножом, и проглотил возбуждение, когда кровь выступила яркой линией. Это была просто кровь, как и раньше, и порез был слишком незначительный, чтобы заинтересовать его, но он упоённо созерцал багровые капли, проступающие из-под кожи всё активнее. Он впервые сделал то, что не собирался делать никогда (не было желания) — втянул запах, наклоняясь ниже, и провёл кончиком языка, размазывая дорожку по щеке и пробуя на вкус. Лео почувствовал только холод сначала, когда металл глубоко вошёл в кожу, и затем боль коснулась его сознания. Он не хотел закрывать глаза, но когда маньяк прервал зрительный контакт, не выдержал и зажмурился. Нечаянно дёрнул пальцем руки и чуть не улыбнулся — тело начинало отвечать ему. Если маньяк будет убивать его так медленно, он успеет полностью прийти в себя и что-то сделать. «Только что? Ударить его? Книгой надо какой-нибудь. Энциклопедией». Мужчина проглотил вкус крови Лео и с минуту наблюдал, как щека окрашивается в томатный. Следующим местом стала шея, и это стало той самой фатальной ошибкой, потому что там Лео был ещё вкуснее. — Что ты делаешь со мной, — глухо выдохнул маньяк ему в шею, забываясь окончательно и впиваясь губами в нарывающую кожу вокруг пореза. «Ничего я не делаю. Лежу и думаю, как тебя…», — Лео неожиданно свёл пальцы на ногах, когда горячий рот жадно прошёлся по шее, лаская и причиняя боль. «О боже. Я же не…». Мужчина оторвался от своего занятия и выпрямил руки по обеим сторонам от Лео, тяжело дыша и мрачнея. Ничто не должно выходить из под контроля. Что происходит? Почему жертва вызывает желание? Почему целовать её столь же приятно, сколь и резать? Лео видел, как мутнеют глаза маньяка, и отдалённо понимал причину. Это было по-настоящему жутко. Если бы он ревел и злил этим, он бы перестал, чтобы не усугублять положение. Но он не делал ничего, совсем ничего, и, кажется, от него требовалось перестать быть собой, быть Лео, стать другим, какой-то из прошлых жертв. Может, стоило заплакать, в конце-то концов? Лео только успел подумать, что это могло бы помочь, как маньяк заметил характерный блеск в глазах. За окном темнело, и светлые скулы, лоб, кончик носа и губы теперь выделялись, будто подсвеченные изнутри. — Мне не помешал бы фотоаппарат сейчас, — почти прошептал маньяк, снова касаясь Лео, проводя ребром ладони по его ключицам, — ты плачешь? В это не верилось — эта жертва не может, не хочет и не будет плакать. Мужчина уже смирился с этим, а тут — глаза блестят. Плачет ведь почти. Почти. Рука сжала нож. Скоро укол перестанет действовать, а жертва вызовет полицию, если он не лишит её этой возможности. Нет, не жертва. Не просто жертва. Это стало важным. Мужчина отложил нож подальше, хотя Лео всё ещё не двигался и не пытался, приподнял Лео за спину и перевернул на живот. «Нет. Зачем?!». Руки в перчатках быстро и ловко расстегнули кожаный ремешок и снова приподняли — на сей раз за плечи. На подушке появился тусклый карминовый отпечаток, а щека Лео заныла, отдавая болью куда-то в центр головы. Когда кляп был извлечён, Лео осторожно подвигал языком — зубы на месте, он и не сомневался. Не стал бы этот человек выбивать ему зубы или ломать нос. Это развлечения для дворовых малолеток. Такие вырастут со временем или адекватными, забыв про детские забавы, или садистами. Как повезёт. «Интересно, у него было обычное детство?». «Он такой… осторожный». Мужчина снова перевернул его на спину и вернул своё орудие в руку. Немедленно захотелось вскрыть эти тонкие розовые губы и сделать цвет намного ярче. Губы — невероятно нежная часть тела, кожа там повреждается поразительно быстро, но так же быстро и заживает. У Лео были обветренные суховатые губы, которые он сразу же облизал — давно хотелось. — Скажи своё имя. — Мужчина не хотел грубить, это вышло непреднамеренно, как и снятие кляпа. И очень опасно. Лео слабо кашлянул, стараясь сделать это негромко (мало ли), и осторожно зашевелил губами: — Л… Лео… Маньяк следил за движением губ, чувствуя болезненное возбуждение, нарывами стучащее в паху, а потом точно и деликатно поддел кончиком ножа самый центр нижней губы, распарывая её. Лео охнул от боли инстинктивно, шире раскрыл глаза — почти с обидой — и маньяк опустился на него всем телом, зажимая нож в руке и прижимая его рукоятью к красной от крови щеке. — Лео. Имя было коротким, сочным, ярким — идеальным. Имя растекалось по гортани как жидкий мёд, такое же светлое, тёплое и сладкое. После мёда хочется пить. Мужчина жадно приник к своему алому источнику, высасывая всё, что Лео мог отдать, пытаясь разорвать губу ещё сильнее, чтобы наказать Лео за то, что он такой вкусный, волнующий, долгожданный. Превосходная жертва. Больше чем жертва. — Лео... Лео-Лео, — задыхаясь и теряя холодный рассудок, путаясь в пространстве и ощущениях, соприкасаясь с мягким бледным телом, сжимая в ладонях рёбра, бока, затем колени, член, облизывая пупок и соски, кусая их до крови и снова лаская языком, — Лео… Лео не заметил, когда это стало невыносимо приятно. Лео не заметил, когда успел подумать, что ему с самого начала было практически приятно. Лео не заметил, когда начал растворяться под всепоглощающим жаром, когда ещё не совсем контролируемое тело стало следовать за чужими жадными прикосновениями. «Боже». «Я хочу». «Не останавливайся». Лео выгнулся, ощутив на своём органе глубокий осторожный рот. Это было больше чем невероятно. Он замер, глотая окровавленными губами воздух и наблюдая за мягкими, но быстрыми движениями тёмной головы между его ног. Мужчина держал его за бёдра, остервенело сжимая пальцами, намеренно причиняя боль. Всё ещё месть. Нельзя быть Лео. Нельзя. Потолок плыл, когда Лео попытался сконцентрировать внимание на нём. Голову вело, как и всё тело, рука сама слабо запуталась в волосах маньяка, и Лео тут же получил предупредительный маленький укус. Он стиснул зубы, закрывая рукой порез на шее, который начал кровоточить с новой силой из-за резких движений головой — хотелось расслабиться, откинуть голову, но этого было мало, и никакая поза не удовлетворяла. Удовлетворял только мужчина, который, дождавшись оргазма Лео, подавил рвотный рефлекс и вернулся к влажной шее, смешивая кровь со спермой и своей слюной. Лео потерял счёт времени: ему казалось, что ночь уже точно прошла, и надо бы собираться в университет, но… его пальчики по одному облизывали и ласкали, собирая остатки крови и пота с его руки. Лео не думал ни о чём больше: он почти засыпал, совершенно измотанный и с дикой слабостью во всём теле. Он часто моргал, чтобы не провалиться в негу, которая не позволит ему увидеть момент собственного убийства, а теперь это пропустить было нельзя. Хотелось смотреть в глаза маньяку и видеть эти бешеные искры. Ещё. И ещё. Как можно чаще. «Обидно». Последнее, что запомнил Лео перед тем, как сознание предательски отключилось, — неровный шрам, пересекающий подбородок, и глубокий голос, смакующий его имя.