ma lumiere.

— Мой господин, — Люмьер улыбается и проводит пальцами по шершавой поверхности старого библиотечного стола. Это тяжело - находиться на месте, и он пытается сосредоточиться на ощущении отшлифованного дерева под пальцами — слишком давно он не ощущал ничего, и ему до сих пор кажется, что в его ладонях теплится огонь, обжигающий все вокруг, — Люмьер прячет руки за спину, — и это поразительно и страшно. Адам подходит ближе, задерживает дыхание и обнимает его за талию, чтобы перехватить за спиной его руки и несильно сжать — они теплые, почти горячие. Он целует обнаженный участок кожи на шее и чувствует, как Люмьер дрожит. — Mon cher… Губы замирают на щеке. Люмьер делает шаг назад, упираясь спиной в стол. Его щеки, шея, уши краснеют, и Адам уверен, что краснота расползается и на плечи: так всегда краснеют рыжие, — а Люмьер так стремится спрятать свои волосы огненного цвета под париком, словно это преступление - быть таким до бесстыдства прекрасным. Со стороны это выглядит так, словно он отступается. Люмьер чувствует себя проваливающимся в пропасть и еще крепче пытается вцепиться в стол, чтобы не потерять почву под ногами — без ощущения пальцев принца на ладонях еще хуже, но с ними приходит мысль о том, что он сходит с ума. Принц прижимается к нему. Он не принимает отказов. Люмьер дрожит. Огонь от кончиков пальцев стремится дальше, разливается оловом по телу и вырывается из горла сдавленным стоном. Адам стягивает его парик и отбрасывает в сторону, чтобы помассировать пальцами виски. Он зарывается в рыжие мягкие волосы и как можно нежнее тянет их назад, чтобы открыть себе больший доступ к шее. Люмьер продолжает сжиматься и прятаться за невидимой стеной редких вздохов, но понимает, что это бесполезно и бессмысленно - пытаться не пускать в душу того, кто там уже слишком давно. Адам действует размеренно. Последовательность — этo важно, он понимает это впервые за, может быть, все двадцать лет, а то и больше. Важно, потому что он не хочет напугать и не хочет оттолкнуть. Он не хочет, чтобы все это казалось игрой. Он ведет губами по солоноватой коже и вдыхает еле слышный запах парфюма (пахнет почему-то яблоками и корицей). Он хочет, чтобы Люмьер тоже сделал ход. Для этого тому приходится отцепиться от стола. Дышать тяжело, когда между ними меньше, чем пять сантиметров расстояния, и когда кровь шумит в ушах, отдаётся стуком сердца пламя, сжигает изнутри, вместе с тем не давая сгореть. Люмьер хочет сгореть. Он садится на стол и разводит колени. Принц, как в танце, следует за ним и выдыхает в приоткрытые губы. Горячо, влажно и практически грубо, они соединяются, сплетают языки — интимнее, чем просто соитие на грани плотских желаний. Руки скользят по бедрам, оглаживают, сжимают, поднимаются выше и останавливаются на пуговицах жилета. Адам хочет видеть Люмьера полностью. Они избавляются от одежды, прерываясь на желанные поцелуи и касания. В библиотеке немного прохладно, и без прикосновений кожи к коже Люмьер снова начинает дрожать, поэтому тянется, не может заставит себя отступить и в итоге ощущает себя на краю пропасти, на дне которой его ждет либо боль, либо наслаждение. Он срывается вниз, когда ладонь принца касается внутренней стороны его бедра. Кажется, он снова стонет или кричит (это сложно понять, когда прохладная ладонь двигается по телу) и он зовет принца по имени. — Адам, Адам, Адам… Его собственное имя из уст принца разносится тихим шепотом по залу и согревает горячим дыханием. Их стоны путаются в пальцах, отскакивают от стен и пронзают тела резкой судорогой. Люмьер всхлипывает от резкой заполненности внутри и снова повторяет: — Адам, Адам, Адам… На его шее — яркие пятна засосов, на запястьях — следы от сжимающих их пальцев. Когда по телу прокатывается волна оргазма, Люмьер кричит, и Адам сжимает его в руках. Когда он приоткрывает свои небесно-голубые глаза, принц улыбается и целует того в щеку. — Ma lumière.