Как пожелаешь

Амабель больше всего на этом свете обожала своего коня Мистраля, и он всегда приходил к ней, когда она его звала, скакал, куда она указывала, и делал все, что она велела. Молодой батрак по имени Реймонд тоже делал все, что она велела. В детстве, когда он осиротел, он пришел батрачить на отца Амабель, на ферме. — Рей, принеси то. Принеси это, Рей, быстрей, лентяй, бегом, а то папе скажу. — Как пожелаешь. Он всегда так отвечал. «Как пожелаешь». Принеси то, Рей. «Как пожелаешь». Вытри это, Рей. «Как пожелаешь». Жил он в хижине у коровника и, если верить матери Амабель, держал свое жилище в чистоте. — Оставлю парнишке акр по завещанию, — говаривал отец Амабель. — Избалуешь парня, — неизменно отвечала мать. — Столько лет трудился. За хорошую работу и наградить не жаль. Затем, чтоб не ссориться дальше, оба напускались на дочь. — Опять не помылась, — говорил отец. — Да мылась я, — отвечала Амабель. — А воды налить забыла, — не отступал отец. — Воняешь, как конь. — Я на Мистрале скакала целый день, — оправдывалась Амабель. — Надо мыться, — вступала мать. — Мальчики не любят, когда от девушки несет конюшней. — Опять мальчики! — взрывалась Амабель. — «Мальчики» меня не волнуют. Мистраль меня любит, и мне этого хватает! «Мальчики». Деревенские мальчишки. Бестолковые, туполобые, безмозглые, недоумочные, малахольные, придурковатые мальчишки с приветом. Она что, виновата? Зачем они вообще сдались? Какой от них прок? Только и делают, что надоедают, докучают и бесят. — Можно я твоего коня почищу, Бель? — Спасибо, его Рей чистит. — Можно с тобой покататься, Ами? — Спасибо, но я люблю кататься одна. — Чего из себя недотрогу строишь, Амабель? — Да нет, вовсе нет. Я просто люблю кататься одна. Чуть не каждую ночь они толпились у нее под окном и постоянно признавались ей в любви. Амабель пропускала их признания мимо ушей. Она и бровью не вела. Если поведение тех парней выходили за рамки, вмешивался Рей — без единого слова появлялся из хижины, двоих-троих колотил, обращал в бегство всю ватагу. Амабель непременно говорила ему спасибо. — Как пожелаешь, — только и отвечал он. Незадолго до ее семнадцатого дня рождения в деревню прикатила карета, и пассажир поглядел, как Амабель скачет за продуктами. Когда поскакала обратно, он все еще глядел. Она выкинула его из головы – да и то сказать, сам по себе он был никто. Но с него все началось. Поглядеть на Амабель захотели и другие мужчины – кое-кто, как тот первый, аж двадцать миль ради этого одолевал. Тут ведь что важно – тот человек был первый богач, первый дворянин, который не поленился приехать. Имя его ныне затерялось в веках, но он-то и рассказал об Амабель графу. Сегодня вечером во время ужина мать Амабель передала ей миску с едой и приказала отнести батраку. – Вот, – сказала она дочери. – Отнеси Рею поесть. Он у задней двери ждет. Амабель взяла миску, открыла дверь. – Возьми, – сказала она. Рей кивнул, взял миску и уже было зашагал в себе хижину, как услышал слова Амабель. – Я тебя не отпускала, Рей, – сказала Амабель; он остановился, обернулся. – Мне не нравится, как ты ухаживаешь за Мистралем. Точнее, как ты за ним не ухаживаешь. Вычисти его. Сейчас же. И отполируй копыта. Сегодня. Заплети ему хвост и разотри уши. Этим же вечером. И чтобы в конюшне ни пылинки. Сию минуту. И чтобы Мистраль блестел, а если придется работать до утра, значит будешь работать до утра. – Как пожелаешь. Она хлопнула дверью и вернулась обратно к столу. – По-моему, Мистраль прекрасно выглядит, – заметил отец. Амабель ничего не ответила. – Ты же сама вчера говорила, – напомнила ей мать. – Я, наверное, ошиблась, – выдавила Амабель. – Я сильно устала. – Тогда иди отдыхай, – посоветовала мать. – Как переутомишься, ужасные вещи случаются. В тот вечер, когда твой отец сделал мне предложение, я как раз переутомилась. Амабель ушла в спальню. Легла. Закрыла глаза. Из своего окна она видела, как Рей болтал с какой-то девушкой. Амабель. Разделась. Слегка умылась. Натянула ночную рубашку. Залезла под одеяло, пригрелась, закрыла глаза. Она всё еще видела, как Рей разговаривал с незнакомкой Амабель откинула одеяло, открыла дверь. Сходила к умывальнику у печи, налила воды. Выпила. Налила еще, прижала ко лбу холодную кружку, покатала. Все равно лихорадило. Это почему ее вдруг лихорадит? Она здорова. Семнадцать лет – и даже ни одного дупла в зубе. Она решительно выплеснула воду в раковину, прошагала в спальню, плотно закрыла дверь, снова легла и закрыла глаза. А девушка всё еще разговаривала с Реем! Чего это она? Амабель заворочалась в постели. Она зажмурилась и старательно припомнила, что же может привлекать девушек в Рее. У Рея глаза как грозовые тучи во время шторма, но кого волнуют глаза? И у него светло-русые волосы – кое-кому нравится. И он довольно широк в плечах. И Рей, естественно, мускулист, но станешь тут мускулистым, если работать с утра до ночи. У него прекрасная загорелая кожа, но и это от работы – он же на солнце весь день, как тут не загореть? Амабель билась и металась, порыдала, повертелась, побегала, еще порыдала. То была очень долгая и насквозь зеленая ночь. Еще до зари Амабель прибежала к его хижине. Через дверь услышала, что он уже проснулся. Постучала. Он появился, замер в дверях. У него за спиной она заметила свечной огарок и раскрытые книги. Он подождал. Она поглядела на него. И отвела взгляд. Он был невозможно прекрасен. – Я тебя люблю, – сказала Амабель. – Ты, наверное, удивишься, я же только и делала, что презирала тебя, и унижала, и насмехалась, но я люблю тебя уже несколько часов, и с каждой секундой все больше. Час назад я думала, что люблю тебя сильнее, чем все женщины на свете любили всех мужчин, а потом прошло полчаса, и я поняла, что прежняя моя любовь ни в какое сравнение не идет с нынешней. Еще через десять минут я поняла, что прежняя моя любовь – лужица подле открытых штормовых морей. У тебя, между прочим, такие глаза. Вот. Где я остановилась? Двадцать минут назад? Мы уже туда добрались, да? Ну, не важно. – Она все равно не могла на него взглянуть. Новенькое рассветное солнце погладило ее по спине и придало храбрости. – Я люблю тебя гораздо сильнее, чем двадцать минут назад, – даже сравнивать нельзя. Я люблю тебя гораздо сильнее, чем когда ты открыл дверь, – нельзя даже сравнивать. Во мне есть только ты, и больше ничего. – И с этими словами она совершила храбрейший поступок в своей жизни – она взглянула ему прямо в глаза. А он... Он захлопнул дверь у нее перед носом. Не сказав ни слова. Амабель бежала. Она развернулась и кинулась прочь, заливаясь горькими слезами; ничего не видя, споткнулась, врезалась в дерево, упала, вскочила, помчалась дальше; ушибленное плечо ныло, но это нытье не заглушало боли разбитого сердца. Амабель прибежала в спальню, к своей подушке. Надежно запершись, она весь мир утопила в слезах. Ни единого слова. Даже на это не хватило приличия. Мог бы сказать: «Извини». Не сахарный, не растаял бы. Мог бы сказать: «Опоздала». Он промолчал, потому что ему нечего было сказать, подумала Амабель. Он меня не любит, вот и все дела, опять подумала Амабель.