Жизнь учит нас цинизму. И главное — не научиться ему. Иосиф Бродский
Июнь 1933 года. Воспитательный дом для девочек святой Элизабет в Кэмден-Таун был классическим викторианским зданием, втиснутым в ряд себе подобных. Вытянутое вверх четырехэтажное строение с центральным эркером несло черты рыцарских замков средневековья и легкую атмосферу романтизма. Снедающий столицу империи «над которой не заходит солнце» смог сажей промышленных выбросов чернил неоготические архитектурные формы, привнося ощущение депрессивной мрачности. Хорошее, новое здание, расположенное в полумиле от Риджентс-Парка, было завещано богоугодному заведению его основательницей, вдовой завсегдатая Кенсингтонских клубов Александра Моргана и матерью нынешней директрисы Мэри Морган. По всей видимости, не зря небесной покровительницей миссис Морган была матерь Божья Дева Мария, как мать она относилась к своим воспитанницам из сирот и требовала того же от тщательно подобранного из опытных нянь и гувернанток персонала. Учила их домоводству и немногим женским профессиям. Но за хлопотами, основательница совсем забыла про родную дочь. Мисс Морган было уже за сорок. Некогда влюбившаяся со всей страстью самой первой любви в некоего молодого человека женщина, после его женитьбы на другой, перестала думать о брачных узах, оставшись старой девой. Первая любовь редко бывает счастливой. Десять лет назад она сменила мать на посту главы приюта. Разочарованная в жизни Аманда перенесла свое неприязненное отношение на воспитанниц, и дело ее матери стало рушиться. Уходили воспитательницы, оставшиеся без контроля взрослых девочки начинали ссориться и драться как в обычных приютах в трущобах Лондона. Но окончательный крах оно не претерпело благодаря одной из воспитанниц. Амели Гнэйсено была очаровательным ребенком восьми лет, как будто сошедшим с рождественской открытки. Эдаким ангелочком с рассыпавшимися по плечам тяжелыми крупными локонами белокурых волос и одухотворенным выражением не утратившего детской округлости личика в духе юных мадонн эпохи Возрождения, одетого в длинную белую сорочку до пят. Милое дитя напропалую пользовалось невинными и легко распознаваемыми уловками для выпрашивания ласки у тающих от такой детской непосредственности воспитательниц приюта. Продрогшую от холода девочку обнаружили на крыльце воспитательного дома святой Элизабет пару месяцев назад. Ее литературный английский с великосветским произношением выдавал хорошее происхождение. По мнению сестры Мэри, Амели была француженкой, девочка не помнила своих родных, но французский знала отлично. Избирательная амнезия очевидно была вызвана пережитыми событиями неприятными для хрупкого душевного здоровья ребенка. Изначально малышка не могла назвать даже свое имя, но к счастью оно было написано на карточке, лежавшей в кармане тоненького для апрельских ночей муслинового платьица, в котором ее нашли. Общительная Гнэйсено с ее легким нравом быстро влилась в жизнь приюта для девочек. Сейчас приютская жизнь наладилась, ушли противоречия между взрослыми и воспитанницами, появились деньги от продажи рукоделия и привлеченных благотворителей. Амели увлекла остальных миром вязания, вышивок, кружевоплетения и шитья. Очарованные искусством рукоделия, возможностью самим научиться украшать одежду и шить новую, воспитанницы приложили все усилия, чтобы освоить его. Все более искусно выполненные вышитые и кружевные салфетки и воротнички, вязаные шарфы и шапки раскупались влет. Великосветские дамы нашли новый способ продемонстрировать свое милосердие, ведь это так просто купить пару-тройку милых вещиц и похвастаться ими перед приятельницами за чашечкой традиционного Эрл Грея. Волшебство, правильное слово, малышка Амели была волшебницей, даром Господним, направившим их всех на верный путь. На вечерней мессе в католической церкви святого Патрика мисс Аманда появлялась регулярно. Пение гимнов отлично снимало нервное напряжение. Директриса благочестиво перекрестилась перед святым распятием. Именно Он ниспослал безгрешному созданию дар убеждения, дабы оно могло вразумить грешников и спасти детские души. Ангельскому дитя на это потребовалась лишь пара месяцев, и мисс Морган была готова молиться на нее, как и остальные обитательницы Воспитательного дома для девочек святой Элизабет. Женщина нежно улыбнулась, вспоминая своих преобразившихся девочек, как она стала называть воспитательниц и подопечных.***
— Амели, смотри, что мы придумали! — размахивающая карандашными набросками Энни Смит подбежала к оторвавшейся от пяльц Гнэйсено. — Какая прелесть, Аннет! — девочка серьезно рассматривала старательно вырисованный эскиз новой формы. Нарисовано было самую малость неровно, но для недавно взявшейся за карандаш Смит это было большим достижением. А сейчас, тепло улыбнуться и добавить в голос восторженных нот. — У тебя поистине талант модистки! Форма вышла потрясающе красивой и в то же время скромной. Это элегантность и показатель твоего хорошего вкуса. — На рисунке было простое закрытое платье из коричневой шерстяной ткани, украшенное кружевными воротничком, манжетами и оборкой, присборенной на поясе юбки. Мило и просто, то, что надо для девочек из хорошего приюта. А еще красивая форма привлечет внимание благотворителей, старые и не очень дамы обожают милые вещицы и аккуратно одетых воспитанниц с трогательной историей за плечами. — Спасибо, Амели, — Энни смутилась от похвалы, бывшая хулиганка и задира, когда-то подбросившая клопов в суп Гнэйсено, теперь внимала ее словам. Получив обратно наброски, она убежала к швеям. Ангельское дитя вернулось к вышивке, обдумывая следующие ходы по улучшению своей жизни. Сновала туда-сюда удерживаемая опытными несмотря на нежный возраст пальцами игла. На растянутой на пяльцах салфетке расцветали алые розы. Стежки мареновой (1) нити ложились крест-накрест, обрисовывая контур нового цветка и тени на лепестках. Рядом лежали мотки всех оттенков красного, от бисмарк-фуризо и фалунского до шарлаха и алого. Ей нравилось вышивать, это было красиво и развивало воображение, точность и терпение. Монотонность такой работы позволяла немного отвлекаться. Амели Гнэйсено в жизни провалами в памяти не страдала, но если нужно было избежать неудобных вопросов, то это было лучшим решением. Она тщательно избавлялась от присущего иностранцам акцента и строила из себя француженку, раз уж сестра Мэри, наставлявшая девочек в духовной жизни, так посчитала, то не стоит развеивать полезные заблуждения пожилой монахини. Ради этого можно смириться и с искаженным именем, только бы выжить. Она ценила свою жизнь и намеревалась приложить все усилия, чтобы возвыситься, стать настолько заметной фигурой, чтобы ее нельзя было просто так убрать. Амели хотела жить и использовала для этого все, от старательно развиваемого разума до Дара. И плевать ей было на собственное алеманнское презрение к островным обезьянам (2). Сейчас не время для этого. Да, у нее был Дар очарования, который отчасти удавалось контролировать. В пассивном состоянии он вызывал у людей расположение, хотя девочка не могла быть уверена действительно ли это Дар, а не ее собственная внешность и манера поведения. При сознательном применении можно было гасить чужую неприязнь и придавать своим словам большую убедительность. Наивысший уровень воздействия проявился при стихийном выбросе, вызванном желанием спастись. И ей это удалось, Дар проломил хладнокровие и самоконтроль наемного убийцы, вбивая в подкорку мозга желание-цель любой ценой спасти несостоявшуюся жертву, что тот и сделал, вложив все силы и жизнь в создание международного портала, перенесшего Гнэйсено на крыльцо приюта. Дальше ей оставалось только правильно разыграть доставшиеся карты и надеяться, что однажды ей удастся отомстить. ___________________________________________ (1) — Как и дальше перечисленные, является оттенком красного, картинка: https://mylitta.ru/uploads/posts/2014-12/1417695883_r3.jpg (2) — Островные обезьяны — презрительная кличка англичан.