before it quits on me

      Ноябрьский мороз пробивался сквозь окна в дом. Было невыносимо холодно, и я отчаянно жалел, что тур уже окончился. Хотелось бы быть где угодно, но не здесь.       Я никогда не помирал со скуки так, как помирал тогда, в тот самый день. Я нервно листал статьи, журнал то и дело соскальзывал с колен на пол, и в очередное падение я притопнул по нему ногой, так и оставив лежать на полу. Закурил сигарету и уставился перед собой. Меня раздражало все. Руки нервно потряхивались от напряжения, точка равновесия так и не была найдена. Я сомкнул веки, делая очередную затяжку. Нет. Так не может больше продолжаться. Схватил стакан и запустил его в стену, но тот даже не разбился, только с глухим звуком отскочил от стены и упал на ковер. Докуриваю. К черту.       Свалившись в постель, узрел новое сообщение на странице. Быстро пробегаюсь глазами, обнаруживая ник знакомым. Вот черт, это он. Тот человек, с которым я общался несколько лет назад, галдел с ним обо всем. Быть не может…       Я прикрыл веки, вспоминая те легкие времена юности и безызвестности, вспоминал бабушкины пирожки и как пахло сыростью и пылью в моей комнате. Тогда я жил в маленьком городке на окраине Англии, в душной квартирке, и даже не мог предположить, что спустя семь лет я стану известным. Тогда я почти все свободное время проводил за компьютером, за обычным бессмысленным галдежом. Я запомнил этого собеседника очень хорошо, он врезался в память непроизвольно, виной тому — оффлайн. При том, что мы общались много, и достаточно близко, на личные темы, он мог пропасть на несколько месяцев, а после явиться, и, как ни в чем не бывало, написать свое развеселое «Привет!». Я был зол, обижен, каждый раз. А потом он пропал насовсем. Я даже имени его не знал, искать было бесполезно, а время всё шло… И, в конце концов, у меня появились настоящие, реальные друзья, мы начали увлекаться музыкой, которая поглотила меня с головой, и я уже и знать не знал никакого Интернета.       Я опустил взгляд на сообщения. Все то же радостное «Привет». Ответить?.. А вдруг он запомнил мое имя, и теперь будет норовить набиться в друзья, или будет просить денег, или продавать информацию обо мне, или… Мысли шли кругом. Я водил кончиками пальцев по клавиатуре, так и не решаясь. Один глубокий вздох. Решился.        «Привет. Мы не общались около семи лет, куда же ты пропал?»       «Да я тут… Дела были) Но у меня все хорошо. А сегодня, вот, вспомнил про тебя, отчего-то.»       «Честно говоря, крайне неожиданно. Я очень мало помню из нашего общения. Даже имени твоего не помню.»       «Я твоего не помню тоже.»       «Так в чем причина выхода со мной на контакт?»       «Не пойми неправильно, мне просто безумно одиноко…»       Я закусил губу. Я просто чертовски понимал его в этом. Именно сейчас. Именно в эту гребанную секунду. Он как с небес свалился. И не могу не отметить, что очень вовремя.       Когда ты популярен, успешен, богат, ты можешь доверять только своей семье и тем людям, которые прошли с тобой об руку весь тот тяжелый путь становления. Вдруг он врет, что не помнит, кто я? Вдруг знает? Мне было тяжело довериться, но алкоголь и отчаяние сделали свое дело.       Мы болтали всю ночь, и я не мог остановиться. Конечно же, я скрывал, кто я. Скрывал, какая такая моя группа. Как я вообще живу, и где. Мы перебрасывались, скорее, дежурными фразами, чем конкретными, однако, я многое узнал: теперь он тоже участник группы, тоже солист, как и я. Вроде бы, и группа популярная. Он переехал и живет теперь в городе на другом конце моей страны. И все, вроде бы, хорошо, но меня прорвало.       «Мне очень плохо в последнее время.»       «Что с тобой?»       «Я спиваюсь, я присел на наркоту, я просто… Потерян.»       «Я уверен, что все не так плохо, как ты утверждаешь.»       «Извини, я не должен был этого говорить.»       «Погоди, только не уходи!»       И я закрыл ноутбук падая лицом в подушку. Разбит, напуган, мечусь в паранойе по дому каждый день и не могу найти себе места. Похмелье постоянное, колес на пару тысяч долларов. Спасает только музыка. Я катал это в голове и проклинал себя за то, что сорвался и заныл. Ничтожно.       Я никогда не был таким. Никогда не чувствовал себя так бессильно. Все привыкли видеть во мне беспечного Оливера, которому все по плечу. Все изменилось, как думали окружающие, недавно. На самом деле я был такой всегда. Сейчас я винил себя за собственную никчемность. Я понимал, что нужно с собой совладать, но не мог.       С этими мыслями я отключился, так и не предприняв попытку продолжить разговор.

***

      «Да как ты понять не можешь?! Это же так просто — берешь и смешиваешь печенье с маслом! Все! : D»       Я смеялся в голос, стоя у стола и пытаясь сделать этот несчастный чизкейк. Он учил меня, но я не уверен, что из меня прекрасный повар, да и чизкейки я не люблю… Мне просто нечем больше заняться, вдохновения на написание песен нет, и мне ничего не остается, кроме как с телефоном в охапку стоять и крошить это отвратительное печенье.       Он сказал называть его Ди. Интересно, это как-то связано с именем? Типа, большой Ди следит за тобой, или что-то в этом роде?..       «Ну, я, вроде бы, смешал. Крошка печенья и сливочное масло, так ведь?)»       «Да, прекрасно, теперь выкладывай все это в форму для выпекания.»       «Какую форму.?»       «Да ты настоящая белоручка, друг мой. Открой плиту свою.»       Я покорно открыл и нашел злополучную резиновую фиговину. Как она вообще у меня оказалась? Я точно не покупал. Я вообще одну пиццу ем днями напролет, какая форма для… От звонка телефона я чуть не уронил форму на пол.       «Ты там что, умер?»       «Нет, я тут, я просто выкладываю…»       Соврал, но тут же понесся выполнять. Не успел и добежать, как снова сообщение:       «Извини, мне нужно уйти. Неотложные дела. Вернусь вечером, часов в пять, может.»       Я шмыгнул носом. Следом пришел рецепт целиком. Пробежавшись по нему бегло, я накидал сообщение в ответ:       «Ладно, до вечера, Ди.»       Оффлайн. Я сомкнул веки, опираясь на стол. Простояв так пару секунд, поставил форму для запекания на стол и начал выкладывать дно чизкейка. Ничего не получалось, всё это дело сыпалось, но масла у меня больше не было, потому я попросту вдавливал массу в дно формы, учитывая, что это должно быть ровно.       Прошел уже месяц, как мы болтаем с Ди. Каждый день. Он скрашивает мое одиночество, мне хочется верить, что я его тоже устраиваю как собеседник. Даже, возможно, как друг. Но когда он уходит, я все время теряюсь. Начинаю слоняться без дела, пытаюсь читать книги, но все напрасно — мысли врезаются между строк. Вдохновения так и нет, колеса я подзабросил, да и пить как-то… Некогда? Не знаю.       Я взял сыр и начал намазывать его на массу. Взгляд уперся куда-то перед собой. За этот месяц я узнал, что у него кто-то есть, и у них все гладко, как никогда. Рассказал ему в свою очередь, что я в разводе, с женой взаимопонимания у меня не было. Забавно слушать о том, как протекает чья-то семейная жизнь, вспоминать свою. Отголоски памяти отдают еле слышным теплом. Но возвращаться туда я бы уж точно не хотел.       Я выложил все так, как написано в рецепте. Порезал клубнику. Порезал палец. Разложил ягоды сверху и отправил в холодильник.       Я ненавижу одиночество. Когда я один, я всё время думаю о каком-нибудь дерьме, и это отменно мешает мне жить. Но все мои друзья, по совместительству, участники группы — по женам или же где-то на югах. Так что достучаться до них — это сухой разговор в роуминге и речи об огромных волнах, муравьях в номере отеля и прочей дребедени, которая никогда не заходит на фоне отвратительного депрессивного состояния.       Свалился на диван. Полистал каналы. Посмотрел новости, посмотрел фильм. Скучно. Открыл свою тетрадь со стихами, нарисовал там какого-то толстого отвратительного кота и, не выдержав, задремал от скуки.       Очнулся я глубокой ночью, обнаружив, что оставил входную дверь открытой. Закрыл. Побрел в спальню, включил там свет. Каждое действие было нежеланным, невыносимым. Посмотрел в телефон, наконец. Ничего. Ни сообщения, ни онлайна. Перевел взгляд на комод, решение пришло быстро. Заглотил пару колес и прилег на кровать. Накрыло быстро, мучиться мне не пришлось. Но яркой полоской в подсознании горели вопросы о моем собеседнике: я представлял, кто он, какой он. Приход перемешался с дремотой, и я, уткнувшись носом в подушку, жадно ловил слепые надуманные образы, так мешавшие придаться глубокому и крепкому сну.