Доверься мне, Любимый

Он пришел под утро, беззвучно отворив потайную дверь комнаты. Но я ждал его, и тихие шаги заставили поднять со стола голову. После напряженного и длинного дня к подготовке отплытия на Аслевджал, моя постель всё ещё оставалась нетронутой. — Фитц? — неуверенно прошептал он в темноте, замерев у стены. — Я здесь, — я зажег свечу, и Шут тут же обернулся ко мне и вымученно улыбнулся. — Ты не против? — спросил он, поднимая бутылку бренди, и я качнул головой, приглашая. Стол, за которым я совсем недавно работал, был завален картами, но Шут легко справился с ними. Я принёс вторую кружку и разлил напиток, пока друг, всё ещё в одеждах лорда Голдена, устало стягивал верхнюю рубашку. — Кто бы мог подумать, что расставаться с богатством так сложно, — изумленно пробормотал он, обнимая чашку. Он сделал глоток, и я повторил за ним. — Тебе не стоило этого делать. Когда мы вернёмся, деньги тебе ещё понадобятся. Шут поднял голову и посмотрел с недоумением и даже обидой. — Ты не веришь ничему из того, что я говорю тебе, Фитц? Я больше не вернусь в Баккип, я больше никуда не вернусь, Фитц. Мой путь закончится там, на острове… — Его голос вдруг дрогнул, и он замолчал, опустив голову. — Но это не важно. Ничего не важно, кроме будущего, что мы принесём. Белый Пророк и его Изменяющий… — Прошу тебя, прекрати, — взмолился я. — Давай не будем говорить о том, что может не произойти. Шут удивлённо поднял голову, долго смотрел на меня, а после виновато улыбнулся. — Да, прости, я не хотел портить наш последний вечер здесь, — сказал он, тут же добавив: — Последний перед отъездом. За попутный ветер! — поднял он чашку и, не дожидаясь меня, выпил бренди до дна. До первых лучей солнца Шут не выдержал. Стеклянными глазами он уставился себе в ладони и вот-вот, казалось, был готов провалиться в сон. Я приготовился проводить его наверх в тайную комнату, как он забормотал тихим голосом: — Мне так страшно, Фитц… Так страшно, что уже несколько раз я пытался сбежать. Но этот долг сильнее меня, важнее… — почти беззвучно зашептал он и закрыл лицо ладонями. — Я такой трус! Такой слабак… Плечи Шута задрожали. В нерешительности я замер, почти коснувшись его, однако не выдержал и обнял. — Ты не трус, Шут. Это нормально — хотеть жить. И я сделаю всё, чтобы так и было. Обещаю тебе. — Нет, Фитц, ты не понимаешь, — всхлипнул он, отстранившись и запустив в светлые волосы пальцы. — Этого не избежать… Я не должен… От меня… от нас зависит так много… так много чего. — Перестань нести эту чушь, — вспылил я, сдержав желание оторвать его руки от лица и выпрямить. — Я не позволю умереть тебе. Я — твой Изменяющий, и я даю тебе слово. — Нет, ты не можешь, — замотал головой Шут, всё ещё не поднимая головы. — Это наш путь. — Тебе пора в постель, — сухо сказал я, мечтая, чтобы тот замолчал. — Поднимайся, я провожу тебя. На какое-то мгновение Шут затих. Я услышал его вздох и заметил, как тот украдкой пытается стереть слёзы. — Прости меня, — тихо пробормотал он. — Но, пожалуйста, позволь мне сегодня остаться здесь. В единственный и последний раз, — и прежде, чем я успел ответить, произнёс: — Что бы ты ни говорил, Фитц, я вижу для себя только одно возможное будущее. И я верю, что так и случится. Поэтому, прошу тебя, позволь мне… Он повернул ко мне голову, и в его глазах цвета тёмного золота задрожало пламя свечи. Он верил в свои предсказания, верил, что все доступные ему пути ведут лишь к одному — к его смерти. И я не мог отказать в его желании, даже если сам верил в иное. Без слов я подал ему руку, подхватил за плечи и отвел до кровати. — И всё же тебе стоит поспать. Сейчас. Он послушно сел, подождал, пока я откинул покрывало, и лёг, тут же зажмурив глаза и свернувшись калачиком. Мне было больно смотреть на него. — Спокойной ночи, — пожелал я и, когда Шут ничего не ответил, обернулся. — Не уходи, — его пальцы сжали мою рубашку. — Побудь со мной. Пока я не усну. Помедлив, я подошел ближе, и Шут перекатился к стене. Я лёг, решив, что спать в кресле самому — не лучший выбор перед долгой поездкой и очередным сложным днём. Тесная кровать не позволяла расположиться свободно, однако тощее тело Шута без проблем уместилось сбоку. Не зная куда деть руку, положил её на его плечо. Он коротко вздрогнул, сжался ещё сильнее, и я не выдержал. — Прекрати, ты можешь лечь, как удобно. Шут недоверчиво поднял взгляд, испытующе выждал время и подвинулся поближе. Его рука ловко проскользнула мне на живот, а голова разместилась на груди, разметав по плечу волосы. Я не успел и возмутиться, как с тихим, облегченным вздохом Шут замер. Желание оттолкнуть его пропало, и я расслабленно откинулся на подушке и прикрыл глаза. Тяжелый день, долгие часы без сна и выпитый бренди кружили голову, и вскоре я почувствовал, что засыпаю. Мне показалось, будто в какой-то миг я очутился на вершине холма, где в лицо дул лёгкий тёплый ветер и рядом сидел мой Волк. Мы слушали шум листвы далеких деревьев, шелест трав, приглушенные звуки ночных обитателей поляны и всё вокруг было именно таким, как надо. Блаженно прикрыв глаза, я запустил пальцы в шерсть Ночного Волка, потрепал и спустился вниз по спине, поглаживая. Он изогнулся, и я вдруг обнаружил, что в комнате и прикасаюсь к Молли. Мои руки сами потянулись к её талии, а губы нашли её. — Фитц, — прошептала она не своим голосом, и я вдруг обнаружил, что просыпаюсь снова. — Фитц, — умоляющим голосом шептал Шут, и я не сразу осознал, что прижимаю его слишком близко. Я мгновенно разжал пальцы. Шут отстранился и тяжело вздохнул. Я ощутил его дрожь. — Прости, — прохрипел я севшим голосом, боясь шелохнуться. Я чувствовал, как близко его рука лежит от низа разгоряченного живота. — Ты прости меня, — шепнул Шут. — Я не нарочно пробудил в тебе желания. Позволь мне исправить. — Нет, всё в поря-а-дке! — резко вздохнул я, когда длинные пальцы Шута оказались на штанах. — Шут! Что ты делаешь, Шут? — Прошу, позволь мне, — негромко возразил он, и я поспешил прикусить язык: в его руках оказалось слишком много силы и возможностей. — Я знаю, ты долго был один и твоя реакция, возможно, удивляет тебя, но дай мне оправдаться и помочь тебе. — Шут… Остановись. Это неправильно. Его палец коснулся губы. — Тс-с-с, ничего не говори. Я знаю, что тебе нужно это. Закрой глаза и расслабься. Представь, что я — это Молли. Только на одну ночь, только в этот раз. Завтра ты уже можешь забыть об этом, представить сном или пьяным бредом. Я никогда не стану напоминать, — шептал он всё тише, пока я пытался совладать с собой. — Прекрати, Шут, — оборонил я, подняв голову и попытавшись встать. Но тонкая ладонь Шута вновь оказалась куда сильнее, чем должна была быть с его телом. Одной рукой он вжал меня в кровать, скользнув пальцами под рубашку, второй же ловко завладел шнуровкой штанов. — Но ты не Молли, — прохрипел я, ощущая вдруг странную слабость в теле. Она медленным током мёда распространялась из живота к каждой клеточке до макушки и стоп. И у меня не находилось сил противостоять его дурманящим ласкам и неожиданному теплу, что я не испытывал так давно. — Не думай, Фитц, — проговорил вдруг Шут, почти коснувшись головой моего подбородка. Его распустившиеся волосы в такт движениям заскользили по плечу и шее, и я едва не задохнулся от накатившего жара. — Просто чувствуй. Его мягкие прохладные губы обожгли ключицу, и я невольно ахнул. Однако Шут не остановился. Его пальцы, что уже справились с завязками, проникли под одежду. Неспешно, нежно и поразительно волнующе. Я крепче сжал зубы и отвернулся, закрыв глаза. Ощущения стали ярче и осязаемей, будто, перестав видеть, все мои чувства в один миг обострились до предела. Я ощущал каждое его касание, каждый лёгкий поцелуй, каждое движение. Будто меня касалась любимая в наш первый раз. Я застонал, и ловкие пальцы Шута стали уверенней. Я мгновенно вспомнил его детские трюки и фокусы. Его проворство, изящность и гибкость тела. — Чувствуй, — прошелестел его голос от пупка, и я непроизвольно выгнулся к его губам навстречу. Я чувствовал. Чувствовал сильнее, чем желал того. И осознание происходящего проникало в самую глубь, туда, куда не должно было, туда, где взволнованное сердце гнало разгорячённую кровь по телу. — Шут! — взмолился я о прекращении этой пытки, но тот вдруг замер, поднялся и приблизился к лицу. — Ох, Фитц, не проси так, — пролепетал он, боязливо коснувшись щеки. — Не зови меня, думай не обо мне… Однако, вопреки своей же просьбе, он, будто нарочно, наклонился и прижался губами к шее. Словно искал поцелуя, но я лишь отклонил голову в сторону, и Волк во мне тихо рыкнул, напоминая о незаконченном. Мне показалось, что Шут улыбнулся. Только он не стал спускаться ниже, а завозился с собственными штанами. До меня слишком поздно дошел смысл. Я неловко дёрнул руками, подобрался, но встретился с его глазами. И опоздал. Пальцы одной руки легли мне на губы, будто в попытке закрыть лицо, а пальцы второй ухватили изнемогающую плоть. — Не смотри! — вдруг воскликнул он и спрятал уже своё лицо в ладони. Тепло мягкой кожи обхватило моё тело чувственно и крепко. Я не припомнил, ощущал ли подобное когда-либо, но копаться в памяти был уже не намерен. Трогательное удивление, даже невинность лица Шута задело во мне что-то. Что-то, от чего я не мог отвернуться, из-за чего не мог больше оставлять в покое. И я поднял руки и обхватил тонкие бёдра Шута, притянул ближе и шепнул в самое ухо: — Расслабь… И Шут почти обмяк на моей груди. Я удобнее обхватил его со спины, направил и потянул вниз: мягко и плавно. Пальцы Шута смяли рубашку и ощутимо впились мне в плечо и бок. Он глухо застонал, уткнувшись носом в ложбинку. — Быстрее, — умоляюще произнёс он, и я не сумел отказать. Тихий рык непроизвольно вырвался из глотки, а тело само подалось вперёд быстро и неудержимо. — А-ах! — разнёсся по комнате пронзительный крик, и я пожалел о поспешности, каменея под телом Шута. — Нет, нет, не останавливайся, — тут же бросил он, но я заметил в его голосе боль и слёзы. Что я наделал?! Я хотел прекратить его боль. — Не бросай меня! — вдруг ударил он меня в грудь, и я почувствовал, как он затрясся. — Не отталкивай меня, только не сейчас… Я побоялся даже вздохнуть, но тело знало, что делать. Руки с бёдер прошлись по спине, забрались в волосы, прижали и обняли, словно под моими ладонями было не человеческое тело, а хрупкое стекло. — Я не оставлю тебя, Шут. Никогда не оставлю… Я погладил его по спине так легко и нежно, как только мог. Любой ценой мне хотелось загладить вину и утешить. — Доверься мне. Шут громко всхлипнул, задрожал сильнее и прижался крепче. Я не двигался. — Тогда… тогда я готов, — вновь шепнул он. — Не важно, даже если снова будет больно. — Не глупи, — только и ответил я, легко коснувшись губами его волос. Он замер, а я мягко продолжил шевелить бёдрами. Я почувствовал, как сильно Шут напрягся, и опасливо остановился. — Не бойся. Мне вспомнился первый раз с Молли, и я запоздало ответил Шуту на его щедрые поцелуи. Неуверенно, трусливо, сантиметр за сантиметром, пока мои губы не нашли его. — Фитц… Несмотря на инициативу Шута в самом начале, теперь он казался растерянным и смущенным. Его ответ был робким, будто он боялся, что в любой момент я оттолкну его и засмею. Но у меня были совсем иные цели, и я не жалел для него ни тепла, ни ласки. И он поверил мне, сам задвигался на мне, не разрывая поцелуя. Сначала медленно, неторопливо, но вскоре смело и беззастенчиво. — Ах, Фитц! Ах, — стонал он, и я рычал ему в ответ, пока его чувственный голос не вскружил мне голову. — О, Любимый… Любимый! — зашептал я, и тогда он остановился, обхватил подбородок и, встревоженно поглядев в глаза, прижался ко мне губами и всем телом. И в этом жесте было больше, чем могло бы быть с любым, кроме него. И я не совладал с собой, я выпустил всю силу, что годами копилась во мне. Он не сдержался тоже, и на короткий миг мы стали едины как никогда ранее. — Любимый… — Фитц.