***
Именно с того вечера лорд Эстергар начал, наконец-то, как следует приглядываться к своей жене. Не то чтобы раньше он вовсе ею пренебрегал, но… Лейлис была всегда на своем месте, тихая и приветливая, занималась положенными женщине делами и не доставляла супругу никаких проблем. Обычно Рейвин скользил по жене сдержанно-влюбленным взглядом, изредка отмечал удачную прическу или новое платье, и тут же обращался мыслями к чему-то другому. Ведь он был счастлив в браке, любил свою жену и не имел поводов ни для подозрений, ни для опасений на ее счет. До всей этой истории. Теперь он стал смотреть иначе — отмечать каждое слово, каждое движение, жест, выражение взгляда. Он понял наконец-то, что было не так все эти дни. Его южанка разговаривала на северном языке без всякого акцента. И вдруг полюбила петь. И готовить, хотя раньше не умела ни того, ни другого. Лейлис всегда разговаривала тихо и смеялась, прикрывая рот ладошкой. Другая женщина не боялась быть на виду, ей нравилось это. Она смеялась громко и искренне, как мужчина, запрокидывая голову. Она не хотела казаться веселой, как сперва думал Рейвин, она просто привыкла веселиться именно так. Лейлис любила вышивать и плести из золотой проволоки, которую доставляли из Верга, обычно так она коротала вечера, когда Рейвин бывал занят. Но после болезни она едва пару раз притронулась к шкатулке с принадлежностями, и то без особого интереса. Другой женщине не нравилось плести и вышивать. Лейлис не умела или не хотела воспитывать слуг, словно никак не могла свыкнуться с мыслью, что она теперь хозяйка замка и это ее обязанность. Другая женщина будто бы с детства привыкла раздавать приказания, и не только женщинам, но и мужчинам. Рейвин стал про себя называть ее именно так — Другая женщина. Тяжелее всего было ложиться с ней в одну постель по вечерам. Но это все еще была его жена, что бы с ней ни происходило, и спать вместе приходилось, хотя Рейвин больше не испытывал ни малейшего желания притрагиваться к ней, как к жене, и тем более зачинать нового ребенка, как советовал лорд Хэнред. Что бы он посоветовал, узнав правду? Рейвин ни минуты не сомневался — он помнил детскую сказку о кузнеце и подменной жене, которую тот разоблачил и сжег в доменной печи. Все сказки на Севере чему-то да учат и не из порожнего ведра да талого снега взялись… Та, про кузнеца, была со счастливым концом — кузнец на следующий же год женился снова и новая жена нарожала ему детей. «Спроси ее имя и если не назовет — сожги» — вот что посоветовал бы старик Хэнред, да и любой другой здравомыслящий человек, вздумай Рейвин кому-то довериться. «Спроси ее имя и если не назовет — сожги» — тот самый случай, когда самое простое решение еще и самое верное… Но Рейвин знал, что никогда не отважится спросить. А между тем старик далеко не глуп, да и о темных силах Севера знает поболее многих и, понаблюдав за Лейлис подольше, вполне мог бы если не обо всем, то о многом догадаться. И потому Рейвин был рад, когда старик через несколько дней после пира засобирался в путь. У него были какие-то, без сомнения, важные дела в землях Фарлонгов и Незергардов — видимо, очередное сватовство. Шесть внучек лорда Хэнреда, пять из которых уже достигли брачного возраста, все еще были не замужем. — Почему бы моему брату не поехать в этот раз с вами? — предложил Рейвин. — Ему пора бы знакомиться с нашими соседями. Только поезжайте не через лес, а через наши земли у Крестовицы. Я дам вам сани и сопровождение. Путь, конечно, неблизкий… — Таким путем как раз к лету вернемся, — буркнул лорд Айбер. — … зато безопасный, — спокойно закончил мысль Эстергар. — Помогите мне, лорд Айбер. Позаботьтесь о моем брате и наследнике. Покажите ему земли, которые ему однажды, возможно, суждено унаследовать, и познакомьте с лордами, с которыми он вскоре должен будет говорить от моего имени. Старик прослезился от столь проникновенной просьбы. Он вообще был щедр и на смех, и на слезы в кругу близких ему людей. Встав, он поклонился своему лорду. Теперь Рейвин был уверен, что его просьба будет исполнена и Крианс будет в безопасности вне замка. Сборы, по обыкновению шумные и суетные — ведь собирался лорд Айбер Хэнред — заняли какое-то время. К счастью, Лейлис во всем этом не участвовала, ведь в путь отправлялись мужчины. А потом и эта живая суета закончилась и Рейвин остался один в своем огромном замке, хоть и в окружении челяди. Наедине с женой.***
Кем бы ни был Ремгар, чье имя леди Эстергар выдохнула в порыве страсти, она все еще считала себя замужем за Рейвином, лордом Эстергаром. За все неполные два года их брака Лейлис реже напоминала всем вокруг, в первую очередь самому Рейвину, что она — жена хозяина, чем в последние дни и недели. Эти постоянно требуемые ею подтверждения статуса, вкупе с неизменно чопорными обращениями, не иначе как «мой дорогой супруг» и «любимый муж», совершенно диким образом соединялись с кокетством и ужимками. Однажды Рейвин застал жену за переодеванием ко сну — не нарочно, он предпочитал пересидеть в малом зале время, когда жена совершала свой туалет. Она вскрикнула, увидев его, но притворно, наиграно, как деревенская вертихвостка, к которой пристают парни на реке в летний день. — Разбойник! Ты пришел похитить мою честь? — и расхохоталась. В такие минуты Рейвин ничего ей не отвечал и ни о чем не спрашивал. «Ремгар, прекрати». «Нас увидят, Ремгар». Не было смысла искать человека по имени Ремгар в замке. И все-таки он был где-то здесь, все время рядом — Рейвин будто кожей чувствовал это, когда его любимая жена целовала его в щеку по утрам, когда прижималась к его плечу по ночам. Телом это все еще была Лейлис — живая и теплая. Не один раз, когда она засыпала, Рейвин осторожно касался пальцами ее шеи, в том месте, где так знакомо трепетала под нежной кожей тонкая жилка. Живые люди чувствуют боль, тепло и холод, их сердце бьется, а по венам течет теплая кровь. А у тварей из леса кровь холодная, мертвая — хоть у поземника, хоть у упыря. Только у снежных лошадей кожа холодная, а кровь горячая — но на то они и полунечисть, потому и тянутся к людям, отзываются на ласку. Телом Лейлис была здорова — дышала, ела и пила, грелась у огня и куталась в меха на сквозняке, все чувствовала. Рейвин был уверен, что если уколоть ей палец, кровь потечет, как у всех людей. Все было в порядке, кроме одного — это была не Лейлис. Рейвин засел за книги, короткие зимние дни проводил, перечитывая все известные истории о вернувшихся из леса. Большинство этих историй он и так знал с детства, все дети любят слушать страшные северные сказки о лесе, мертвых и дорогах — сказки, которые готовят ко взрослой жизни. Чаще всего из леса возвращались, чтобы отомстить. Уже не люди, но и не обычные бездумные упыри — если обиды, нанесенные при жизни, были велики, а жажда мести — сильна, мертвецы сохраняли память и, скрыв лицо, могли войти в дом живых. Преданные любовники, чьи души при жизни терзала страсть, возвращались и забирали с собой того, с кем были связаны. Дети, убитые матерью… Этот свиток Рейвин даже дочитывать не стал, отбросил сразу. Единственная история, в которой мертвец вернулся с благими намереньями содержалась в «Великом трактате» Римбуха Младшего, и потом неоднократно дополнялась и переписывалась. Безымянный лорд — записанные в разное время разными мастерами варианты сказания расходились в том, к какому дому он принадлежал — явился на зов своих потомков, чтобы защитить свой замок в день решающей битвы. Мастер, живший через полторы сотни лет после Эстерга, считал эту историю произошедшей «давно», и ничего более точного сказать было нельзя. Общее во всех этих историях было только одно — все возвращающиеся несли свою искалеченную темной северной магией душу в своих же холодных мертвых телах. То, что происходило с Лейлис, было чем-то иным, никем не изведанным и не записанным в старинных текстах. И по злой иронии, единственный сведущий человек, кто мог бы дать ответы на мучившие Эстергара вопросы, был его смертным врагом.