Подари мне чудо

Кира смотрела на Румату невидящими, залитыми ужасом глазами, и хваталась за портьеру слабеющими пальцами. Вот как выглядит смерть. — Кира! Его крик заметался от стены к стене и через острые стеклянные шипы на окне вырвался наружу. Что он может сделать? «Я не бог», — с трудом подумал Румата, прижимая к себе истекающую кровью девушку. На его рубахе тут же остались багровые влажные пятна. Он звал её, звал, но в ответ слышал лишь брань монахов, редкое ржание лошадей и лязг оружия. Свет факелов пробрался в комнату и слегка осветил лежащую на кровати Киру с торчащими из груди и шеи стрелами. В последнюю секунду жизни она боялась, и смерть заморозила полный страха взгляд. И Румата ничего не мог уже сделать, а от этого готов был перерезать весь чертов Арканар. Сжечь этот проклятый город. До последней головешки, дотла, а дона Рэбу повесить на пепелище. Румата ясно ощущал в руках твердые рукояти мечей и упорно смотрел на вышибаемую снаружи дверь. Его колотило изнутри, кровь буквально пенилась, и он чётко видел застывшие неживые глаза. Дверь не выдержала — грохнулась на пол, и с улицы посыпались люди в чёрных одеяниях. Румата сильнее сжал рукояти мечей и понял, что за его спиной слуги держали наизготове своё незамысловатое оружие. Он не сразу смог вздохнуть, и от внезапно навалившегося ужаса все перед глазами помутнело. Спина взмокла, шею свело судорогой, она ныла, а в своей руке он стискивал руку Киры. Румата повернул голову — девушка лежала рядом, прижимаясь к стене. В темноте он различил испуганный блеск её глаз. Живых глаз. За тенью следует настоящий свет — Ты так странно дышал во сне — сквозь зубы, как будто тебя кто-то бил… — тихо сказала Кира и придвинулась к Румате поближе. Он не ответил. Только огляделся — целое, не разбитое окно, освещённая бледной луной комната, тёплое дыхание рядом. Сон. Но наверняка же вещий. — Маленькая моя, мне снился кошмар, — сказал Румата ласково, но с заметным хрипом в голосе. — Послушай, — он приподнялся на локте. — Кажется, сюда вот-вот придут непрошеные гости. Не бойся этой швали. Но самое главное — не подходи к окну, ни в коем случае, слышишь? Я дам тебе нож, просто на всякий случай. Но не подходи к окну, умоляю тебя! Она всё поняла и лишь слегка кивнула. Он никогда бы просто так не волновался, да ещё и так сильно. Румата рывком вскочил с кровати, взял мечи и выскочил за дверь. Слуги не спали — сидели в зале, ощущая, наверное, самой кожей подходящую опасность. Как звери, которые чуют запах крови. Он окинул всех взглядом. Кухарка не в счет, а вот на остальных можно надеяться. — Благородный дон, что-то не по себе… — начал было один слуга. — Да, — непривычно резко ответил Румата. — Иди наверх, к Кире. Если вдруг хоть кто-то из этих псов туда проберётся — руби его сразу. Мужчина кивнул и зашагал по лестнице, перехватывая поудобнее здоровенный мясницкий нож. Отдалённый цокот копыт всё приближался и приближался, и все в доме затихли. Наконец у самого входа послышалась та самая брань — Румату передёрнуло — и мощный, настырный стук в дверь. — Именем господа, откройте! Не то хуже будет! — Убирайтесь! — рявкнул Румата, хотя знал, что это не подействует. Рукоять слегка скользила в потной ладони. — Выбивайте, братья! Сейчас этот благородный дон пожалеет о сказанном. Теперь в дверь не стучали — в неё что-то вбивали, и от этих ударов вздрагивал весь дом. Посуда на полках позвякивала. Кухарка держала наготове непонятно откуда взявшуюся у нее огромную деревянную скалку, но стояла в углу зала, стараясь не трястись от страха. Дальше — как во сне: дверь выбили, она грохнулась на пол, взметнула в воздух пыль и редкие лёгкие щепки; в дом ввалились монахи, топая и обнажая мечи. «Раз, два, три, четыре, пять, шесть…» — только и успевал считать он прибавляющихся «гостей». «Заметное численное преимущество». Взмах, лязг, монашеский меч отлетел в сторону, ударился о стену. Румата вонзил меч в чье-то тело. Лезвие прорезало чёрную ткань одежды, рассекло кожу; человек издал сдавленный вздох, схватился за живот и рухнул на пол. Я бы с радостью понял мир, Смотрел бы вперед, не боясь Лязг, яростные вопли, кровь повсюду, в них утонул весь дом. Вскрик — кухарка пятилась, прижималась к стене, пока на неё наступал один из монахов. Не торопясь. Как будто раздумывая, что с ней сделать. Румата рванулся вперёд, но почувствовал сильный удар в спину и обернулся — один из противников с недоумением пялился на место удара, из которого даже кровь не потекла. — Металлопластовая кольчуга, — усмехнулся Румата, и монах повалился на пол, вздрагивая и заливая пол своей кровью из вспоротого живота. Дон бросился вперёд, перепрыгнул через перевёрнутый дубовый стол и полоснул другого по шее. Кухарка пискнула и сильнее вжалась в стену. На её лицо брызнуло несколько красных капель. Рядом с Руматой навзничь упал один из слуг — рот приоткрыт, глаза распахнуты, шея свёрнута. — Благородный дон сейчас разделит его участь, — насмешливо и кровожадно прохрипело нечто сзади него, и Румата тут же ударился грудью об пол. Он перевернулся и чудом успел подставить свой меч, не то сейчас бы и его шея оказалась рассеченной. Над ним нависала перекошенная, красная и потная рожа монаха; капюшон болтался на спине, со лба капали прозрачные капли пота. Румата сжал зубы и издал натужный хрип, пытаясь сбросить с себя эту тушу. Наверху зазвенел истошный вопль. «Кира», — с ужасом подумал он. — Кира! — сквозь стиснутые зубы прохрипел Румата, столкнул с себя монаха и проткнул его горло уже полностью окровавленным лезвием. Вскочил на ноги и наткнулся на следующего. По щеке скользнула тёплая влажная сталь. Румата даже не успел опомниться: монах выпучил глаза, захрипел, кашляя кровью, и упал навзничь. Сзади стоял кузнец с мощным топором в руке и сумасшедшим оскалом на лице. Некогда! Румата перепрыгивал через тела в чёрном и сваленную мебель, нёсся к лестнице, увернулся от просвистевшего над головой глиняного горшка. На ступенях головой вниз лежал слуга, которого он отправил охранять Киру. В комнате она вжалась в угол, сцепив трясущиеся руки на ноже. К ней ковылял монах, держался за раненое бедро и цедил сквозь сдавленные зубы дикие оскорбления. «Грязная шлюха», услышал Румата, ворвавшись в комнату. Монах развернулся и сверкнул узкими глазами. — Благородный до-он… Не думал, однако, что у вас такой скверный вкус… — Чтоб ты сдох! — от души гаркнул Румата и тут же решил воплотить это в жизнь, выхватив и второй меч. Кира шумно, отрывисто дышала. — Сдохнешь первым, ваше блаародие, — прорычал монах. Он на удивление резко подскочил и взмахнул мечом, который прошёлся недалеко от незащищённой шеи Руматы. Тот увернулся. Взмах и сдавленный шумный выдох — монах отпрыгнул, но нога подводила, а теперь ещё и руки были ранены двумя лезвиями. Он озверел — что-то захрипел и накинулся на Румату, свалил его с ног. «Очередная гнусная рожа», — подумал тот, с силой блокируя напор острого меча. Два оружия — однозначно полезно, хоть и не всегда удобно. Однако меч всё-таки скользнул к его шее, нависая в нескольких сантиметрах от неё. Один укол и ещё один труп. Теперь уже — его. Клинок уверенно полз вниз, монах торжественно скалился… …но вдруг в его затылок прилетело что-то твёрдое — он ойкнул от неожиданности и на секунду обернулся назад. Кира стояла у стены и кусала губы, выискивая взглядом — чтобы еще кинуть. Секунды хватило — Румата пнул противника коленом в живот и сбросил с себя; монах гулко ударился спиной о деревянный пол и скривился. Дон прорезал шею монаха обоими лезвиями, как будто это подействовало бы лучше. Тот попытался было защититься, но рука с мечом безвольно приземлилась и разжала кулак. — Цела? — Румата подошёл к перепуганной девушке, периодически оглядываясь назад. — Д-да, — выдохнула Кира. — А вот ты ранен, — трясущейся рукой она провела по его щеке, на которой поблескивала рана. — Пустое, — он поспешно поцеловал её руку. Я бы с радостью увидел правду И противостоял бы каждой лжи Внизу что-то страшно загремело, и Румата напрягся. «Ах твари безмозглые! Облезлые псы!» послышалось оттуда, а затем последовал непродолжительный лязг, грохот и ругань. Румата двинулся к двери. Кира за ним. — Кто это? — спросила она. — Дон Кондор, — с некоторым удивлением ответил Румата, а про себя подумал: «Что он тут делает?» Дон Кондор стоял посередине зала, тяжело дышал и вытирал выступивший на лбу пот. Он осматривал трупы вокруг себя — с перерезанными или свёрнутыми шеями, окровавленными животами, выпученными, либо закрытыми глазами. В углу, с опустившимися на пол словно у марионетки руками, сидела кухарка; она уронила всклокоченную голову на грудь. На голубом фартуке в районе сердца разрасталось, расползалось багряное пятно. Дом в одночасье затих. По полу были разбросаны мечи, ножи, дубинки. За окном изредка ржали и фыркали лошади. — Дон Румата! — воскликнул Кондор, заметив подошедшего друга. — Досталось вам, я погляжу. Где Кира? А, вот она, бедняга… Девушка стояла за спиной Руматы. Она вцепилась побелевшими пальцами в кожаный рукав его камзола и тряслась, словно в горячке. Потерянным взглядом Кира смотрела на тела и коротко вздыхала, когда замечала мертвого слугу. — Иди сюда, маленькая. — Румата обнял её, и она уткнулась ему в грудь, зажмурив глаза. — Больше они никого не тронут, — вздохнул он. — Антон, нам надо улетать, — покачал головой дон Кондор. — Знаю, — он кивнул, — летим. Сейчас же. «Я больше не собираюсь здесь оставаться и оставлять Киру». — Румата погладил пышные волосы девушки тыльной не запачканной стороной ладони. Я бы с радостью жил своей жизнью

***

— А на Земле нет серых штурмовиков? А монахов? — Штурмовиков нет, а монахи мирные, они никого не убивают. Кира прижимала носовой платок к ране на щеке уже несколько минут, хотя кровь подсохла и больше не сочилась. — А ты научишь меня вашему языку? — Конечно, маленькая, — он устало улыбнулся. Румата вдруг почувствовал себя странно-спокойно: вертолёт летел над изумрудно-зелёными деревьями, навсегда покидая проклятый Арканар. Сначала девушка напряжённо сидела в кресле, сцепив пальцы, но скоро смотрела на пейзажи с любопытством и уже не боялась «железной птицы». Сейчас Кира прижималась к Румате и разговаривала с ним, постепенно задремывая. Пилюля начинала действовать. Наконец девушка положила голову ему на плечо и закрыла глаза, проваливаясь в дремотную темноту. Кира вздрогнула, когда вертолёт стал снижаться. — Добро пожаловать на Землю, — бодро объявил Кондор. Румата поцеловал её в губы и обнял — он давно мечтал увезти её. Туда, где её не убьют за рыжие волосы или просто ни за что. Поверь мне, я бы все отдал за это Трава задрожала и легла пластом, когда вертолёт снизился почти до самой земли; он сел, приминая траву тяжёлыми шасси. Лопасти, постепенно замедляясь, вскоре остановились совсем, и дон Румата спрыгнул на землю. Кира осторожно высунулась и огляделась: лес, поле… Ничего из того, что она не видела в Арканаре. Но всё же что-то было другое: воздух, который не пропитался запахом крови и гари, отсутствие страха… Она опёрлась о руку Руматы, аккуратно ступила на выжженную солнцем траву и посмотрела на своего возлюбленного: он улыбнулся, впервые так искренне. — Вот мы и дома, маленькая. Кира взглянула на траву и вдруг пошатнулась. — Румата! Смотри, там кровь! Он посмотрел туда, куда она указывала. — Нет, нет, это не кровь, всего лишь земляника, — Румата сорвал несколько душистых ягод и протянул девушке. На его ладонях остался бледно-красный земляничный сок. Подари мне чудо