Смеркалось. Первые алмазные россыпи звёзд появились на небосклоне. Ветер исчез. Воздух стоял плотным маревом. Казалось, весь окружающий мир замер, готовясь попасть в лапы к морфею. Александр Псина возвращался с футбольной тренировки домой. Парень устал физически: все мышцы ныли. Устал морально: неделю назад он расстался с любимой девушкой. Телом юноша был здесь, но мысленно он общался
с Катенькой. Хотел бы он двигаться быстрее, тем более впереди — зловещий проход между третьим и вторым подъездом. Но… что-то заставило молодого человека притормозить…
Вот это битва… Прямо в переходе разыгрывалась преинтереснейшая баталия: пёс, которого все именовали Сандор, за злобную и безобразную морду, был атакован птичкой, чуть больше воробья. Не просто атакован, а фактически — заклёван. Что сделал этот громадный зверь мелкой пичужке — не понятно. Но, спустя несколько минут вращения вокруг себя волчком, громкое клацанье зубов и злобный рык, чудовище сдало позиции, шкодливо поджало хвост и ретировалось из ниши. Птичка вылетела следом за зверем, но… передумав, вернулась назад.
Сане это показалось забавным.
А может, бьет — значит любит? Он перешёл через тротуар, бездумно пнул растущие кучно дождевики* и только шагнул в чёрный ход, как был стукнут чем-то тяжёлым по голове. Не до смерти, но ощутимо.
Странно. Никого там, кроме птички быть не могло. Парень крутнул головой —
ёпт, точно никого. Передёрнул плечи и, решив двинуться к подъезду, получил новый тумак, много ощутимее предыдущего.
Что со мной? Голова кружилась, глаза предательски закрывались.
— Эй, Псина, ты чё? Жив? Двигай попой, штаны снимай — драть тебя буду.
— Кто ты? — Еле слышно задал вопрос Саня, плавно оседая на бетон.
— Чудилово, громче звуки исторгай, — хриплый голос явно стебался.
Два мощных удара в живот, скрюченная поза эмбриона довершили картину маслом. Нет, совсем не так, молодой человек планировал свой вечер. Дома, буквально в пятидесяти шагах, ждала мама, красивая, добрая, понимающая.
Жарила, наверное, пирожки с зелёным луком и щавелем. Ждала своего младшего сына и…
— А ты не припух, малыш? Что лежим? Я не люблю команды повторять. — Смачный тычок в область почек. — Давай, не тяни резину. Пять минут моего удовольствия и побежишь к мамочке плакаться, как тебя изнасиловали.
Зрение возвращалось к мужчине. Силясь открыть глаза, он ощущал чьё-то мятное дыхание. Наконец, усилием воли, глаза были открыты.
А…А…А… Е-моё, это смерть… А… Мамочка… Слезы непроизвольно брызнули из глаз, тело не слушалось команд головы: руки и ноги, будто отнялись.
— Заткнись, падла, набежит всякая «шушера», а делиться я — не люблю.
В рот к молодому человеку была засунута ветошь. Ни вырвать, ни поорать и тяжесть во всём теле. Ко всем прочим неудобствам, чья-то рука ловко пыталась стянуть штаны вместе с трусами.
У руки получилось это подлое действо.
— Э, ты того, импотент, да? Хихикнул «квазимодо». — Ясно, почему тебя Катька бросила. — Низкий утробный смех, казался нереально зловещим.
— Катерину — не тронь, мразь! - мысленно отвечал парнишка.
Пять лет жили с девочкой, пока она не закончила мединститут, а закончила — покрутила задом и сбежала. Дрянь. Любимая и родная, я так за тобой скучаю, Катенька. Вернись ко мне, душа моя.
— Ага, заливай мне. — Рука наглаживала член, но… тот не то, что не хотел вставать, он хотел уменьшиться и втянуться. — Чуешь? Ты безнадёжен, как и твой друг. — Вставай, любимый, а то…почки застудишь. — Эсесовец подозрительно заботливо подтянул трусы, подпихнул футболку в штаны. — Ну, помогай, здоров ты больно, не дотащу.
Саня ели-ели шевелился. Пытался встать, но безуспешно.
Голове досталось больше всего.
— Даже не думай, не оставлю. — Толчок, подъем, опора, медленное движение. Сорок шагов до подъезда, десять в подъезд, два лестничных проёма и… долгожданный звонок…
Рамштайн… Моё сердце стучит… Мама — дома… Наконец то есть силы освободить рот от кляпа.
— Пташка, ты где моего нашла? Что с ним? — Голос женщины дрожал.
— Без нервов, мамаша, хотела вязку произвести с вашим драгоценным любимчиком, но, Старые Боги сегодня на его стороне. Его девственность, пока, осталась нетронута. — Дерзкий смешок.
Обе женщины сопроводили молодого человека в комнату, уложили на кровать, достали кляп изо рта и, вернувшись в коридор продолжили «камеди батл».
— Ещё раз увижу рядом — сожгу вторую половину рожи лица! — Грозно заявила хозяйка квартиры.
— Увидишь. Жги! — Отвечала гостья.
— Вали от сюда, пока милицию не вызывала.
— А пирожок? Свеженький? В доме, так «жрачно» пахнет лучком и яичком.
— Ты вообще наглость потеряла? Я ведь не мужчина, — карающая длань матери, автоматически, спружинила хук слева, кручёный, яростный, удачный.
— Э, мамаша, утихни маленько. — Завопила не опоздавшая уклониться девушка. Знаю: твоего супруга-защитника, сына старшего, Володьку, тебя уважаю. А Саню — люблю давно. Хочешь, Катьку его попорчу маленько? Так, чтоб знала своё место.
— Дура ты, Пташка, закрой дверь с противоположной стороны.
— Где это? Как это? Смотри мать, нет у меня трёх высших. — Зычный голос смеялся над бедной женщиной.
— Уйди с моих глаз!
— Не гони. Всё одно под дверью буду.
— Сейчас, мужики
, муж и старший сын придут.
— Ну, Вовку и Леху пропущу. И…я жрать дюже хочу. Дай пирожок, хоть один.
— Клава, дуй отсюда, хреновый из тебя герой-любовник.
— Ну, блин, хоть сто рублей дай, ма…
— Денег не дам. Опять фуфыриков налопаешься. — Женщина развернулась, резво прошла на кухню, ухватила четыре пирожка со сковороды, завернула их в льняное полотенце и вернулась в холл. — Лопай, и… иди…
— Так много?
— Помогите мне, Семеро, у меня дела: надо ещё овощи чистить, завтра муж в командировку, Вова на завод. Сашенька, если отойдёт, в институт. Некогда мне с тобой болтать.
— Некуда мне спешить. Я, могу соорудить помощь тебе, тут прямо, в коридоре.
— Уговорила, давай я тебе чаю налью и сто рублей дам, только исчезни.
— Не, мне деньги не нужны, — обиженно всхлипнуло чудовище. — Я любви хочу, внимания, ласки, вон вы как всех обхаживаете, приголубливаете.
— Ты моего ребёнка побила, а я должна тебя, что, обнять и поцеловать? Не жирно?
— Согласна на чай. - Вздохнула девушка.
Александр очнулся в своей мягкой кроватке.
Жив. И от этой мысли радость охватила всё его существо. После, проверив все конечности, и поняв, что с ним все в порядке, он стал прислушиваться к разговору. На кухне говорили две женщины. Одна — теплым, волнующим голосом —
точно мама, второй был низкий и прокуренный —
чудовище, — ужаснулся он.
Мама знает Иных, великанов и мутантов… Мама … Сознание вновь отключилось.
— Маманя, как долго ваш мальчик спать будет?
— Сгинь из комнаты ребёнка, Пташка!
— Ути-пути маленький, двадцатичетырёхлетний ребёночек. Дай-ко я тебе спинку почешу, ну и прочие места, близко находящиеся.
В принципе, мужчина уже проснулся, но открывать глаза не спешил.
— Кто бы ты ни был — покинь мою комнату, — серьёзно произнёс Саня.
— Как бы ты ни просил — никогда!
— Я хочу в туалет!
— Тебе подержать? Я только за, — раздался хриплый смех.
— Пошло, глупо, не смешно.
Александр открыл глаза — рядом сидела стройная девушка: тонкая талия, шикарная грудь, острые ключицы, иссиня-чёрные волосы ниже плеч. Модель, мечта мужчины. И вдруг, красотка развернулась другой стороной
я описался : вторая половина лица почти отсутствовала, жуткие ожоги, почти до кости, оплывший глаз да обрубок уха завершали портрет.
Я никогда не видел таких уродов.Он инстинктивно подтянул одеяло повыше и отодвинулся от терминатора.
— Испугался, малец?
— Да, нет. Александр вспомнил давний, мамин рассказ о девочке, которой сестра жгла лицо на печке, за каждый малейший проступок. Мама, на добровольных началах, ходила в неблагополучную семью и ухаживала за бедняжкой.
Пташка, её фамилия Пташка. Псину побила Пташка. И в проходе — победа была за птахой. Парень горько ухмыльнулся.
— Вставай, не буду тебя смущать, интеллигент хренов.
— Попрошу не выражаться! — Возмущённо сказал парень.
— А я — наложить хотела на твою культуру-литературу, — огрызнулась девушка, выходя из комнаты.
— Ребята, завтракаем и по коням. — Донёсся из кухни голос мамы.
— Саша, как ты? — Голос матери дрожал.
— Почти нормально, мама.
— Как ты мог не заметить эту шпану?
— Задумался, и… не было её в переходе. Зуб даю — не было.
— А ну, давай свой зуб. Была я там, на балочке* лежала долго. Пока тебя не дождалась.
— Ах ты, птица, недостреленная! Саша возмущённо потряс кулаком перед носом девицы.
— А что я, я - люблю тебя, — с улыбкой отвечала Клава. —
Бью — значит люблю.
— Катись ты в пекло с такой любовью.
Я — Катеньку люблю.
— Я Катю люблю, — саднящий голос издевательски тянул гласные. — Знаю я твою любовь. С тобой жила, а по ночам — официанткой подрабатывала в ночном клубе. Поведать, как она домой возвращалась? Каждый раз с новым парнем. А ты где был? В квартире ждал. Правильный, хороший, культурный мальчик.
— Заткнись, чудовище, — голос Саньки оборвался. — Прости, вылетело. Не хотел.
— Проехали, знаю я, что не красавица, — девушка всхлипнула.
— Ну, вы позавтракали? — Мама вошла в кухню, как богиня, вся ухоженная и элегантная.
— Нет! — В голос гаркнула молодёжь.
— Чур, меня, чур, — дама бесстрашно потрясла перед ребятами чесноком -
это, первейшее средство от сглаза и простуды, должно находиться на столе постоянно.
— Прости меня, — опять хором сказала парочка.
Женщина чему-то улыбнулась. И эта сердечная улыбка была на её лице всё то время, пока она раскладывала по тарелкам жаркое, аккуратно выполняла нарезку овощей, веером складывала пирожки. — Поторопитесь, пожалуйста, меня работа ждёт.
***
Имела ли эта история продолжение? Возможно.
В нашем мире всё возможно. Доподлинно известно только то, что мама, пользуясь должностью ревизора ТСЖ, провела внеочередное собрание многоэтажного дома, итогом которого стало единогласное голосование по вопросу закрытия арки между подъездами. Спустя пару дней, на месте зияющего прохода стояли решётки с одной и другой стороны.
***
*Дождевик или пылевик (семейство шампиньоновые) густо растущий гриб, с мая по ноябрь.
*Сквозной проход между домами (арка) см. СНиП 01.31.2003. Здания жилые многоквартирные.
*Шушера — никчемные люди, сброд (разг.)
*Квазимодо — горбатый звонарь из романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери».
*Балка — конструктивный элемент в строительстве.
