***
Город разгорается на кончике неоновой спички, истекает клубной люминесценцией и спускается лавинами бликов по не железному костюму. Красный в темноте кажется багровым, будто проступающие пятна крови из кошмаров (чьих?) скользнули в реальность, а фосфорные белки теряются среди серных искорок, слепящих Питера с каждой секундой все сильнее. Он старается не смотреть вниз, на город, прогревающийся теплом иллюминации, и на Железного человека – часть города, даже на высоте тонущего в фонариках-огоньках и веселье. – Мне кажется, что я готов сделать больше, помогать больше, я ведь не беззащитный мальчик, – говорит, пока голос не сливается с гулом рекламы из проезжающего внизу фургончика. Мелодия до безобразия простая и искусственная, Карен спела бы лучше, но она подходит к происходящему настолько, что Питер сделал бы ее саундтреком. – Хотя Вы меня все равно не слышите. – Если тебя волнует только это, то я тебя слышу. А что-то подобное от тебя – уже не первый раз. – Тогда почему, черт возьми, Вы не реагируете? Вам было бы куда проще прислушаться ко мне, я бы мог много в чем помогать, Вы ведь не постоянно в городе, – прерывается, вдыхает судорожно и рвано, словно задыхается из-за скомканных слов в глотке. – Я могу больше, чем быть на подхвате для полиции, – молчит, не говорит: "Я хотел бы быть для Вас". Костюм не двигается, он в темени – монолит; отблески замирают на поверхности импрессионистской рябью, застывают, не расходясь мазками по кромке, будто кто-то специально держит фонарь, чтобы не рушить атмосферу. – Питер, пойми, у меня достаточно проблем для того, чтобы прибавлять еще одну. Ты достаточно помогаешь тем, что делаешь сейчас, кроме тех ситуаций, когда пытаешься поссориться со мной. Паркер фыркает, дергая головой, когда ветер сдувает капюшон толстовки, и его бормотание перекрывает поток воздуха, ударивший в лицо запахом горящей серы и тлеющего дерева. Город внизу горит, и крошечные огоньки душат Питера, стискивают до своих размеров и не дают вырваться. – Я должен был понять, что это бесполезно. Вы даже поговорить со мной по-настоящему не можете, – крик разлетается над угольками вместе с углекислым газом, но его недостаточно, никогда не будет достаточно, чтобы потушить все. – Вы даже поговорить со мной не придете! Паутину в темноте видно размытым белесым пятном, наверное, из-за ударившего по сетчатке ветра, но это не мешает лететь вниз, в жаровню, на своей собственной тарзанке. Тони смотрит на все сквозь мерцающие прорези и не поднимает забрало.***
Тони делает вид, что не хочет поручать Хеппи найти Паркера потому, что это его не интересует; получается замечательно, особенно, когда он под слоем брони, той, которая монолит в светящейся темноте города, и защитный панцирь, который пробьет не пуля, но слово, днем. Старк говорит, что ему не до этого: у него сбежавший Капитан Америка и переезд из Башни, мальчишка совершенно лишний. Гудки вписываются в систему убеждений как-то слишком легко, выщелкивают протяжные завывания прямо в уши, пока их не перебивает автоответчик с глуповатой записью. Тони бы вспомнить, что Питер – маленький мальчик с сердцем размером со звезду смерти и глазами, которые горят ярче любого ее оружия, но в итоге он слушает голос Питера раз за разом и отключается после сигнала.***
– Я приготовил тебе новый костюм. Тони Старк среди покореженных мусорных баков и разложившейся на мелкую крошку кирпичной кладки смотрится чужеродно, не то, что Питер, погребенный под этим кварталом заживо. Паркер здесь, в геометрии переулка, – органичный элемент, прямоугольный параллелепипед в паучью сеточку, запрятанный среди ошметков пластика. – Тебя ждет место во Мстителях, – говорит, – ты же этого хотел. Питер улыбается горько, и по черным полосам расходятся не видные глазу трещины, что прорываются все глубже к остову. Он не может ответить, потому что в горло будто затолкали его собственный костюм (костюм Старка, Питер, он не твой), и ткань раздирает горло с каждым вдохом до крови и судорожных спазмов. За поворотом проезжает все тот же фургончик с примитивной музыкой и слоганами, только в мире Питера Паркера он такой же чужой, как и Железный человек. Он не вписывается, не втискивается в антураж разбитых надежд и иллюзий. – На этот раз красно-золотой, я надеюсь? – Паркер срывается на истерический смех, и Тони кажется, будто мир схлопнулся до поджавшихся губ в паутине и дрожащих плечей. – А то цвета Капитана мне не слишком-то идут, уж больно мало общего у нас с ним. Старк не знает, что сказать. Он действительно нездешний, масштаб не тот и злодеи слабые и беспомощные, и все это он сам швырнул себе в лицо, мол, смотри, куда ты отправил мальчишку. – Питер, я хочу все исправить, – подходит ближе, чувствуя, как под ботинками крошка перемалывается в пыль, что въестся в асфальт рыжеватым меланжем. Он сам бы хотел, чтобы паутина так же прилипла к костюму, каждой его ворсинке, если бы это означало, что Паркер согласится и пойдет за ним, как был готов сделать сначала. – Мы анонсируем нового члена команды, ты будешь работать с нами, как мечтал. – Знаете, мистер Старк, наши мечты не всегда оказываются такими замечательными, как думается, – пожимает плечами, и это – единственный момент, когда они перестают дрожать в эмоциональной лихорадке. Тони хочется обнять Питера и вывести его из кирпичного тупика, но он как-то комично застывает не в силах сдвинуться с места из-за слов и тона Паука. – И да, я-то Паук и без костюма, а Вы без брони какой?***
– ...цвета Капитана мне не слишком-то идут, уж больно мало общего у нас с ним.***
Питер – радиоактивный паук, жалящий сильнее самых ядовитых змей. Таких держат в стеклянных кубах на полках или вставляют ссохшимися в рамку. Таких не зовут на псевдо-стажировку и не создают для них костюмы. Таких (не) любят.