I LUV U, BABE

Всякий день начинается с утра, но не всякий становится значимым. А чтобы попробовать его таковым сделать, нужно, как минимум, встать с кровати. На такой уверенной ноте самоубеждения Виктор выбрался из объятий Юри и неуверенно пополз в ванную. Обернулся, не удержался и вернулся назад, чтобы, довольно жмурясь, поцеловать его в макушку, нос и плечо. Урвал свой единственный шанс на утренние поцелуи, потому что Юри этого не любил. Позволял к себе прикасаться исключительно после того, как они оба умоются и почистят зубы. Виктора это убивало, иногда особенно мучительно, потому что по утрам Юри был до того очаровательный, уютный и теплый, что его хотелось тискать, трогать и прижимать к себе до болезненных хрипов. И целовать-целовать-целовать. Не останавливаясь. Виктор долго, со вкусом потянулся, тяжело вздохнул и подошел к окну. Густая темнота раннего зимнего утра все еще уверенно заливала все вокруг, и не думая перетекать в рассвет. По ту сторону тонкого стекла глухо ворчала дорога, поскрипывал под чужими ногами свежий снег, наваливший ночью. Маленькие солнышки рыжих уличных фонарей грели промерзший Петербург теплым светом. В такие моменты, как этот, в груди у Виктора все медом заливала любовь к родному городу. Хотелось обнять его весь-весь, прижать к сердцу и вобрать в себя, чтобы потом разделить с теми, кто дорог. За спиной послышался тихий шорох ткани и невнятное бурчание. Юри перевернулся на другой бок и с головой нырнул в укрытие огромного одеяла. Виктор знал, что там, внутри, он свернулся калачиком, притянув одну руку к себе, а второй обнимая его подушку. Сердце, переполненное теплом и любовью момента, тяжело бухнуло в груди – еще немного и лопнет, не вместив в себя столько нежности. Поэтому, плотнее задернув темные шторы, Виктор тихо сбежал из комнаты. Юри проснулся только через несколько часов. За окном солнце уже распустило свои по-зимнему скромные лучи, а Виктор успел выгулять Маккачина, приготовить незатейливый полезный завтрак и сидел на кухне, скроля ленты соцсетей и потягивая чай вприкуску с яблоками. Юри вошел туда с хмурым лицом и явным недовольством и сразу завернул к столу. – Утра, радость моя, – поприветствовал Виктор и одарил улыбкой сгорбленную фигуру и встрепанный затылок. – Не выспался? Чайник буквально несколько минут назад ски… пел. Юри с шипением отдернул руку от горячего металлического бока и прижал пальцы к мочке уха, сложил губы в тонкую обиженную нить. – Ну что ж ты, горе мое луковое. – Виктор тут же оказался рядом, перехватил руку и поцеловал обожженные подушечки, каждую по отдельности и все вместе, а потом и вовсе прильнул к Юри всем телом. – Меня чайник обижает, – совершенно по-детски пожаловался Юри. Его грустный выдох скользнул по шее Виктора, руки сомкнулись за спиной. Юри поднял лицо, и у него были до того разочарованные глаза, словно он только что не об чайник обжегся, а как минимум, потерял любимые коньки. – Юри-и-и, – протянул Виктор, чувствуя, как его накрывает огромной волной под названием «любовь к Кацуки Юри», от которой не сбежать, не спрятаться – только смириться и попытаться не захлебнуться в ней. Он поцеловал его. В ушах встал белый шум, перед глазами в темпе Юри-на-льду заплясали цветные круги, и если бы не дыхание Юри, отдающее мятой, Виктор уверен, он бы умер прямо на месте просто от того, что забыл, как правильно дышать. Было ли это нормально? Виктор не знал, но знал кое-что другое – без этих чувств и без этого человека, без ежедневных микроинфарктов и помутнений рассудка от одного его нахождения рядом, без этой крепкой до боли любви он просто не выживет. Больше не знает как. Юри отстранился, его лицо выглядело уже не таким печально хмурым. Виктор все еще держал его руку в своей. Поддавшись настроению, он примостил вторую на его талии и легко отвальсировал к обеденному столу. – Сиди, я сделаю тебе кофе сам. – Спасибо, – выдохнул Юри с маленькой улыбкой. – Люблю тебя. – И я тебя, счастье. Прихожую вспорола трель дверного звонка. Юри дернулся от резкого звука, бахнулся коленом об ножку стола и нахмурился снова. Виктор вздохнул. – Я открою, – сказал Юри и скрылся из виду, когда дверь дрогнула от сильного удара. Видать, ногой били. – Ты дохмуришься и покроешься морщинами раньше меня! – беззлобно крикнул Виктор ему вслед и хохотнул ехидно себе под нос: – И я буду звать тебя печеным яблочком. На пороге стоял Юра. От него дохнуло морозным воздухом и запахом свежей выпечки. Юри улыбнулся, окинув взглядом огромный тигровый шарф, обернутый как бы вокруг шеи, но чуть ли не по самые брови, и огромную безразмерную куртку, из-под которой торчали тощие подростковые коленки в штанах в облипку. – Морнинг, голуби! – поздоровался Юра, четко проговаривая «р» и «г», по всей видимости, призвав всю мощь русского акцента на свою сторону, и бесцеремонно впал в квартиру. – Привет, Юрио, – ответил Юри, изумленно приподняв брови. – Юрочка! – выплыл из кухни Виктор, – какими судьбами? Юра плюхнул на полку бумажный пакет из своей любимой пекарни и принялся разматывать шарф. С каждым витком на свет появлялись покрасневшие уши, щеки и нос. – Не, ну а че? У нас тут выходной, и вы думали, что я вам дам его вдвоем провести? Да щас! Не дождетесь! – он ловко выскочил из куртки и, запихнув шарф в рукав, повесил ее на крючок, сбросил кеды и спросил, подняв бровь: – Чего стоим, кого ждем? Погнали на кухню, я жрать хочу, – и был таков. Юри тяжело вздохнул, подхватил его пакет и отправился следом. Виктор протянул к нему руку и зарылся пальцами в волосы на затылке, целуя в лоб. – И не вздумайте там у меня за спиной лобызаться! Плакал их ленивый выходной. С завтраком было покончено только когда в холодильнике закончилось все самое, по авторитетному мнению Юры, вкусное, как и булочки, которые он принес (и даже Юри пришлось с печальными глазами стрескать одну, несмотря на то, что он был на строгой диете, потому что «ниче тебе не будет, Кацудон, пирожки моего дедушки хавал – и тут не отвертишься! Давай, один раз не пидорас, лол. Хотя откуда тебе знать!»). Они переместились в гостиную, развалившись на диване, и Юра с довольным оскалом затребовал достать «плойку». У Юри опасно сверкнули глаза, Виктор тоже воодушевился, и следующее неопределенно большое количество часов кануло в небытие, погребенное кучей шутеров и файтингов, которых у Виктора, с появлением в его жизни Юри, стало больше раза в три. К тому времени, когда Юра устал орать о том, что Юри хренов читер, а Виктор отвалился уже пару часов как и лежал безвольным телом на полу, грея ноги в шерсти Маккачина, а руки – под кофтой Юри, чей-то желудок напомнил о том, что они просрали обед. – Юрочка заточил все самое вкусное, – глухо протянул Виктор в живот Юри. – Поедемте в магазин? Можно до Ашана или до Ленты, она поближе. – А что, Пятерочки и Магниты уже не для твоей королевской задницы? Думаешь, не влезешь? – поддел Юра, отложив джойстик, с хрустом потянулся и, откинувшись на пол, тут же встал на мостик. – Спорим, тебе так уже слабо? Виктор фыркнул и, перекатившись на спину, скопировал Юрину позу. – Поборемся, педик мелкий? – спросил и двинулся на него, смешно перебирая руками и ногами. – Твоюматьпомогите! – взвизгнул Юра, шлепнулся на спину и загоготал, хрюкая на вдохах. – Фу ты, – сплюнул Виктор. – А ты, Юри, не хочешь? – Нет, спасибо. Воздержусь, – спрятав широкую улыбку, ответил Юри, но зацепился взглядом за светлую кожу и подтянутое тело Виктора, все еще стоявшего на мостике с задравшейся кофтой, и поспешно отвернулся, пряча голодный взгляд и румянец на щеках. – Фу, опять вы за свое! Вы слишком древние для этого дерьма, окститесь! – Завидуй молча, Юрочка. Виктор показал Юре язык и полетел на пол, сбитый меткой подножкой. С горем пополам собрались они минут через сорок, не меньше. Юркины подъебки на этот счет росли с каждой минутой в геометрической прогрессии, а Юри все гадал, когда же глаза Виктора закатятся настолько, что он не сможет раскатить их обратно. – Черт, Юри, стой! – опомнился Виктор, когда они спускались по лестнице на первый этаж. – Я ключи от машины забыл… – Ох, Виктор! – Юри потер переносицу, разворачиваясь. – Мы же еще перед выходом проверяли, все ли на месте, как так? Ну, набери Юрио, он все равно еще должен быть там. Пока свой шарф замотает. – Да ладно, сам поднимусь, тут же недолго. Подождешь у машины? – Подожду, куда денусь. Только недолго, а не как обычно. Виктор упорхнул наверх, а Юри прошел последний пролет, парадную и вышел на улицу. За день солнце почти не прогрело воздух, поэтому мороз тут же ущипнул за нос и куснул за пальцы. Юри торопливо натянул перчатки и пошел к машине. Белая тойота Виктора стояла почти у самого подъезда, припорошенная слоем снега за ночь. Юри несколько раз обошел ее, бесцельно осматривая, и остановился у передней пассажирской двери, надеясь, что долго этих двоих ждать не придется. С ветки голой рябины над ним вспорхнула птица, с гроздей ягод на голову и плечи посыпались островки снега. От нечего делать Юри занес руку и начал выводить линии на стекле авто. Одна, другая, третья – из нескольких кривоватых отрезков вырисовалось сердце. Юри смущенно закусил губу и осмотрелся по сторонам – двор был тихий и пустой, совсем ни души. Поняв, что его никто не увидит и не осудит, Юри по-ребячески улыбнулся и дорисовал по левую сторону от сердца еще одну палочку, а по правую – глубокую дугу. Подумал еще немного и подписал снизу слово. – И что это мы тут делаем, м? Юри чуть не подскочил. Видимо, он так увлекся своим художеством, что не услышал, как Виктор подошел к нему со спины. Надпись «I ♡ U, babe», выведенная им собственноручно только что, говорила все за него, но Юри хитро улыбнулся и ответил: – О, знаешь, это машина моего мужчины, и, пока я ждал его здесь, я думал о том, какой же он все-таки классный и сексуальный, и захотел сделать ему сюрприз. – Он отклонился, почти опираясь на Виктора, повернул голову и жарко прошептал, опаляя дыханием ушную раковину: – Как думаешь, мне стоит ждать от него ответный сюрприз сегодня ночью? Виктор сдавленно охнул и уткнулся лицом в плечо Юри. – Пиздец! Какие же вы мерзкие. Юра обошел их стороной с лицом оскорбленной невинности, выхватил из руки Виктора ключи, снял сигнализацию и прыгнул в машину, громко хлопнув дверью. Юри прыснул в кулак, но тут же взял себя в руки и с чинным лицом уселся на свое место. Виктор открыл дверь со своей стороны и достал из-под сиденья щетку. – Один момент. Юри, включи печку пока, ладно? – дождавшись кивка, он закрыл дверь и принялся уверенными движениями счищать снег. – Будете так дальше делать, закроюсь в машине на сигналку изнутри, а вас не пущу. Пешком домой попиздуете, – пробурчал сзади Юра, но бросил ключи Юри. – А сам? – спросил Юри, завел машину и завозился с печкой. – На парковке ночевать будешь? – Домой поеду, епт. – Дружеское напоминание: ты не умеешь водить, Юрио. – Практика наш лучший учитель, Кацудон. Из пазов хлынул горячий воздух, и Юри расслабленно откинулся на свое сидение, подставляя потоку чуть замерзшие руки. Виктор все еще шебуршал щеткой где-то снаружи. Звук был странно убаюкивающим и вкупе с теплом прогревающегося салона быстро разморил Юри. Глаза начали потихоньку смыкаться, а сознание уже дополняло реальность лишними звуками и картинками. Юри почти вырубился, когда дверь с водительской стороны распахнулась, и в салон заскочил продрогший Виктор с посиневшими губами и окоченевшими пальцами. – А я говорил тебе надеть парку, а не пальто. И перчатки взять, – выдал Юри для проформы, в то время как сам уже отогревал пальцы Виктора в своих ладонях, легко растирая и разминая их. – Ну, я же не знал, что ее настолько сильно занесло, – насупился Виктор. – Ты мог посмотреть в окно, – ответил Юри, склонился, грея его руки дыханием, оставил по короткому поцелую в центре обеих ладоней и выпрямился. – Все, дальше сам. Виктор одарил его улыбкой и теплым взглядом влюбленных глаз. Вскоре оба поняли, что чего-то не хватало, и синхронно обернулись назад. Юра, стащив кеды и забравшись на сиденье с ногами, весь закутался в свою куртку-безразмерку и дремал. – Может, домой его отвезем? – понизив голос, спросил Виктор. – Нет, пусть еще поспит, – с мягкой улыбкой сказал Юри. – Может, покатаемся пока по городу? Или можем просто посидеть тут. – Нет, Юри, у меня есть отличная идея. Пристегивайся. Юри глянул на него с опаской, но пристегнулся. Пожалуй, за тот год, что они прожили вместе, Юри научился доверять идеям и решениям Виктора, потому что даже если не все получалось в точности так, как он запланировал, итог всегда оказывался лучшим из всех возможных. Иногда даже случалось так, что в процессе все шло через такую жопу, что Юри думал все, кранты, приехали, но Виктор умудрялся балансировать на грани фола. Это было удивительно, на самом деле. Юри украдкой глянул на него из-под ресниц и в очередной раз восхитился тем, какой же Виктор все-таки потрясающий, не как фигурист, кумир, идол, а как человек. Как простой русский мужчина. Да, он более утонченный и изящный, чем многие другие, но и это лишь очередной повод для восхищения. Юри смотрел на него, и не мог оторвать взгляд. Сейчас. Этим утром. Неделю назад. Всегда. Даже тихо отбивающий ритм пальцами по рулю и глупо качающий головой в такт какой-то странной русской песне с ретро.фм, даже с питерской интеллигентностью матерящийся сквозь зубы на «дураков и дороги» (сам Юри понимал мало, но Юра говорил, что Виктор матерится действительно со вкусом, редко, но метко, а уж Юре в этом вопросе можно доверять) – Виктор всегда был для Юри самым лучшим. Они встали на светофоре, и Виктор развернулся к нему вполоборота, с интересом заглядывая в глаза. – Юри, еще немного и ты прожжешь во мне дырку своим жгучим взглядом, – усмехнулся Виктор (даже шутящий свои не-самые-лучшие шутки). – Что-то случилось? Юри качнул головой, улыбаясь тоже. Не мог не. – Просто в очередной раз подумал о том, как сильно люблю тебя. Виктор метнул взгляд на таймер светофора и быстро притянул Юри к себе, обхватив горячей ладонью за шею. Они не целовались всего лишь с утра, сохраняя соглашение не делать этого при Юре, чтобы не смущать его лишний раз, но и эти часы оказались слишком долгими. Теперь губы приятно покалывало, по телу разливался жар, казалось, даже голова кружилась. А мир стоял. Было плевать на неудобное положение и быстро занывшую вывернутую шею, плевать, что Юра может проснуться хоть прямо сейчас. Абсолютно на все плевать, лишь бы касаться невыносимых губ Юри, перебирать мягкие волосы на его затылке и ощущать, как он отчаянно цепляется за руки, словно боясь потерять точку опоры во вселенной. За их спинами возмущенно взревел гудок. Юри мягко оттолкнул Виктора на его место, а сам спрятал лицо в ладонях, неразборчиво что-то выстанывая. – Что-что ты говоришь, Юри? – ехидно переспросил Виктор, облизнувшись, переключил передачу и мягко тронулся с места. – Я говорю, что когда-нибудь ты сведешь меня с ума. Одним своим существованием. Своими… – Юри, – перебил Виктор. – Ни слова больше. Иначе нам придется экстренно тормозить и разбираться с последствиями. Юри снова тихо, но беспомощно взвыл. Пожалуй, они стоили друг друга. Через несколько минут Виктор свернул на парковку и пристроил машину поближе к зданию. Он привез их в знакомый ресторан японской кухни, который они облюбовали почти с момента переезда Юри. Морепродукты там всегда были свежие и хорошего качества, а повара знали свое дело. – Пойдешь со мной или посидишь в машине? – спросил Виктор, проверяя в кармане телефон и, на всякий случай, банковскую карту. – В машине. Лучше нам побыть немного по-отдельности, иначе не доберемся до места назначения, – хмыкнул Юри. – Ты как всегда прав, радость моя. Пойдем вместе – и я зажму тебя прямо в туалетной кабинке, – Виктор похабно улыбнулся и вышел, оправив пальто. – Не скучай, детка. Дверь глухо захлопнулась, и Юри полез в карман за телефоном, чтобы скоротать время за лентой новостей. – Кто бы еще кого зажал, – фыркнул он едва слышно. Виктор вернулся почти через пятнадцать минут с тремя пакетами с фирменным логотипом ресторана. Юри наклонился и с любопытством принюхался. Запах был знакомый. – Бога ради, Виктор, не говори мне, что ты взял кацудон! – Именно его я и взял, – усмехнулся Виктор, и когда Юри уже был готов в священном жесте соединить свои длань и чело, добавил: – Но не для тебя, милый, не для тебя. Для Юры. Юри облегченно выдохнул. – Боже, неужели ты подумал, что я забыл о твоей нелюбви к любым кацудонам, кроме тех, которые готовит Хироко-сан! Как ты можешь так со мной! А как же наша любовь?! А дети?! Куда пойдет наш ребенок? Ты вообще когда-нибудь думаешь о Юрочке? Виктор опять разыгрывал драму, и Юри рассмеялся, наблюдая за его живой мимикой. – Виктор, наша любовь не пострадает, а Юра не наш ребенок. – Ты разбил мне сердце прямо сейчас! Виктор приложил руку к груди и откинулся на сидение. Юри не знал, как перестать улыбаться. Просто не знал. – Так куда мы сейчас? Так и останемся на парковке? – Ты игнорируешь мои чувства! – всхлипнул Виктор, но улыбнулся и, перестав корчиться, ответил: – Пристегивайся, скоро узнаешь. Дорога была недолгой, уже через десять минут Виктор петлял по дворам, что-то высматривая, а вскоре припарковался возле одного из подъездов простой старенькой пятиэтажки. Пока они разъезжали, солнце подкатилось к закату, и теперь на небе клубились, медленно двигаясь на восток, подожженные солнечными лучами облака. – Приехали, – мурлыкнул Виктор и заглушил двигатель. – И где мы? – настороженно спросил Юри. – Тут Юра живет. Вот прям в этом подъезде. – Ты привез нас к дому Юрио? Зачем? – Вот увидишь, так только лучше будет. Мы сейчас подождем, когда Юра проснется, покормим его или отдадим ему его пакет, пусть у себя поест, и отправим домой. Нельзя же ребенку по ночным улицам в одиночку шастать. – Это тебе нельзя, – глухо прохрипели сзади, – а я тут главный авторитет на районе, понятно тебе? С сидения поднялся заспанный Юра с гнездом на голове. Он хмурился и пытался понять, где он и, вероятно, какой сейчас год. – Юрочка! Проснулся, – звонко рассмеялся Виктор. – А мы тут тебя до дома с доставкой до подъезда привезли, как видишь. Есть хочешь? Юра причмокнул пару раз и нахмурился. – Пить хочу. Когда я вырубился? – Почти сразу, как в машину залез, – ответил Юри. – Ясно. Повисла тишина. Юра пытался проснуться и начать осознавать реальность, а Виктор с Юри терпеливо ждали, перебрасываясь взглядами иногда. – Вы, значит, еды на вынос на троих купили? И в машине ее хотели есть? – Виктор пожал плечами, мол, а что такого? Юра тяжело вздохнул и протянул: – Витя – дурачина. Ладно уж, айда ко мне. Не поедете же с голодным пузом обратно… Юра жил на пятом этаже. Как оказалось, снимал квартиру у знакомой старушки, живущей по соседству. Она похоронила своих детей раньше, чем покинула этот мир сама, и теперь у нее остались только эти вот две квартиры и кучка внуков, из которых ладно если половина звонила по праздникам. Юра помогал ей, чем мог: иногда бегал в магазин по вечерам после тренировок, если умел, делал что-то по дому, исправно платил полную сумму аренды, хотя она и пыталась снизить плату. Отец не раз предлагал ему купить собственную квартиру в Петербурге, чтобы не мыкаться по съемным углам и жить на птичьих правах, но Юра упорно отказывался. Он понимал, что если уйдет, эта добрая женщина останется совсем одна, и собственные внуки попросту сживут ее со свету. Это была новая сторона Юры как для Юри, так и для Виктора. Никто из них троих не ожидал, что Юра захочет рассказать что-то настолько личное; наверное, в стенах места, которое он считал почти вторым домом, с котом, вьющимся у его ног, под мягким светом одинокой лампочки его ледяная скорлупа немного подтаяла, и он ненароком показал кусочек своей души в эту брешь. Во время еды Виктор просто спросил, почему он живет здесь, чтобы хоть как-то разрядить непривычную обстановку. Юра начал говорить и не смог остановиться. Его тихий рассказ, изредка прерывающийся небольшими кусочками свинины с рисом, которые он с довольным лицом пихал в рот, глухо отдавался от обоев в мелкий цветочек и кружил по маленькой кухоньке, создавая совершенно новую атмосферу. Слушая его голос и видя выражение лица, непривычно мягкое и сожалеющее, Юри невольно вспомнил их тренировки в Хасецу, когда Юра нашел свое агапе. В тот момент он был уязвимым и открытым. Его хотелось обнять и защитить от всего мира. Сейчас было то же самое. Юри всегда понимал, что Юра более сложный и добрый человек, чем пытается себя выставить, но сейчас они с Виктором оба это отчетливо видели. Прощаясь, Юра стоял в прихожей, неловко переминаясь с ноги на ногу и наглаживая кота, развалившегося у него на руках. Уже переодетый в домашнее, неожиданно такой маленький и хрупкий, в этом странном месте и с этим доверием в глазах, Юра вызвал настолько мощный поток эмоций в душе, что у Юри защипало глаза, и он неловко торопливо попрощался, пытаясь поскорее сбежать. Он надеялся, что Юра не заметил, а если заметил, то простит его за эту сентиментальность. По пути домой они с Виктором не разговаривали. Добирались уже по темноте, поэтому Юри, даже если бы хотел, не стал бы отвлекать его разговорами от дороги. Но он знал, что Виктор тоже обдумывает этот вечер, как и он сам. – Заедем в магазин? – спросил Юри уже на подъезде. – Юрио ведь съел все самое вкусное. – Ты думаешь, я туда влезу? Юра же сказал, что магниты и пятерочки не для моей «королевской задницы». Маленькие улыбки несмело скользнули на их губы, разбивая маску задумчивости. – Не беспокойся, уж я-то смогу совладать с ней. – М-м, какие смелые заявления мы делаем… Ну поехали, посмотрим, на что ты способен, мой смелый мальчик. Юри фыркнул. Поход в магазин растянулся еще на час, и, казалось, они скупили половину того, что там было. Вместительный багажник оказался забит едва ли не под завязку. – Один только вопрос, – устало начал Юри, падая на свое сидение, – на кой черт нам столько еды? – Как это на кой? Поедем завтра к Юре в гости, кормить его будем! Ты видел, что у него в холодильнике? Тарелка пирожков и мышь повесилась! – Виктор, ты злоупотребляешь… – Ну-ка, цыц, – грозно шикнул Виктор, хотя улыбка у него так и рвалась увидеть свет, – ничего не злоупотребляю. Кто их еще, кроме нас, покормит? – Их? – Их, Юри, их. Юри задумчиво нахмурился, а потом изумленно выдохнул. Конечно, разве могло быть иначе? Это же Виктор. И Юри любит его именно за это.