Gloomy Sunday

Неделя. А казалось, он уже вечность в этом замкнутом круге безысходности. Каждое утро он просыпался с ужасной головной болью от похмелья, каждый раз он спрашивал себя, почему все это не могло оказаться просто страшным сном, и каждый раз дивился, как он еще не умер от интоксикации алкоголем. Затем он либо лежал дома, сжирая оставшуюся выпивку, либо шел по барам и клубам, чтобы хоть как-то забыться. Но это никак не помогало. Единственная польза была в том, что алкоголь позволял заглушить его мысли и воспоминания. Но некоторую душевную боль было не заглушить ничем. Сейчас Вэйлон тащился из гей-бара по темной улице воскресным вечером. Когда силы уже начали сдавать, Смитерс прильнул к углу здания, опираясь об него руками. Перед глазами плыло, но он боялся их закрывать. Он боялся их закрывать каждую ночь, потому что знал, что как только он сделает это, к нему вернутся воспоминания о том, что он больше всего хотел забыть. Мужчина достал зажигалку и сигарету из кармана серого плаща и дрожащими руками зажег ее. Как же невыносимо болела голова! А еще невыносимее было у него на душе. Выдохнув, в дыме от сигареты Смитерсу привидилось лицо мистера Бернса, и у него встал комок в горле. Всю эту неделю фантомные образы его начальника преследовали Вэйлона. Он всячески старался избегать любых мест, хоть как-то связанных с Монти. Естественно, мужчина уже неделю не ходил на работу, да и какой в этом был смысл? Собственно, смысла больше не было ни в чем. Sunday is gloomy My hours are slumberless Dearest the shadows I live with are numberless Когда Вэйлон взглянул наверх, он увидел, что небо заволокло тучами, потому что не было видно ни звездочки. Он вспомнил тот день. Тогда было невероятно солнечно, и облаков почти не было, лишь слабый прохладный ветерок тревожил зеленые листья деревьев и медленно помогал слезам на щеках мужчины подсохнуть. Когда поезд его воспоминаний продолжил свой ход, Смитерс все же зажмурил глаза, а ладони его превратились в кулаки. На него снова накатил приступ жалости и ненависти к себе, а сердце сжалось, когда Вэйлон вспомнил образ, который теперь навсегда отпечатался в его памяти. Кожа была такой бледной, что казалось, что холод от нее можно было почувствовать, лишь взглянув на тощее тело мужчины. Эту бледность дополняла ярко-белая, по всей видимости накрахмаленная, рубашка, которая подчеркивала длинную, казавшуюся хрупкой, шею и венок из мелких белых цветов, что украшали его голову. Мистер Бернс наверняка бы был против этого, но кто-то посчитал, что образ злого и алчного старика скрасит этот венок, который и правда придавал мужчине невинности, хрупкости и духовной чистоты. Все это невероятно контрастировало с деревянным гробом, который был покрашен в черный, и с таким же черным костюмом поверх тела мужчины. Смотря на эту картину, в тот день Смитерс еле сдерживал слезы. Ему хотелось схватиться за сердце, потому что оно невероятно болело, словно у Вэйлона кто-то вырвал целый кусок из груди в тот момент, когда мистера Бернса настигла старуха с косой. Слова давались Смитерсу с трудом, когда на похоронах он говорил речь, как самый близкий к мистеру Бернсу человек. Он плохо сдерживал всхлипы, рвущееся из его груди. А солнце радостно освещало кладбище и тех, кто пришел проститься. В основном все из них были тунеядцами, которые пришли бесплатно поесть на поминках. Казалось, весь мир был счастлив, что Чарльз Монтгомери Бернс, этот всеми ненавистный старик, наконец отошел в мир иной, и теперь будет закопан в землю подальше от людских глаз. Все, кроме Вэйлона Смитерса. Вспоминая свою речь, он закрыл лицо рукой, пытаясь спрятаться от самого себя. Даже после смерти его любимого Смитерс не смог выразить свою любовь к нему, сказав лишь только о безграничном уважении и преданности к мужчине и не забыв рассказать миру, каким прекрасным человеком был мистер Бернс. Конечно, он знал, что этот час рано или поздно наступит. Но Смитерс никогда не думал о том, что будет дальше, потому что предпочитал не думать о смерти Монти вообще. И сейчас Вэйлон корил себя за то, что так и не смог преодалеть себя, чтобы сказать мужчине его жизни эти заветные слова. Он ненавидел себя и свою бесхребетность. Смитерс представлял, какими могли бы быть последние дни, недели, месяцы, года, если бы он нашел смелость поведать Монти о своих чувствах. Они могли бы быть вместе, могли бы быть счастливы. Может, мистер Бернс даже бы и не умер неделю назад, наверняка чувствуя себя невероятно одиноким и никем не любимым. Little white flower Will never awaken you Not where the black coach Of sorrow has taken you Смитерсу хотелось завыть от всех этих мыслей. «Теперь ты никогда не узнаешь…» — проговорил жалостливо себе под нос Вэйлон, — «Монти, Монти, Монти…» Смитерс стал нашептывать его имя, словно в попытках, чтобы Бернс его услышал с того света. Но Вэйлон прекрасно знал, что того света нет. Он не верил во все это, хотя в последние дни запоя ему так хотелось в это верить. Верить в то, что мистер Бернс не исчез, что он там, в другом мире, и что Смитерс мог бы воссоединиться с ним. Angels have no thoughts Of ever returning you Would they be angry If I thought of joining you Gloomy Sunday Наконец докурив сигарету, которая вовсе не помогла ему расслабиться, он отлип от стены, сунув руки в карманы, и поплелся дальше по дороге в свой одинокий, мрачный и холодный дом. Теперь его больше не наполнял уют и теплота с тех пор, как эта теплота пропала в душе Вэйлона. По дороге его настигали навязчивые мысли, которые постоянно путались, и Смитерс не мог ничего толком сформулировать. Увидев статую Джебидайя Спрингфилда на центральной площади, мужчину невольно посетили воспоминания. Вот они с мистером Бернсом вместе с разъеренной толпой выслушивают рассказ мальчишки, отрезавшего голову монумента, тогда Монти даже признался ему в любви в порыве чувств. А вот здесь они вместе отмечали праздник Джебидайя, размахивая флажками без задних мыслей в голове. А вот проходил фестиваль, где вместе они беззаботно лизали мороженое. Десятки и сотни моментов заполонили его мысли, и Смитерса со всех сторон окружили тени прошлых лет. Панически оглянувшись по сторонам, Вэйлон увидел множество силуэтов на фасадах домов. Они преследовали его, окружали его и нашептывали что-то. Смитерс ускорил шаг, чтобы скорее вернуться домой, но он знал, что родные стены не спасут его от темноты, что находилась внутри него самого. Gloomy is Sunday With shadows I spend it all My heart and I Have decided to end it all Дойдя наконец до двери своих апартаментов, он еле открыл ее, потому что руки мужчины дрожали. Наконец сумев зайти, Смитерс с громким ударом закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Он подумал, что так пройдет вся его жизнь. Он, как белка в колесе, бежал куда-то, но оставался на месте. Это все был замкнутый круг из воспоминаний о смерти Бернса, ненависти к себе и сожалений о том, что не было сделано, и мыслей о прежней счастливой жизни. Посмотрев в даль коридора, ему казалось, что вот-вот сейчас из другой комнаты выйдет Бернс, как когда он потерял все свое состояние и жил у Смитерса, помашет мужчине рукой и улыбнется. Глаза защипало от подступающих слез. Вэйлон устал от этого, устал от этого цикла страданий. Он прекрасно понимал, что если будет продолжать вести тот образ жизни, что он вел последние семь дней, он никогда не прервет его. Но Смитерс не видел других путей для него самого. «В чем смысл?» — прошептал он, — «в чем смысл, если того, ради чего я жил, больше нет?!» В конце фразы Вэйлон сорвался на крик отчаянья, и из глаз начали стекать слезы. «Это бесполезно…» — констатировал Смитерс, и наконец отошел от двери, направившись в гостиную. «Ах,» — в отвращении воскликнул Вэйлон, когда увидел, в какое состояние он привел свой дом. На полу гостиной был хаос: тумбы и полки были опрокинуты, во многих местах виднелись пятна от пролитого алкоголя, где-то был рассыпан табак и пепел и повсюду валялись пустые пачки из-под сигарет и бутылки от алкоголя самых разных мастей. Такой же срач он развел в прошлый раз, когда он подумал, что мистера Бернса… Soon there’ll be candles And prayers that are said I know Let them not weep Let them know that I’m glad to go Он устало сел на диван и опрокинулся на его спинку, хватаясь ладонью за лоб. Смитерс прикрыл глаза, а в следующее мгновение уже казалось, что он корчился от боли, крепко сжимая веки. Вэйлон закрыл глаза руками, и в темноте ладоней ему казалось, что он видит мистера Бернса. Смитерсу мерещилось что Монти, голова которого была увенчана маленькими белыми цветами, а кожа была бледна с залегшими под глазами темными кругами, подошел к нему, протянул свою костлявую руку с такими тонкими и длинными пальцами и положил ее на плечо мужчины. Когда Вэйлон наконец разлепил веки, перед глазами пошли круги. Комната поплыла из-за слез, что показались в уголках его глаз. В этот момент он принял окончательное решение. Мужчина встал, пошатываясь, с грязного дивана и направился в спальню. Смитерс достал из тумбочки револьвер, от которого, казалось, исходил могильный холод. Он провел по нему дрожащей рукой и сел на край кровати. «Я… Я наконец буду счастлив» — прошептал Вэйлон, снимая пистолет с предохранителя. Подняв на миг голову, в темноте спальни Смитерса снова окружили тени мистера Бернса. «Я буду с тобой, в забытии, неизвестности, я пойду за тобой до конца,» — как психически больной в приступе, Смитерс озвучивал это себе, как навязчивую идею. «Это закончиться. Я буду счастлив, ведь я буду с тобой. Вечно,» — убеждал себя он. Горячие слезы тем временем начали стекать по его щекам. Death is no dream For in death I’m caressin' you With the last breath of my soul I’ll be blessin' you Gloomy Sunday Приставив дуло к виску, он почувствовал холод металла. Тот холод, что исходил от мистера Бернса там, на кладбище. Вэйлон закрыл глаза и в последние минуты он видел за закрытыми веками, как они с Монти лежат в объятьях под теплыми лучами утреннего солнца. Так беззаботно и ласково они нежатся, застенчиво заглядывая друг другу в блестящие глаза. На их лицах расцвели влюбленные улыбки, и двое зажмурились, прижимаясь еще ближе друг к другу. На своих губах Смитерс чувствовал соленый вкус, они все же расплылись в улыбке. Dreaming, I was only dreaming I wake and I find you asleep In the deep of my heart here Казалось, Вэйлон застыл в вечности этого момента, в то время, как прошло лишь несколько секунд. Darling I hope That my dream never haunted you My heart is tellin' you How much I wanted you В мрачной комнате раздался оглушительный хлопок, затем удар, и там воцарилась тишина. Тепло сменялось холодом по мере того, как оно утекало с последним ударом сердца в жизни Вэйлона Смитерса. Gloomy Sunday