Дерево и камень

Холод пробрался под одежду и заставил Анн открыть глаза. Она поправила покрывало, проверила, на месте ли ветки, закрывавшие вход, и замерла: в ее крошечном убежище не было прорех, но было нечто иное. Рука скользнула к кинжалу, хотя оружие бесполезно против бесплотных духов: белое, обескровленное лицо висело в темноте и глядело на Анн, ожидая чего-то. – Я слушаю. Лицо открыло рот. Пока дух говорил, его губы не двигались, застыв в неестественной гримасе: – Сы-ын. Мой сы-ын. Спаси-и-и. Голос становился все громче, а дух все не унимался. – Сы-ын. Мой сы-ын. Спаси-и-и-и-и! Анн поморщилась и попыталась перекричать вой: – Хорошо! Я спасу твоего сына! Дух сомкнул губы, и лицо его сделалось умиротворенным. Гость бесшумно растаял. Анн опустила голову, выдохнув, и заметила на земле нечто блестящее: медная сережка неаккуратной работы и прядь волос, перевязанных шнурком – то или иное должно было помочь ей найти усопшего. Она выбралась из шатра и повязала накидку. Покидать теплое ложе не хотелось совсем, но ночь не бесконечна, а черная кровь обязывает заботиться о мертвецах. Сережка, подвешенная на тонком шнурке, качнулась туда-сюда и перестала метаться. Маятник вывел Анн к дороге, на земле лежали несколько тел, судя по одежде – путники. Никто не тронул ни вещей, ни денег – боялись, что неприкаянные духи накажут за воровство. Анн не боялась. Небогатые украшения и мелкие монеты были платой за работу сарга. Из матерчатого мешочка на ладонь упала пара птичьих когтей – мелкие, но и такие сойдут – сомкнутый бутон ляйхезере пришлось доставать осторожно, не прикасаясь к коже. Когти Анн спрятала в складках одежды покойника, а цветок положила ему под руку. Бутон зашевелился, стебель распался на тонкие лианы и опутал жертву, затягивая тело под землю. Последний час перед рассветом был наполнен ужасами не меньше, чем вся остальная ночь. Звери притаились на кромке леса, они чувствовали присутствие раса лапар – голодных духов – и боялись. Но, когда Анн закончит работу, ничто не помешает им выйти. Забирая плату, она узнала женщину с одной сережкой и повторила клятву помочь ее сыну. Днем Анн видела дым от погребальных костров и знала, что на воз напали из-за отказа передавать в город больше урожая. В том, что деревенские оставили незнакомцев на дороге, винить было некого – после изгнания сарга в горы погребения проводились кем попало и как попало. Закончив работу, она поспешила прочь. Мужчина на другой стороне дороги поднялся на ноги с грациозностью дикого зверя. Хищники увидели в нем более сильного противника и передумали выходить. Линен подошел к захоронениям, разбередил землю носком сапога и вырвал из земли чудовищный цветок. Бледно-розовый бутон распустился, лепестки обняли кисть, впиваясь в кожу мелкими ярко-красными зубцами, лианы опутали запястье, пытаясь переломать кости. Линен издал негромкое рычание и, не обращая внимания на раны, оторвал цветок от руки и сунул в мешок. Домик охотника находился аккурат между лесом и деревней. На пороге, взвешивая на ладони монеты, стоял паренек – безобидный с первого взгляда, но в стрельбе из лука ему не было равных. – Первый покупатель с утра? – Линен подошел к парню и протянул руку, они обменялись приветственными жестами, обхватив друг другу запястья и чуть потянув на себя, словно говорили: «Я держу тебя, друг!» – «А я проверю, крепко ли ты держишь». – Угу, – согласился Лиг. – Я только собрался уйти, – он закинул на плечи сумку, из которой торчали стрелы, запер дверь и подхватил лук. – Жалко тебе что ли птички для девушки? Или белки? – Линен лукаво улыбнулся. – Для имга ничего не жалко! Но я уже упустил первую добычу, пока с ней возился, – парировал охотник и скрылся в лесу, не прощаясь. «Значит, знахарка». Линен втянул носом воздух. Запах почти улетучился: благовонные масла, чей тяжелый аромат запутался в волосах, и разнотравье, пропитавшее кожу рук и одежду. Небольшой костер потрескивал, разгораясь. Знахарка сидела рядом и держала над огнем ветку с нанизанной на нее маленькой птицей. Ее темные волосы выбились из-под капюшона, отблески пламени метались по вьющимся прядям. Юбка с длинными разрезами собралась между ног, обнажая бедра. Когда Линен приблизился, она поднялась, пряча одну руку в складках одежды – должно быть, потянулась за оружием. – Светлого очага, хозяйка, – приветствовал Линен по обычаям гостеприимства. – Доброй дороги, путник. – Позволишь присесть к огню? – Линен протянул руку ладонью вверх. – Садись и будь моим гостем, – Анн едва коснулась его руки сложенными щепотью пальцами. Линен позволил хозяйке очага сесть первой и расположился прямо на земле. Он был настолько выше, что их глаза оказались на одном уровне, хотя Анн сидела на чем-то. – Я бы предложила поесть, но еще не готово, – сказала Анн, медленно поворачивая веточку с птицей. Вторую руку она снова убрала под плащ. – Я пришел не за этим, – сказал гость. Он улыбался так добродушно, словно имел самые благие намерения, но напряженный взгляд выдавал его. – Мне нужна помощь с одним…. зверем. – В деревне есть охотник, – коротко ответила Анн. Она машинально переворачивала птицу и не замечала, что та начала гореть. – Охотник тут не поможет. Мне нужен сарга. Линен вынул из-за пазухи мешочек и вытряхнул на землю умирающий ляйхезере. Едва цветок коснулся земли, Анн поняла: отрицать свою черную кровь уже поздно. Она переместила руку с кинжала в потайной кармашек и вытащила оттуда пару крупных гладких семян. Линен ожидал увидеть оружие и растерялся, когда в костер полетели черные бобы. Огонь отреагировал мгновенно, выпуская ему в лицо облачка ядовитого дыма. Глаза заволокло слезами, он закашлялся и схватился за горло. Ему было так плохо: Линен даже не понял, что ударило его по голове.