Звери

28 мая Я сижу в окопе, и пишу эти строчки. Мне необходимо высказаться, пускай и безмолвным пожелтевшим страницам потрёпанного дневника, который я нашел в одном из зданий. Я не могу молчать. Я был подростком. И как многие парни моего возраста, я мечтал пойти в армию и защищать свою страну. Мы в детстве зачастую играли в войнушку, и мечтали, как будем убивать врагов нашего Отечества, которые захотят захватить нас, наших матерей и сестер. И вот, я на войне. На настоящей, всамделишной войне, защищаю Родину. И убиваю врагов. Мы отбросили врага от наших границ и наступаем на территорию агрессора. Когда я слышал слово "солдат", то у меня всплывал образ чего-то светлого, доброго к родным и союзникам и безжалостного к тому, кто хочет убить его любимых. Теперь это образ чудовища, которое жаждет убийств и крови. Я видел, как мои однополчане мучают невинных, мирных жителей городов врага. Они жгли, насиловали и грабили. Они загнали простой люд в сарай, заперли их там и подожгли. Они слышали их крики, крики тех, кто горел заживо, и смеялись. Они говорили: "Так им и надо!". Я смотрел на них, как на зверей, а они смеялись и спрашивали почему меня рвет. А люди горели. Мне врезался в память крик девочки, она кричала и молила выпустить их. А звери смеялись. Мой рассудок помутился, мне казалось, что это не мои знакомые, а шакалы, гиены, которые упивались чужой болью, как паук мушиной кровью. Мы наступаем. Я вынужден прервать запись. Я продолжу на следующей остановке. 30 мая Фух! Наконец привал. Я все чаще вижу моих однополчан в их зверином облике. Я скорее всего тронулся умом, да? Я опять стал свидетелем жуткой сцены. Пятнадцатилетняя девочка-подросток пыталась спрятать своего маленького брата. Ее заметил Лысый - вожак этих шакалов. Он заржал и указал на нее пальцем, сказав "Гы-гы-гы, смотрите какая целочка! Проверим: а вдруг нет? Ах-ах-аха!". Он подошел к ней и стал лапать, задирать ее легкое платьице в зеленый горошек. Она верещала и просила отпустить ее. Он не обращал внимания на ее мольбы и продолжил свое грязное дело. Она, отчаявшись, ударила его в пах и попыталась убежать. Но парни мигом схватили и повалили ее на землю. Разъяренный Лысый подошел к ней и схватил за волосы. Она вскрикнула. "Ах ты маленькая блядь! Ты у меня еще поплачешь, сучка!" - это он сказал ей и ударил ее по лицу. А я вновь видел животное, настолько мерзкое и отвратное, что меня вырвало. Я блевал, а в голове стояла эта картина - мерзкая похотливая тварь сдирает платье с визжащей девочки. Я не смог более выдерживать это, я ушел. Уходя, я заметил маленького мальчика, который с ужасом в глазах наблюдал, как насилуют его сестру. Я дотронулся до его плеча. Он отшатнулся и посмотрел на меня диким взглядом. "Хэй, паренек, пошли отсюда. Они тебя убьют, если не спрячешься", - шепотом сказал я ему. Он судорожно кивнул мне. "Идем", - сказал я, взяв его за руку. Мы отошли далеко в лес. Я присел так, чтобы наши с мальчуганом глаза были на одном уровне. " А... - А поч-чему в-вы меня спас-сли? - спросил он меня дрожащим голосом. - Потому что они - не люди. Это звери. Они лишь прикидываются людьми. - А разве вы не такой же? Вы же с ними! Эх, как же я жалею что я с ними! - Я совсем не такой. Я не зверь. Беги, беги на север, там наших еще нет. Беги! Пройдя несколько шагов, он обернулся. - А как же вы? Они ведь вас убьют, если узнают! Да, мальчишка, убьют. Но я постараюсь захватить их побольше - Нет. Ведь тебя никто не видел, а я никому не скажу. А теперь беги! Беги, пока не поздно! Паренек оглянулся на меня в последний раз и побежал. А я вернулся в лагерь. Как? Как такое может быть? Почему храбрые и благородные защитники превратились в мерзких шакалов? Я верил, что солдат должен быть храбр и милосерден, убивать чужих воинов, спасать гражданских. А это шакалье... Я не могу. Мы выдвигаемся. Опять битва. Опять. 1 июля Привал. Я больше не могу, я вижу их в животном обличии все время. Они являются сосредоточием жестокости, трупной вытяжкой. Гиены. Они убивали военнопленных самыми изощренными способами. Я видел, как они... Я... я не хочу это вспоминать. Каждую ночь мне снятся кошмары. В них я стою по колено в крови, а голоса всех тех, кого они замучали говорят мне: "Зачем? Почему? Почему ты их не остановил? Зачем наши страдания, каким богам эта жертва? Богу зла? Справедливости? Разве так должно быть?". В этот момент я понимаю, что это говорю я, и во мне начинает разгораться лютое пламя ненависти, и я вижу, как убиваю Лысого - сначала выстрел в пах, затем в обе руки. Потом я подхожу и начинаю дробить его шакальи кости, до тех пор, пока он не умирает. Когда он умирает, я чувствую, как этот дьявольский огонь уходит из меня, а я осознаю, что только что совершил убийство. Я ужасаюсь, но не факту убийства и даже не тому, что я убил своего, а тому, что мне это понравилось. Я кричу. И просыпаюсь в холодном поту с диким криком, рвущимся из груди. Вчера я говорил с капитаном. У нас произошел диалог, который прояснил многое. - Капитан! Разрешите личный разговор? - Да, пройдем ко мне в палатку. Мы зашли в капитанскую палатку. Она мало чем отличалась от солдатской. Сев на раскладной стул, капитан посмотрел на меня и спросил: - О чем ты хотел поговорить? - О компании Лысого. - А что не так? - Капитан, вы сами знаете. Жуткие зверства, пытки и жестокости. Изнасилование, поджоги. И еще много чего, о чем я говорить не хочу. - Я тебя прекрасно понимаю, но что я могу сделать? - Отдайте приказ! Под трибунал их в конце-концов! - Я... я не могу. Пойми, они уйдут и будут продолжать! Но они не будут воевать! Они станут мародерами. - Они уже ими стали. Я пойду, капитан? - Иди. Я вышел из палатки, а капитан остался там. Когда я выходил, у него был очень задумчивый и печальный вид. Я отправился спать. Я опять буду видеть кошмары. Но я привыкну. 3 июля Бойня. Лишь это слово всплывает у меня при вспоминании того, что было сегодня. Город защищали солдаты без оружия. Они бросались на нас с ножами. А мы их расстреливали. Они бежали на нас, стремясь защитить своих близких, не подпустить зверье к ним. Я не смог стрелять по ним. Лысый орал на меня, обзывал тряпкой, бабой, бесхребетным червяком. Но я не стал в них стрелять. Я не мог. Но я понимал, что если на их месте будут Лысый и его парни, то я без сомнений убил бы их. Это уже не вызывало того ужаса. Я понимал, что я хочу этого. Я хочу того, чтобы они умерли! Но ведь это неправильно! Чем я тогда лучше их? Так ли правильна эта война? Защита от агрессора, или же это просто вуаль, которая прикрывает истинную цель - уничтожить сильное государство с сильным народом? Я ни в чем не уверен. 4 июля Я сбегу. Я совершу дезертирство. Я сбегу и уйду в подполье, буду бороться против наших. Я предатель. Де-зер-тир. Если бы слова имели вкус, то это слово имело вкус пыли и пороховой гари, вкус мерзкий, но спасительный. Кто прав, а кто нет, не мне решать. Истина войны размыта кровью. Я бегу. Все собрано, остался последний должок. POV. Я медленно крадусь по лагерю. Взрывпакет в моих руках тяжел, но я донесу его. Я подобрался к палатке Лысого и его своры. Я ставлю таймер на пять минут, бросаю его. И тут из палатки выходит Лысый. "Червяк, что ты делаешь?" - презрительно спросил он меня. "Ничего, шакал." - ответил я ему, вонзая нож в глотку. Кровь фонтаном льется из разорванного горла, а его глаза удивленно смотрят на меня, а горло издает хрип и бульканье. Тело падает, я успеваю подхватить его, и аккуратно положить. Я оттащил тушу за палатку, где и спрятал. Вытащив из горла нож, я вытер его об одежду этой твари. Я вспомнил о таймере и побежал. В лес. И тут я услышал как пуля чиркнула по валуну рядом со мной. Я побежал еще быстрей, начиная петлять. И тут я ощутил легкость, как будто я был... я не знаю с чем это сравнить. И тут я понял откуда она взялась. Я умер. Мое тело падало, а я думал. Что ждет меня? Ад или Рай? И я услышал приглушенный, как будто я нахожусь крайне далеко и в тоже время рядом, звук взрыва. Я не знал, от чего я умер. Может, от пули. А может, от страха. Я чувствую, как мое сознание растворяется, исчезает. Я чувствую лишь одно - уверенность. В том, что я поступил правильно.